Коридор - Каледин Сергей (книги онлайн бесплатно .txt) 📗
– Е-сли за-автра кто дво-о-ойку принесе-ет, мордую…
На короткое время Липа по настоянию Люси завела домработницу, но та оказалась «озорницей», а попросту– сплетницей. Липа застигла ее во дворе; та с сочувствием рассказывала, как тяжело, внатяг живут Бадрецовы, хотя все начальники; Олимпиада Михайловна в министерстве, а Георгий Петрович – главный бухга У Георгия Петровича одна пара нижнего белья, и, когда в стирке, Георгий Петрович спит голый, а чай пить выходит в халате Олимпиады Михайловны. Больше домработниц Липа не заводила.
В эти годы у Люси случился «грех», да и не то чтоб «грех» – сознательно совершенное отвлечение от семейного счастья, первое после Прибалтики. На этот раз с поэтом-песенником Игорем Макаровичем, проживающим в Люсином по работе доме на Ново-Рязанской в квартире 48.
Игорь Макарович недоумевал, почему такая красивая эффектная женщина, с таким тонким вкусом, музыкальная, владеющая в совершенстве иностранными языками, как такая бесподобная женщина работает техником-смотрителем в окружении грубых, в основном пьяных, мужиков.
Иногда в нетрезвом виде Игорь Макарович предлагал Люсе выйти за него замуж. И в трезвом виде он иногда подтверждал свое нетрезвое предложение, но пойти замуж за поэта-песенника Люсе мешало многое, в том числе: малый рост Игоря Макаровича, внешняя схожесть с Чарли Чаплином, при полном отсутствии чувства юмора, и дети. Иногда Игорь Макарович звонил в Басманный, напарывался на Липу, и если был не очень трезв, то все слова, которые хотел сказать Люсе, говорил Олимпиаде Михайловне для передачи их дочери, когда та вернется жэка. Липа, как ни странно, к супружеской мене дочери относилась спокойно, как к житейскому делу, настаивая только, чтобы Люся ни в коем случае не забеременела, о чем неоднократно с полной ответственностью заявляла поэту-песеннику. Снисходительность Липы была совершенно не характерной, потому что применительно к другим лицам Липа была в таких случаях беспощадна. По-прежнему благожелательно относясь к Леве, Липа рекомендовала дочери повнимательнее прислушаться к предложениям Игоря Макаровича в части супружества. Игорь Макарович ей вообще импонировал как раз тем, чем не нравился Люсе: отсутствием чувства юмора, которое она называла серьезностью, и невзрачной внешностью, гарантирующей спокойствие в браке.
Но при всем своем доброжелательном отношении к Игорю Макаровичу Липа не всегда была согласна с его действиями. Как-то она заметила на шее дочери небольшой синячок, которому не придала значения. Потом ее вдруг осенило, она нервно закурила и, поджав губы, пронесла:
– В шею целуют только проституток. Есть женщины– матери, есть женщины-самки. В кого ты, Людмила, такая страстная? Я вроде порядочная женщина.
Однажды Люся в очередной раз поздно пришла «от подруги». Пришла она задумчивая, с пустыми глазами и рассеянными движениями.
– Где ты была? – как всегда в таких случаях понижая голос до мужского, спросил Лева.
Люся брякнула про подругу, потом взглянула на часы – полвторого, потом на мужа и устало сказала:
– – Пошел ты к черту… С собакой гулял? Лева оскорбленно отвернулся к стене. Люся вышла в переднюю. Абрек лежал на сундуке, виновато поджав уши. Возле сундука стояла лужа.
– У, сволочь! – Люся ударила пса лакированной сумочкой по морде.
– Кто там, что там? – заверещал сонный Липин голос большой комнаты.
– Спи. Я… Весь пол загадил… Вывести не могли. Завтра отвезу его к Чупахиным в Одинцово.
– Что, что такое? – в испуге залепетала Липа, выскакивая в ночной рубашке в кор – Какое Одинцово? Зачем! Сейчас все вытрем. Какое Одинцово?
Лева так и не придумал, как отомстить жене. Он просто собрал манатки и перебрался в Уланский, благо жилищные условия там улучшились: Оля с недавно обретенным мужем находилась в Монголии – и вторая комната пустовала.
Люся насторожилась. С уходом мужа ушла его зарплата. Но главное – она опасалась, что Лева выпишется Басманного, где он был прописан после Дедова Поля, и тогда обещанная квартира, – за которой он пошел работать прорабом в Кунцево, накроется. Но время шло, Лева на развод не подавал, квартиры не выписывался. Игорь Макарович, узнав о разрыве Люси с мужем, больше своей руки не предлагал ни в пьяном, ни в трезвом виде.
Детей Люся против отца не настраивала, не зная еще, Как все обернется. Таня ходила в восьмой класс, у нее были свои проблемы, в частности – как сделать большой пучок при небольшом количестве волос. Свободное время она проводила перед зеркалом, пытаясь завернуть внутрь са тряпочку, даже сделала картона легкий валик поддержания волос на нужной высоте. Однако все ее были тщетны и лишь вызывали слезы.
Отчаявшись создать прическу, как у киноактрис, чьих фотографий у нее была целая колода, Таня проколола в платной поликлинике уши для сережек, что было категорически запрещено школьными правилами, и Люся немного отвлеклась от мрачных мыслей, воюя с директрисой школы. Директриса настаивала на том, чтобы Таня не только не носила сережек, но и чтобы у нее не было дырок в ушах.
Ромка ходил в первый класс, и Липа, в связи с тяжелым семейным положением дочери, ушла с работы. Она была верна себе и, выйдя на пенсию, решила, как в прежние времена, посвятить свободное время – его стало много– здоровью внука. Ромка слег. В течение короткого времени он научился есть таблетки, которых теперь стало вдоволь, чего нельзя было сказать про послевоенные времена, когда Липа «лечила» Таню.
– Уберите Олимпиаду Михайловну, – молила участковый врач-педиатр, – она погубит мальчика. Или отдайте ребенка в детский дом.
– Врачи ничего не понимают, – парировала Липа. – А ты, Люся, в медицинском отношении совершенно невежественна.
Убрать Липу было некуда, и Ромка лежал в постели с потухшими глазами, вялый, а Липа сидела рядом и читала ему для развития книжки, перемежая чтение письмом и арифметикой, чтобы не отстать от школы.
Иногда Ромка робко спрашивал бабушку, стесняясь, как будто речь шла о покойнике:
– А где папа?
На что Липа неменно отвечала: «Спи, Ромочка», если дело было к вечеру, или уходила покурить в переднюю– если днем.
Из Монголии возвратилась Левина сестра Оля с мужем. Места в Уланском опять стало мало, и Леве пришлось перебираться в Басманный. Люся встретила мужа кротко, с чувством вины, готовая понести запоздалое наказание. И она его понесла.
Поскольку Оля в Монголии немного разбогатела, Лева попросил у сестры три тысячи полу – в долг, полу – в подарок. И приобрел автомобиль. Рассыпающуюся от тяжелой прежней довоенной, военной и послевоенной жни машину немецкой марки «БМВ». О чем небрежно сообщил непрощенной жене за ужином на Басманном. Люся, к удивлению мужа, хай не подняла, а просто засмеялась:
– Дурак ты все-таки, Левка!
Теперь Лева лежал под автомобилем все вечера, а также выходные и праздничные дни. И куда только девалась усталость! Денег он в дом не носил, все уходило на бездонную премистую «БМВ», которая все чинилась, чинилась и не трогалась с места.
Люся не только не роптала на безденежье, но и, используя свое служебное положение, посылала рабочих помогать мужу. Лева от помощи жены гордо отказывался, выражая дома ей свое презрение, но рабочих, залезающих к нему под машину, тем не менее не гнал. Машина не заводилась. Люся вела себя очень хорошо, и они незаметно помирились. И как только согласие восстановилось, про «БМВ» Лева забыл. Но дворник Улялям про мешающую уборке двора машину не забыл и принудил Леву перегнать этот хлам. Лева отбуксировал машину на Сретенский бульвар, покрыл брезентом и, облегченно вздохнув, убыл. Однако через месяц в Басманный позвонили милиции (хозяина узнали по номеру машины) и предложили забрать машину с бульвара, так как она там используется не по назначению: в машине ночевали подозрительные личности, где оставляли продукты, пустые бутылки и стаканы.
Лева снова зацепил машину буксиром и потащил в Басманный. По дороге машина два раза обрывалась на Самотеке и у Красных ворот, паралуя движение.
