Котировка страсти или любовь в формате рыночных отношений (СИ) - Горовая Ольга Вадимовна
— Почему меня? — Наконец, спросил Костя сдержанным голосом.
Она отвернула лицо в сторону. Но вопрос поняла, он в этом не сомневался. Другое дело, захочет ли ответить. В тишине прошло минуты две.
— Ты — ненормальный. — Вдруг, негромко заметила она. А сама вся как-то напряженно сжалась.
— Я? — Так же спокойно уточнил Костя. — Не вот этот наш новый… эконом, а именно я ненормальный? — Он совершенно не сердился, и хотел, чтобы она, наконец, признала то, что не хотела замечать и видеть. То, отчего сейчас отворачивалась. — Я, а не Картов или Шамалко? Именно я ненормален, Карина? — Уточнил Соболев.
Он поднялся со стула, но не перестал ее обнимать. Только поднял одну руку, чтобы повернуть ее лицо и смотреть в глаза Карине.
— Почему ты менябоишься? — Снова спросил он, не позволяя ей отвернуться.
— Я тебя не понимаю! — Бросила Карина ему в лицо почти со злостью. — В какие игры ты играешь? Зачем? Какую роль в этом всем отводишь мне? Зачем я тебе, Костя? И не надо говорить мне о дружбе! Я не вчера на свет родилась, а уж в вашем круге столько лет живу, что на троих хватило бы. Ты ведешь себя неправильно! — Она это крикнула.
Словно бы, и правда, обвиняла его. Как еще биться не начала. Косте показалось, что ей очень даже хочется его ударить. Скорее всего, действительно, от непонимания происходящего. И от беспомощности, которую это непонимание, наверняка, заставило ее ощущать.
— А как было бы нормально, Карина? — Спокойно и тихо спросил он у нее, мягко погладив пальцами щеку. — Чтобы я разозлился? Чтобы избил тебя за такого Фила? Решил бы, что ты надо мной издеваешься и силой указал бы тебе на твое место? Это было бы нормально, по-твоему?
— Да! — Она вдруг гордо вскинула голову и с вызовом посмотрела ему в глаза. — Это было бы, по крайней мере, честно по отношению ко мне! К тому, кто я. Я это знаю. Ты это знаешь. Это всем известно. Как и то, что ты — Соболев, царь этого региона. Захотел бы, стал бы и Президентом. А я — шлюха. И я знаю правила. Знаю свое место. Так зачем ты устраиваешь эти представления?! — Под конец она снова повысила голос, похоже, не очень справляясь с контролем.
Он подозревал, что в том была повинна его близость. Карину та, определенно, нервировала.
— Нет, Карина. Ты знаешь то, что тебе показывал Картов, чему он тебя учил, и что подтверждали такие же ненормальные, как он. Меня с ними не равняй. Не надо. — Костя говорил твердо, но сохранял спокойный и ровный тон. — Я не буду тебя бить. И не потому, что играю с тобой в какие-то игры. Я — не они. И это не моя реакция неправильная. А тебя приучили к неправильной, ненормальной жизни.
Он вновь не дал отвести ей глаза, требуя, чтобы Карина смотрела на него. Чтобы действительно поняла, что именно он говорит.
Она ехидно скривила губы.
— Нормальность устанавливают по поведению большинства, разве не так, Соболев?
— Не так, Карина. — Жестко возразил он. — Нет большинства, нет Картова, нет его правил для твоей жизни. Есть ты, и есть я. Все.
Карина растерялась. Просто стояла и с непониманием, настоящей растерянностью смотрела на него. Как на что-то совершенно необъяснимое и непонятное, а оттого — невозможное. И на какое-то мгновение он увидел в ней нечто, всего лишь на крохотный миг. Какое-то выражение в глазах Карины, которого еще не видел.
Это был не страх, не ее профессиональная личина. И не отстраненность, не та пустота, с которой она смотрела на него вчера вечером. Что-то такое, чего Карина еще никогда ему не показывала. Да и сейчас, вряд ли, чтоб хотела ему открыть это неуверенное, растерянное обличье. Он сомневался, что она осознавала, как именно смотрит на него в эту минуту. Костя всматривался, но не мог его понять. Старался, но не удавалось уловить ее мыслей в огромных синих глазах.
За ее спиной тихо открылась дверь, на пороге столовой возник веселый Никольский. Застыл, за секунду оценил обстановку и так же тихо исчез, аккуратно и бесшумно закрыв двери. Карина его даже не заметила. Она продолжала смотреть на Соболева с тем же выражением, что-то выворачивающим у него внутри.
И вдруг он понял.
И это открытие настолько его дезориентировало, что и сам Костя на какое-то мгновение замер, подобно ей. Просто стоял и смотрел. А потом осторожно притянул ее к себе и крепче обнял, закрыл глаза, прижавшись щекой к ее волосам.
Она дернулась, попыталась что-то сказать, оттолкнуть его. Но Костя просто продолжал спокойно обнимать, не выпуская. ЕЕ. Дашу.
Сейчас, он действительно увидел разницу. И это его ошеломило.
Нет, он даже на миг не поверил, что она вдруг, в один момент, поверила ему и потому открылась. Скорее, Константину просто удалось ее совершенно сбить с толку, настолько поколебать устои ее реальности, что она растерялась. И позволила на мгновение заглянуть туда, куда, наверняка, никому не позволяла.
Он знал, что сейчас это пройдет. Еще один удар сердца, и все исчезнет. Она вернет себе контроль. Но в это мгновение он просто испытывал необходимость обнимать ее. Потребность, не нуждающуюся в словах, обоснованиях или объяснениях.
— Мне надо поговорить с Борисом. — Он знал, что должен сейчас уйти. Должен оставить ее и дать ей время вернуть свою оболочку, защиту. — Позовешь, когда этот твой Фил накроет на стол.
Она не ответила. И не пошевелилась.
Легко скользнув губами по ее волосам, Костя быстро вышел из столовой, даже не попытавшись опять посмотреть в ее глаза. Если он сейчас не был уверен в том, как к этому относиться, что про нее, наверняка, можно говорить? Окликни она его, он не знал, как бы назвал ее, обернувшись. И не был уверен, что эта женщина сейчас готова услышать, как он называет ее настоящим именем.
Честно говоря, у него уже порядком замерзли пальцы. Да и лицо почти онемело от холода. Но это никак не мешало продолжать неподвижно сидеть на выбранном месте и следить за домом. Потертый, побывавший с ним не в одной переделке бинокль, не подвел и в этот раз. Хорошо, что когда-то он не пожалел денег и потратил на такие вот необходимые мелочи едва ли не весь гонорар за убийство одного криминального авторитета в столице. Все эти приспособления не раз, и не два облегчали ему и жизнь, и выполнения заданий и заказов. Но сейчас он наблюдал за домом Соболева не по чьему-то поручению. У него здесь имелся личный интерес.
Это злило его, но, как назло, никто не рисковал заказать Соболева. Никто не порывался пока убрать такую мощную фигуру с арены. Этот гад умел вертеться так, что всем оказывался куда полезней живым. Слишком многие люди были в нем заинтересованы и повязаны делами. Даже Шамалко хотел лишь иметь возможность надавить на Соболева. Заставить сотрудничать.
Падла. Живучая падла. Он всегда умел крутиться и раньше всех увидеть, где что-то цапануть. Вон, сколько отхапал. Живет в хоромах. Не подступиться к нему, не подобраться. И никто не пытается от него избавиться. Никто не видит, что Соболев должен умереть.
Только он.
Но, ничего. Еще будет время все изменить
Уж Соболеву-то, наверняка, не приходилось валяться в грязи и холоде, выслеживая объект сутками. Этот гад имел все, что только можно пожелать с рождения.
Как же его бесил этот Соболев! Всегда, с самого начала! Соболев был квинтэссенцией всего, что он ненавидел в людях. Но никто не разделял его чувств. Соболевым восхищались, с ним стремились дружить. Это было прибыльно и выгодно. Он тоже пытался проникнуть в круг его близких. Но Соболев, этот гад, словно нюхом чуял, что не все чисто, и никогда не подпускал его достаточно близко.
Но, ничего. Ничего. Он дождется. Дождется одной-единственной ошибки. Больше не надо. Одной оплошности будет достаточно. Только вот, все то время, что он следил за Соболевым, ни тот, ни его охрана не допускали таких ошибок.
И это злило. Бесило. Приводило в ярость. Заставляло срываться и самому совершать оплошности. Да. Не следовало тогда позволять своему бешенству вырваться на волю. Это было большой ошибкой. Очень большой.
