Возвращение с Западного фронта (сборник) - Ремарк Эрих Мария (читать книги полностью txt) 📗
Керн смотрел на людской поток, непрерывно двигавшийся мимо столиков. Какая-то девушка с большой картонкой улыбнулась ему на ходу. Пройдя несколько шагов, она повернулась и посмотрела на него.
– Сколько вам лет? – спросил Классман.
– Двадцать один год. Скоро будет двадцать два.
– Так и думал. – Классман помешал ложечкой кофе. – Моему сыну столько же.
– Он тоже здесь?
– Нет, – сказал Классман. – В Германии.
Керн поднял глаза.
– Это плохо. Этого я не понимаю.
– Ему там как раз совсем неплохо.
– Что ж, тем лучше.
– Ему будет хуже, если он попадет сюда, – заявил Классман.
– То есть как? – слегка удивился Керн.
– А вот так! Я сам избил бы его до полусмерти.
– Что?!
– Он донес на меня. Из-за него-то мне и пришлось эмигрировать.
– Какая подлость! – сказал Керн.
– Я, видите ли, католик. Верующий католик. А мой парень, напротив, уже несколько лет состоял в одной из молодежных организаций их партии. Как говорится, «старый борец». Вы, конечно, легко поймете, что меня это никак не устраивало и что время от времени мы с ним здорово цапались. Он все больше наглел и однажды заявил мне – словно унтер-офицер новобранцу, – чтобы я помалкивал, а не то, мол, худо мне будет. Угрожать вздумал, понимаете? Ну, я ему, естественно, влепил пощечину. Он в бешенстве выбежал из дома и донес на меня гестапо. Слово в слово доложил, как я ругал нацистскую партию. К счастью, там оказался свой человек, который сразу же предупредил меня по телефону. Пришлось мгновенно собраться и бежать. Через час за мной пришел наряд гестаповцев. Их вел мой сын…
– М-да, это не шутки, – сказал Керн.
Классман кивнул.
– А я с ним и не стану шутить, когда вернусь домой.
– Может, к тому времени его собственный сын донесет на него. Может, тогда уже коммунистам.
Классман озадаченно посмотрел на Керна:
– Думаете, что это настолько затянется?
– Не знаю. Во всяком случае, я не представляю себе, что когда-нибудь вернусь обратно.
Штайнер прикрепил национал-социалистический партийный значок под левым лацканом пиджака.
– Замечательно, Бер! – сказал он. – Откуда он у вас?
Доктор Бер усмехнулся:
– Мне его дал один пациент. Он попал в автомобильную катастрофу недалеко от Муртена и сломал себе руку. Я наложил ему шину. Сначала он разговаривал со мной осторожно и всячески превозносил Третий рейх. Но потом мы выпили коньяку, и тут он вдруг начал почем зря ругать весь этот кавардак. А прощаясь, оставил мне на память свой партийный значок. К сожалению, ему пришлось вернуться в Германию.
– Благослови его Господь! – Штайнер взял со стола синюю папку и раскрыл ее. В папке лежали какой-то список и пропагандистские воззвания. В углу списка стоял штамп со свастикой. – Думаю, этого достаточно. На такую удочку он наверняка поймается.
Воззвания и список Штайнер тоже получил от Бера, которому какая-то нацистская партийная организация в Штутгарте по совершенно загадочным причинам присылала такие материалы уже не первый год. Отобрав несколько листовок, Штайнер решил произвести налет на обитель Аммерса: Бер рассказал ему, что произошло с Керном.
– Когда вы уезжаете? – спросил Бер.
– В одиннадцать. Но перед отъездом я обязательно верну вам значок.
– Ладно. Буду ждать вас с бутылкой фандана.
Штайнер отправился в путь. Подойдя к дому Аммерса, он позвонил. Ему открыла горничная.
– Я желаю переговорить с господином Аммерсом, – заявил он. – Моя фамилия Губер.
Девушка ушла и вскоре вернулась.
– Вы по какому вопросу?
Ага, подумал Штайнер, это уже заслуга Керна. Он знал, что Керна тогда не спросили о причине его прихода.
– Партийные дела, – коротко ответил Штайнер.
На сей раз появился Аммерс собственной персоной. Он с любопытством уставился на Штайнера. Тот небрежно протянул ему руку.
– Партайгеноссе Аммерс?
– Да, это я.
Штайнер отвернул лацкан пиджака и показал значок.
– Губер, – представился он. – Я из международного отдела и должен расспросить вас кое о чем.
Аммерс тут же встал по стойке «смирно» и поклонился пришельцу.
– Пожалуйста, прошу войти… господин… господин…
– Губер! Просто Губер! Ведь вы отлично знаете, вражеские уши подслушивают везде!
– Знаю, знаю! Ваш приход, герр Губер, – особая честь для меня!
Расчет Штайнера оказался верным. Аммерсу и в голову ничего не пришло. Чувство слепого повиновения и страх перед гестапо слишком глубоко засели в нем. Но даже если б у него и возникло подозрение, – все равно в Швейцарии он не мог причинить Штайнеру никакого зла. У того был на руках австрийский паспорт на имя Губера, и никто не мог бы проверить, связан ли он с нацистскими организациями в Германии. Этого не могло бы установить даже германское посольство, информированное далеко не обо всех тайных пропагандистских мероприятиях.
Аммерс провел Штайнера в гостиную.
– Садитесь, Аммерс, – сказал Штайнер и сам уселся в кресло хозяина.
Он полистал в своей папке.
– Партайгеноссе Аммерс! Вам известно, что в своей работе за рубежом мы руководствуемся одним главным принципом – принципом полной, так сказать, бесшумности.
Аммерс понимающе кивнул.
– Соблюдения этого принципа мы ждали и от вас. Ждали бесшумной работы. И вдруг мы узнаем, что вы привлекли к себе совершенно ненужное внимание из-за какого-то молодого эмигранта!
Аммерс подскочил на стуле.
– Но ведь это же настоящий преступник! Последнего здоровья меня лишил, на посмешище перед всеми выставил, сволочь такая!
– Это он-то выставил вас на посмешище? – Штайнер резко оборвал его. – Перед всеми? Ну, знаете ли, партайгеноссе Аммерс!..
– Не перед всеми, не перед всеми! – Аммерс понял, что допустил ошибку. От волнения он чуть было совсем не зарапортовался. – Только перед самим собой… вот что я хотел сказать!..
Штайнер не спускал с него сверлящего взгляда.
– Аммерс, – медленно проговорил он, – настоящий партайгеноссе никогда не может быть посмешищем даже в собственных глазах! Что с вами творится, милейший? Уж не подточили ли ваше мировоззрение какие-нибудь демократические кроты? Посмешище! Это слово вообще неприменимо к нам! Посмешищем могут быть только наши противники! И это принципиальный тезис!
– Да, конечно, конечно! – Аммерс провел ладонью по лбу. Он уже почти чувствовал себя в концентрационном лагере, где эсэсовцы освежат его мировоззрение. – Ведь это был единственный случай! В остальном я тверд как сталь. Моя верность непоколебима…
Штайнер дал ему немного поговорить. Затем оборвал на полуслове.
– Ладно, партайгеноссе! Надеюсь, это больше не повторится. И вообще, не занимайтесь больше эмигрантами, понятно? Мы рады, что избавились от них.
Аммерс ревностно закивал головой. Он поднялся и достал из буфета хрустальный графин и две серебряные, позолоченные изнутри ликерные рюмки на высоких ножках. Штайнер взглянул на них с отвращением.
– Что это? – грозно спросил он.
– Коньяк… Я подумал, что… быть может, вам будет приятно немного освежиться…
– Так угощают только очень плохим коньяком, Аммерс, – сказал Штайнер уже более снисходительно. – Или же потчуют членов союза девственников. Принесите мне обыкновенный, не слишком маленький стакан.
– С удовольствием! – Аммерс пришел в восторг, ему показалось, что лед наконец тронулся.
Штайнер выпил. Коньяк оказался вполне приличным. Но в этом никакой заслуги Аммерса не было. В Швейцарии плохой коньяк вообще не водится.
Штайнер извлек из кожаного портфеля синюю папку.
– Партайгеноссе Аммерс, есть у меня к вам, между прочим, еще одно дело. Строго доверительное. Вы, конечно, знаете, что наша пропаганда в Швейцарии пока еще хромает на обе ноги!
– Знаю, – с готовностью подтвердил Аммерс. – Я всегда придерживался такого мнения.
– Хорошо. – Штайнер остановил его благосклонным жестом. – Это должно измениться. Необходимо создать особый секретный фонд. – Он заглянул в список. – Мы получили уже довольно солидные пожертвования, но приветствуем и более скромные даяния. Ведь этот милый дом является вашей собственностью, не так ли?
