Возвращение с Западного фронта (сборник) - Ремарк Эрих Мария (читать книги полностью txt) 📗
Они сели за столик Марилла.
– Если будете питаться здесь, рекомендую пользоваться услугами вот этой толстушки, – сказал Марилл. – Она уроженка Эльзаса и зовут ее Ивонна. Не знаю, как ей это удается, но у нее порции всегда побольше, чем у других подавальщиц.
Ивонна поставила перед ними тарелки с супом и ухмыльнулась.
– Деньги у вас есть, ребята? – спросил Марилл.
– Недели на две хватит, – ответил Керн.
Марилл одобрительно кивнул:
– Это неплохо. Вы уже подумали, что делать дальше?
– Еще не успели. Только вчера прибыли. А на что живут все эти люди?
– Справедливый вопрос, Керн. Начнем с меня. Я кормлюсь статьями, которые пишу для нескольких эмигрантских газет. Редакторы печатают их, потому что я был депутатом рейхстага. У всех русских имеются нансеновские паспорта и удостоверения на право трудиться. Они были первой эмигрантской волной. Приехали двадцать лет назад. Работают кельнерами, поварами, массажистами, портье, сапожниками, шоферами и тому подобное. Итальянцы в большинстве своем так же устроены. У нас, немцев, отчасти еще сохранились действительные паспорта; а вот разрешение работать получили считанные единицы. У некоторых осталось немного денег, которые расходуются крайне экономно. Но у большинства никаких средств к существованию нет. Работают нелегально за еду и жалкие гроши. Продают остатки своего скарба. Вон там напротив сидит адвокат. Он занимается переводами и перепечаткой на машинке. Молодой человек рядом с ним приводит в ночные клубы богатых немцев. За это ему платят определенный процент. Актриса, сидящая напротив него, перебивается графологией и астрологией. Кое-кто дает уроки иностранных языков. Другие преподают гимнастику. Несколько человек ежедневно с рассветом отправляются на рынки – там они перетаскивают корзины с продовольствием. Иные живут исключительно на пособия, выдаваемые Организацией помощи беженцам. Один торгует, другой побирается… А то бывает и так: вдруг пропадает человек, и больше его нигде не видно. Вы уже заходили в Организацию помощи беженцам?
– Да, – сказал Керн. – Заходил туда сегодня утром.
– Вам что-нибудь дали?
– Ничего.
– Не беда! Надо пойти туда снова. Рут пусть заглянет в еврейскую помощь, вы – в смешанную; мне же надлежит обращаться в арийскую. – Марилл рассмеялся. – Как видите, и нищета имеет свою бюрократию. Вас внесли в списки?
– Нет еще.
– Добейтесь этого завтра же! Классман вам поможет. В таких делах он настоящий эксперт и, по-моему, мог бы даже попытаться раздобыть для Рут вид на жительство. Ведь у нее есть паспорт?
– Паспорт у нее есть, – сказал Керн. – Но он уже истек, и ей пришлось перейти границу нелегально.
– Не имеет значения! Паспорт есть паспорт, и он ценится на вес золота! Классман вам все растолкует.
Ивонна принесла миску картофеля и блюдо с тремя кусками телятины. Керн приветливо улыбнулся ей. Кельнерша ответила ему широкой, доброй ухмылкой.
– Видали! – сказал Марилл. – Вот какова Ивонна! Каждому полагается по одному куску мяса. А она принесла три порции на двоих.
– Большое вам спасибо, Ивонна! – сказала Рут.
Ивонна ухмыльнулась еще шире и, грузно переваливаясь с ноги на ногу, удалилась.
– Вид на жительство для Рут! – сказал Керн. – Вот было бы здорово! Ей, кажется, везет на этот счет! В Швейцарии ей разрешили пожить легально целых три дня!
– Скажите, Рут, вы перестали заниматься химией? – спросил Марилл.
– Да. То есть и да и нет. Пока перестала.
Марилл понимающе кивнул.
– Хорошо сделали. – Он указал на молодого человека, сидевшего у окна с раскрытой книгой. – Вот уже два года, как этот юноша моет посуду в одном ночном клубе. Когда-то он учился в немецком университете. Две недели назад защитился на доктора, но выяснилось, что здесь, во Франции, ему нигде работать нельзя. Есть надежда устроиться в Канштадте. Теперь он изучает английский, чтобы со временем защитить свою диссертацию в Англии и отправиться в Южную Африку. Как видите, и такое случается. Это вас утешает?
– Да.
– А вас, Керн?
– Меня все утешает. Между прочим, как ведет себя парижская полиция?
– Работает довольно вяло. Конечно, надо быть начеку, но ничего похожего на Швейцарию здесь нет.
– Вот это самое большое утешение! – сказал Керн.
На следующее утро Керн пошел с Классманом в Бюро помощи беженцам, чтобы зарегистрироваться. Оттуда они направились в префектуру.
– Нет ни малейшего смысла заявлять о своем прибытии, – сказал Классман. – Вас немедленно вышлют. Но вам будет интересно посмотреть, что там творится. Бояться незачем: наряду с церквами и музеями здания полицейских управлений – самые безопасные места для эмигрантов.
– Это верно! – ответил Керн. – Правда, о музеях я как-то еще не думал.
Префектура представляла собой могучий комплекс строений, окаймлявших большой двор. Миновав несколько арок и войдя в парадное, Классман и Керн очутились в обширном помещении, напоминавшем вокзальный перрон. Вдоль стен тянулся ряд окошек, за которыми сидели служащие. В середине зала стояли скамьи без спинок. Несколько сот человек сидели или стояли в длинных очередях к окошкам.
– Этот зал для избранных, – заявил Классман, – почти что рай. Все они имеют вид на жительство, который необходимо продлить.
Керн сразу почувствовал царившую здесь атмосферу подавленности и тревоги.
– И это вы называете раем? – спросил он.
– Именно так. Посмотрите сами!
Классман показал на женщину, отошедшую от ближайшего к ним окошка. С выражением какого-то дикого восторга она разглядывала бумажку, на которой сотрудница префектуры поставила новый штамп. Затем подбежала к группе ожидающих.
– На четыре недели! – сдавленным голосом проговорила она. – Продлили на целый месяц!
Классман и Керн переглянулись.
– Месяц… в наше время это уже почти целая жизнь, не правда ли? – сказал Классман.
Керн кивнул.
Теперь у окошка стоял какой-то старик.
– Так что же мне делать? – спросил он расстроенным голосом.
Чиновник скороговоркой начал объяснять ему что-то. Старик внимательно выслушал ответ.
– Понимаю вас. Но что же мне все-таки делать? – снова спросил он.
Чиновник повторил свое объяснение.
– Следующий, – сказал он затем и взял документы, протянутые через голову старика кем-то другим.
Старик обернулся к человеку, стоявшему за ним.
– Ведь я еще не кончил разговор! – сказал он. – Я так и не знаю, что мне делать. Куда же мне обратиться? – вновь обратился он к чиновнику.
Тот что-то пробурчал, продолжая читать документы. Старик держался за дощечку у окошка, как потерпевший кораблекрушение за обломок мачты.
– Как же мне быть, если вы не продлите мой вид на жительство? – еще раз спросил он.
Чиновник больше не обращал на него внимания. Старик повернулся к очереди.
– Что же мне теперь делать?
Перед ним была стена каменных, озабоченных, затравленных лиц. Ему ничего не ответили. Но вместе с тем никто не пытался оттеснить его. Один за другим люди просовывали свои документы в окошко, и каждый старался не задеть старика.
Он опять заговорил с чиновником.
– Но ведь должен же кто-нибудь сказать, как мне быть! – тихо повторял он снова и снова. Он уже только шептал, и в глазах его застыл испуг. Его руки, изборожденные вздувшимися венами, все еще цеплялись за маленькую подставку у окошка. Теперь он пригнулся, и бумаги, протягиваемые над его головой, шелестели, как волны. Наконец он умолк и, словно мгновенно обессилев, отпустил дощечку и отошел от окошка. Большие кисти рук свисали, точно подвешенные к двум канатам. Казалось, и кисти, и руки уже не принадлежат ему и случайно привязаны к плечам. Казалось, его голова, наклоненная вперед, стала безглазой и он не видит ничего. И пока он так стоял, совершенно потерянный, Керн заметил у окошка еще одно лицо, застывшее в отчаянии. Затем последовала недолгая торопливая жестикуляция, и опять эта страшная, безутешная неподвижность взгляда, это как бы слепое заглядывание в самого себя – не осталось ли хоть тени надежды на спасение?
