Беседы с Майей Никулиной: 15 вечеров - Казарин Юрий Викторович (лучшие книги читать онлайн .TXT) 📗
о-словленное – есть время и деятеля, и самого дела) связаны и простран-
ства, и времена, и время души (бессмертной?). «Тира» – вообще сгусток
времени, окаменевшего, но до сих пор болящего (Колыма). Время печали.
И словосочетание «грозные вехи» здесь остается в глубине лексического
массива, точнее, где-то за ним, – и все еще тем не менее мерцает грозно и
печально. Такова грозная печаль.
Цикл без названия (из трех стихотворений), по первому стихотво-
рению – «Надо же сраму такому случиться…» – это самое таинственное
творение Майи Никулиной (ну, одно из самых). Здесь явная (и явленная:
безымянный, ненареченный, сначала и безместоименный, а потом «он»,
«вы», «ты», сравнение «тебе, как брату» – и в прямом монологе героя –
«я») тайна. Таинственность, загадочность, энигматичность – первичное,
природное качество поэзии.
1.
Надо же сраму такому случиться –
Встал над душою у всех на виду
И закричал, как подбитая птица –
Бабе сподручней жалеть сироту.
Сладко ей верить, что он, помирая,
Только и ждет ее жалких щедрот.
Если последний кусок отбирает,
Значит, уж точно, родню признает.
Да на такую обычную муку,
Да на такую беду налетел –
Как перед светом смертельной разлуки
Пообещать ничего не сумел.
Только кричал кукушонком нежданным –
Коли голодный – уже не в долгу…
Пусть будет сладок твой хлеб окаянный…
Покараулю, сколько смогу…
411
2.
Все ваши соловьиные затеи,
Все шепот, волшебство да колдовство….
Ты маленький, и я тебя жалею
И больше не умею ничего.
Я всякий грех прощу тебе, как брату,
Я доживу и страшно, и легко.
Я знаю все, покуда знаю правду:
Все – черствый хлеб. Ты – мед и молоко.
3.
Из какого ты царства приехал,
Доконал удалого коня,
Не за радостью, не за утехой…
– Посмотри, – говоришь, – на меня.
Я летел, времена обгоняя,
Я не помню ни ночи, ни дня…
Посмотри на меня, дорогая,
Все равно посмотри на меня.
Не всесилен же я и не вечен,
Не всегда мне дышать над тобой…
Ничего я тебе не отвечу.
Ничего у меня за душой.
Разве только случайное право
Пощадить и потом пожалеть…
Мы как жизнь и посмертная слава –
Нам друг другу в глаза не глядеть.
Отношение поэта к «кукушонку нежданному» трудноопределимо:
здесь и жалость (бабья), и нежность (женская), и сочувствие (челове-
ческое), и любовь, но любовь зародышная, еще в семени, не проросшая
(но земля-то готова принять это семя!), и презрение, и отторжение, и…
и т. д. (Такая модальная, эмоциональная, психологическая, интеллекту-
альная и духовная неопределенность – чисто русская черта, вспомним:
«Я вас любил…» Пушкина, – нельзя точно сказать-интерпретировать-
понять, – любит ли герой Ее (их? его? нечто?), не любит, разлюбливает,
влюбляется заново, тянет время и душу, мучает себя и ее и т. д. и т. п.).
Зато финал цикла однозначен: «Мы как жизнь и посмертная слава – нам
друг другу в глаза не глядеть…». Майя Никулина – мужественный и
сильный человек и поэт. Этот цикл грозен. Поэт здесь грозен и по от-
412
ношению к объекту, и к себе, и к тому сгустку чувству (как к сгустку
крови), который отдает и трагедией и даже оттенком угрозы – грядуще-
го наказания («жизнь и посмертная слава» не дотянутся глазами друг до
друга). Страшные стихи. Странный, щемяще-загадочный – и жалобный,
и грозный – тройной вскрик тремя стихотворениями. Самый потаенный
(и интимный, как личное письмо обиде своей) цикл стихотворений Майи
Никулиной.
Цикл «Письма» – это семь поэтических посланий. Адресаты угады-
ваются, но я их не назову (так же, как и героя безымянного цикла, на-
чинающегося со стихотворения «Надо же сраму такому случиться…»),
правда, на одного из них Майя Никулина в одном из очерков указала
сама: седьмое письмо – Решетову.
Экое дело –
Нам на беду
Птица белая
В голом саду.
В перышках редких
Трепет живой
С розовой ветки
Вниз головой.
Жалкого праха
Теплый комок,
Ласковой птахи
Вечный урок.
Что же ты вперил
Очи в нее,
Словно поверил
В сердце свое?
Водишь руками –
Крыша, окно,
Дерево, камень, –
Точно, оно.
Дерево, камень,
Истина, дом…
Маленький ангел
С пестрым крылом.
Все поэтические письма и послания Майи Никулиной к неизвест-
ным лицам представляют собой стихотворения, характеризующиеся по-
413
вышенной энигматичностью. Интимная природа таких текстов Майи
Никулиной силою ее таланта и абсолютного любовного слуха, зрения
и интуиции чудесным образом превращаются в природу и характер ин-
тимных (не в бытовом, но онтологическом смысле) отношений с миром.
Поэтическая интимность Майи Никулиной – онтологична насквозь: боль
персональная становится болью воздуха, земли и всего на свете. Стихот-
ворение о птице-«маленьком ангеле с пестрым крылом» (соловей? пе-
ночка? одна из 40 разновидностей овсянок?) выражает прежде всего то
место, и ту почти пустоту («в голом саду»), которые остались после ухода
времени. Утрата времени. Утраченное время. Стихи мужественные, пря-
мые и честные о том, чего уже не может быть; без каких-либо фантазий
о том, могло бы это быть, и о том, как бы это было. Это – значит лю-
бовь. Это – значит жизнь. Это – значит судьба. Птичка поет: не судьба.
Несудьба.
Майя Никулина – человек земной, а поэт – небесно-земной. И мор-
ской. И степной. И горный. Как человек и как поэт Майя Никулина (я это
знаю) всегда чувствует и крепит, и осуществляет внутреннюю связь
с теми, кто ей дорог. Поэтому Седьмое письмо («Птичка запела…») – это
прежде всего внутренний монолог, который должен быть обязательно,
непременно услышан адресатом. Это не мистика и не парапсихология,
и не ясновидение, и не колдовство (хотя… это – и то, и другое, и третье,
и остальное отчасти), это – прямая, непосредственная ментальная связь
поэта с поэтом (не телепатия, а куда мощнее, непредвиденнее и постоян-
нее). (Признаюсь: мы с Майей Никулиной снимся друг другу. Почему –
другой вопрос. Но снимся. Объяснений много. Но главное – наличие той
самой вибрационной связи (поэт всегда чувствует другого поэта, где бы
он ни был: Гандлевский в Москве, Кублановский в Сорбонне, Верников
в Екатеринбурге, Леонтьев в Санкт-Петербурге и т. д.), связи, которая то
усиливается, укрепляется, то ослабевает, но пребывает неразрывно по-
стоянной. Однажды мы с Майей приснились друг к другу в одну и ту же
ночь. И вот – ей посвященные стихи – по этому странному для всех и
обычному для нас поводу.)
М. Никулиной
Так холодно, что снится
Сама себе синица,
И это снится мне…
Так холодно во сне –
Чужом, большом, громоздком, –
Что вспыхивает мозгом
Воздушный шар зимы.
414
Где пара мыслей – мы:
Синица и прохожий,
На дерево похожий,
Растущее из тьмы,
А на плече – синица,
Которой бездна снится,
Которой снимся мы…
Стихи без посвящений, но посвященные конкретному лицу – самые
загадочные, и частная загадка у Майи Никулиной всегда превышает свой
уровень неопределенности и превращается в онтологическую (бытий-
ную) энигматичность.
Повторю: поэтическое мышление Майи Никулиной разнообраз-
но, и цикличность – не единственный способ поэтического погружения
в мир и поэтического освобождения от персональной гравитации, при-