Северный богатырь. Живой мертвец (Романы) - Зарин Андрей Ефимович (книга бесплатный формат txt) 📗
Против Ниена, на другой стороне Невы, где ныне Смольный монастырь, находилось большое село Спасское с православной церковью и чисто русским населением.
В том же 1702 году тот же Опалев сжег это село, чтобы построить там редут.
Дальше по Неве, где теперь Калашниковская пристань, находилась деревня Монола В эту же сторону Невы, вглубь страны, среди лесов ютились на месте Александро-Невской лавры — деревня Вихтула; на месте нынешнего Американского моста через Обводный канал — деревня Антала; на месте Волкова кладбища — деревня Алтынец (Гольдгенс), где деревня Волкова — Ситала и на теперешнем немецком кладбище — Кураласси. Все эти деревни узкими тропинками по кочкам болот и среди леса соединялись между собой и с Большой Новгородской дорогой.
Эта дорога пролегла по месту бывшего Литовского канала и, доходя до нынешней Кирочной улицы, расходилась на три пути. Один путь — направо — вел в село Спасское, откуда была переправа в Ниен; другой — прямо — выходил на Сыврину мызу, которая находилась на месте угла Вознесенского проспекта и набережной; третий путь вел через Фонтанку, через мост, на мызу шведского майора Конау, которая находилась на месте Летнего сада.
Между этой мызой и мызой Сыврина находилась деревня Кандуа (Кюан) и Вроловцына мыза.
По реке Фонтанке, в направлении к морю, шли: деревня Вроловцани (Колонеха), где ныне Инженерный замок; у нынешнего Семеновского моста — дер. Сакури; у Калинкина моста — мыза Каллина (откуда и название моста и больницы) и недалеко — мыза Первушина. Наконец, у Нарвских ворот, где теперь Сутугин мост, стояла деревня Винола.
На Петербургской Стороне были запаханные поля и огороды, и громадное место занимала богатая мыза Бинкольгольм, как есть при спуске с нынешнего Сампсониевского моста в Дворянскую улицу.
Берег Невы на теперешней Выборгской Стороне был заселен еще гуще с деревнями и богатыми мызами. Где теперь тюрьма — стояла большая усадьба Адицова (Ихова); где артиллерийская академия — усадьба Арнска (Апока). Дальше по берегу, где Батальонный переулок, была расположена деревня Эйские; рядом — деревня Путтус; где теперь Флюгов переулок — деревня Торки; где были Головинские дачи — деревня Вихари и на месте Строгановского сада — дер. Кискена.
Возьмите план Петербурга, отметьте на нем перечисленные мызы и деревни и увидите, что в этом крае, особенно по берегам Невы, кипела жизнь.
С появлением русских войск жизнь притихла. Выстрелы под Нотебургом спугнули население, и оно поредело.
XXXII
У неприятелей
Гей, гей! — смело закричал Матусов, выйдя на полянку, — кто есть жив человек!
От его зычного крика корова рванулась в сторону, разбежались с хрюканьем свиньи, а через минуту открылась дверь, и из избы вышел крестьянин. Маленького роста, в огромной овчинной шапке, в толстом кожухе и неуклюжих лаптях, он походил на сказочного мужичонка. Увидев перед собой двух каких-то мужиков с котомками и дубинками, он довольно смело сошел с порога и спросил:
— Чего вам?
— Ночлега, душа православная! — ответил Матусов, — да поесть.
— А вы откуда?
— Мы-то? — и Матусов запнулся, но Яков тотчас выручил его:
— От Нотебурга, мил человек. Жили это мы себе. Пришли войска, пальбу подняли. Упаси Боже! Наши лодки забрали. Хоть плачь. Взяли и ушли. Ну их!..
— Что же, идите! — нехотя сказал мужичок. — Только есть-то нечего — хлеба нет, рыба только имеется.
— Мы и рыбы! — ответил Матусов, и они вошли следом за мужиком в его избу.
Внутренность нынешних изб даже в сравнении с теперешними была убога. Неладно сложенная печь занимала чуть не половину помещения. Трубы не было, и дым из устья стлался по избе, разъедая глаза и заставляя задыхаться. Вдоль стен стояли черные от сажи лавки, по стенам висели рыбачьи снасти, с потолочных балок свешивались сиги, треска и жирные лососи, подвешенные для сушки.
Яков с Матусовым разделись и, вынув из мешков сухари, водку и сушеное мясо, сказали мужику:
— Ну, поедим вместе. Ты рыбу давай!
Лицо мужика озарилось радостью.
— Да вы со своим добром? — весело воскликнул он. — Ну, это хорошо! А я-то отощал во как! — и, сбросив свой малахай и шапку, он, широко улыбаясь, присел к столу.
— А где хозяйка твоя?
— Баба-то? Бабу я угнал в Ситалу. Может, там хлеба достанет. С рыбой ее послал.
— А в Спасском? — спросил Яков.
— А где Спасское? — ответил мужик, махнув рукой. — Опалев спалил Спасское и острожек поставил. Теперь там солдаты да пушки. Русских ждут. У нас, почитай, у всех лодки отняли. Ну, мы и бежать! Кто куда. Мне-то некуда, так остался. Кроме того, я челн уберег… махонький.
Он замолчал и начал с жадностью есть, громко чавкая от удовольствия.
Яков переглянулся с Матусовым и спросил у мужика:
— А как звать тебя?
— Денисом звать.
— Так вот, Денис; хочешь, мы у тебя останемся? За постой по два алтына в день платить будем и, когда что, рыбачить с тобой, да за харчи особо.
— Чего же лучше-то? Живите! Только места-то у меня — эти лавки. Я с женкой на печке, а вы тут.
— И не надо иного.
— А коли швед узнает, беда! — испуганно воскликнул Денис. — Кто? что? — и сейчас в крепость.
— Да нешто здесь бывают?
— Редко, а все же шатаются тут; все нюхают, нет ли войска царева, ну, и заходят…
— Спрячемся! — ответил Яков. — Да ведь мы — такие же мужики, как и ты, рыбачим, а они солдат ищут.
— Такие же! — повторил Денис. — А по два алтына за день да харчи свои? Ну, да живите! — решительно прибавил он.
Матусов и Яков расположились в избе.
К вечеру вернулась жена Дениса с кулечком муки.
— Эй, Матреша, — радостно сказал ей Денис, — гляди, нам Господь гостей послал. И уходить теперь не надоть.
Матрена подозрительно оглядела гостей и сурово сказала:
— Беды с ними не нажить бы!
— Почему, молодка? — весело спросил Матусов. — Мы не злодеи, а свои, православные! Поживем зиму, да и уйдем.
— А швед увидит, и нам всем худо будет.
— А мы спрячемся от шведа.
— Э, все равно! Не от шведа, так от голода! — сказала Матрена, махнув рукой. — Живите…
И друзья зажили у Дениса с женой.
Вернее — они лишь ночевали в избе Дениса. Ни свет ни заря они уходили от него и шли в окрестные деревни Анталу, Вахтулу, Кураласси, забредали дальше, на мызу Каллина.
Люди бежали отовсюду. Яков только дивился.
— Смотри, — говорил он, — тут вот дворов десять было, а теперь — на! Один живет!
Но они шли и к этому одному, убогому, обыкновенно запуганному мужику, давали ему деньги, говорили про то, как будет ладно, когда всех шведов выгонит русский царь, и советовали по-всякому вредить шведу.
— Понадобится что, иди в Монолу к Денису. Знаешь? Он тебе и муки даст, и всего!..
Денис с Матреной глядели на своих гостей, как на Божьих посланцев. С ними они позабыли и голод, и заботы, только страха прибавилось.
Однажды Яков с Матусовым дошли до самой мызы Адицова и там, чтобы обойти всех, прожили трое суток. В течение этого времени чего-чего не передумали Денис с женою.
— Не иначе как к шведу попали, — решил Денис.
— Каркай на голову! — сердито сказала Матрена, даже плюнув, а когда Яков с Матусовым вернулись, она кинулась им навстречу с радостным криком и не знала, чем потчевать их. — Мой-то, дурень, сердце мое переворотил. К шведу, говорит, попали. Тьфу!..
Яков засмеялся.
— Были у шведов, верно, да швед глуп, как пень.
— Ой! Беречься тоже надо!
Яков и Матусов, уже не опасаясь своих хозяев, открылись им, что они — царские слуги и пришли для того, чтобы все про шведа узнать. Денис вызвался даже помогать им, и действительно, каждый раз, как из Ниеншанца переезжали на этот берег шведы, оповещал своих постояльцев, а те береглись.
Время шло. Наступила суровая зима, навалило сугробы снега. Следить за шведами уже было нечего, но кругом поднялась такая нужда, что Матусову и Якову, помогая беднякам, было работы вдосталь; но этой помощью они приобретали все больше и больше друзей среди редкого русского населения.
