Беседы с Майей Никулиной: 15 вечеров - Казарин Юрий Викторович (лучшие книги читать онлайн .TXT) 📗
не прямоговорение, здесь говорение внутрь – и глубоко! – всего, что мо-
жет слышать. Клинковое говорение (как в военном деле – «кинжальный
огонь», т. е. огонь на расстоянии прямого выстрела). В этом стихотворе-
нии – прямые слова, они прямее прямой речи. Это уже язык рока, судьбы,
самой земли и природы.
Поэзия Майи Никулиной, как я уже отмечал, циклична. Но циклич-
ность эта спорадическая (циклы иногда создавались не сразу – дописы-
вались и составлялись сами так, как это должно было быть по суровым и
точным законам поэзии и поэтической книги).
Майя Петровна любит Блока. Она обороняет от ругателей и ниспро-
вергателей этого гениального поэта (хотя я считаю, что у нас было два
Блока: первый – стихотворец, второй – гениальный поэт; первый напи-
сал – много, и это многое часто невнятно, смутно и, что греха таить, без-
вкусно; второй создал немного – но страшно, гибельно хорошо!). Мыш-
ление Блока, как известно и очевидно, является цикличным, точнее, его
поэтическое мышление и выговаривание стихов (современники Блока
свидетельствовали, что Александр Александрович произносил свои стихи
как раз наоборот – сплошняком, почти без пауз так, как читают вслух газе-
ту). Возможно, здесь и не обошлось без влияния великого поэта, но я все-
таки думаю (и – уверен), что цикличность поэзии Маий Никулиной – явле-
ние конститутивное и, что важно, системообразующее. Повторю: у Майи
Никулиной нет слабых стихов. Каждое ее стихотворение – это духовный
поступок. Тогда каждый из восьми циклов обязан выражать и отмечать
нечто сверхважное, абсолютно глубокое-высокое и тотально духовное.
Если стихотворение – поступок, то цикл – это целая деятельность, это уже
не поступок (шаг, прыжок, полет, падение), а поступь (или неокончаемый
взлет, путь без конца). Цикл стихотворений в силу своей арифметической,
а затем и геометрической прогрессии роста энергии и смысла есть тот са-
мый Паскалев круг, центр которого нигде, а окружность везде.
Циклы создавались в разное время жизни, судьбы и поэзии. Пере-
числю их: «Танец» (4 стихотворения); «Севастополь» (3 стихотворения);
404
«Письма» (6 стихотворений); Без названия (первое – «Надо же сраму
такому случиться…»; 3 стихотворения); «Катулл» (5 стихотворений);
«Г. Ш.» (5 стихотворений); «Разговоры со степью» (8 стихотворений);
«Днестровский лиман» (4 стихотворения). К данному ряду циклов мож-
но также отнести длинное стихотворение (с поэмно-эпической интона-
цией) «Объяснительная записка» (208 строк). Всего 38 стихотворений и
1 стихотворение-поэма. Набирается на целую книгу. И такую книгу не-
обходимо издать, т. к. эти 39 стихотворений суть ключевые номинаторы
и выразители судьбы поэта, жизни и судьбы, души человека-поэта Майи
Никулиной. Никулинские стихотворные циклы – это не просто темати-
ческие единства текстов, они сердечно, интеллектуально и душевно зна-
чимые для поэта поэтические комплексы, системы, если хотите, друзы
поэтико-кристаллических образований. (По Майе Никулиной, стихотво-
рение растет, как кристаллы. Значит, циклы стихотворений – это тексто-
вые совокупности, появившиеся на свет как друзы горного хрусталя.)
Если внимательно прочитать все, написанное и созданное Майей
Никулиной, взглянуть на ее стихи, прозу, публицистику, научную прозу
и литературную критику с точки зрения порождения мысли, то окажется,
что Майя Никулина как человек, личность, художник, мыслитель и поэт
обладает, как человек эпохи Возрождения (Леонардо да Винчи), универ-
сальным мышлением и, безусловно, комплексной, универсальной языко-
вой и текстовой способностью.
Циклы стихотворений также являются организаторами, концентра-
торами и выразителями различных и/или всех сторон сложнейшего нику-
линского хронотопа (время – место). Прежде всего ясно, что пространство
и время у Майи Никулиной неразрывны, но автономны: иногда место не
нуждается во времени, но время всегда прирастает к определенной точке
пространства. Если место называется точно и определенно (Тира, Сева-
стополь, Херсонес, Балаклавское шоссе, страна (Россия), горы, долины
(Урал, который никогда не номинируется прямо: именование происходит
опосредованно через камень, лес и т. п.), море, река, Крым (создается
странное впечатление, что Урал и Крым в сознании поэта существуют
неразрывно, в цельном единстве); Греция (Древняя) называется (указыва-
ется) также не прямо, а антропонимично (Одиссей, Дафнис, Хлоя); Рим
(Древний) – то же самое (Лесбия, Катулл); и главный номинатор места
(«оператор») – «земля», земля вообще, земля вся, земля как мать и твердь,
и суша, и берег, и остров, и город, и страна, и сад, и дом, и огород, и рас-
тительный мир (животных в стихах немного: птицы, олень), широкий
антропомир – люди (их очень много: и незнакомцы, и общеизвестные
Шуберт, Моцарт, Шопен, и друзья Г. Шнайдер, Ю. Казарин – указание и
405
наименование посвящением и т. д.)), – итак, если место у Майи Никули-
ной определено, то время для поэта сущность более вольная, самоволь-
ная, неуправляемая – свободная. Время историческое – явно циклично.
Хмельной Катулл по городу идет…
Он болен, хмур, он долго не протянет…
Хотя еще влюблен, еще буянит
И даже плачет у ее ворот.
Спалит свои тетрадки сгоряча,
Шальной бокал невесело пригубит…
– Ах, Лесбия… она тебя не любит…
Она других целует по ночам.
Еще не так, не крайняя беда…
Ну, закричишь, ну, бросишь в реку камень –
И всхлипнет ночь, и поплывет кругами
Большого Тибра темная вода.
Сомнет траву у дальних берегов…
И мир другой, и песни не похожи…
Но точно так же весел и тревожен
Дремучий воздух вечных городов.
И люди умирают от забот,
И кони задыхаются от бега,
И вздрагивает старый звездочет,
Поняв судьбу измученного века.
Вчерашние веселые бои
И завтрашний, последний и кровавый…
Какой рассвет сегодня небывалый….
О римляне, о смертники мои…
Катулл прежде всего воспринимается как время, которое идет по го-
роду, то есть пересекает, пронзает пространство. Безусловно, здесь исто-
рическое время явлено, утверждено и выпущено на волю. «Измученный
век» (на излете Римской империи) глядится в темные воды (физическое
время – пространство!) Тибра, то есть в зеркало пространства. Так и есть:
время и пространство зеркальны, хронос и топос поочередно смотрятся
друг во друга, и, видя, себя, ужасаясь или восторгаясь, наблюдают своего
визави, замечая и в нем страшные или чудесные изменения. Хмельной
Катулл по городу идет, – а на дворе, на улице – Россия: это Кабаков, Вер-
ников и Казарин идут по Екатеринбургу, это Блок идет по Петербургу, это
Пушкин идет по Москве, это Иванов Иван Иваныч идет по Сысерти. Они
406
идут и вдыхают «дремучий воздух вечных городов» (гениальное поэти-
ческое определение состояния исторического времени!). Круг замкнулся:
Катулл – Кабаков (Сергей, Серега) – чудо состоялось, цикл времени осво-
ен, вербализован и стал частью литературы, поэзии, культуры.
Время земли тоже циклично (времена года: осень – зима – весна –
лето – осень…), и этот временной круг земли впускает в себя круг исто-
рического времени.
Любовь к земле, вскормившей белый свет
И солнцем озарившей наши лица, —
Покуда это множится и длится,
Душа права, и смерти в жизни нет.
И смерть права.
И, вспомнив наконец
Слепой предел судьбы своей скудельной,
Легко самоуверенный певец
Переложил на голос плач свирельный.
