Котировка страсти или любовь в формате рыночных отношений (СИ) - Горовая Ольга Вадимовна
— Знаете, — наконец, «включилась» владелица. — А я могу вам кое-кого предложить. — Она искренне радовалась. — Конечно, у нас не столица, там, на волне последней моды на такие кадры, выбор больше, само собой. Но и у меня кое-кто есть на примете. Одну минутку.
И эта дама, весьма проворно и даже грациозно для своих габаритов, подхватившись со стула, схватила мобильный и принялась кому-то звонить.
— Карина. — Тон Шлепко стал еще более скорбным. И скорбел тот, похоже, именно о себе. — Может, все же, встретитесь хоть с кем-то, из этих людей. — Парень тоскливо оглянулся на позабытую всеми папку. — Константин Олегович может не понять…
— Константин Олегович предоставил выбор мне, не так ли? — Отстраненным тоном напомнила Карина.
— Совершенно верно. — Тут же согласился Шлепко, и не думая продолжать спор.
Зато, когда еще через час ожидания, нервного для ее «гостей» и полного предвкушения для нее, кандидат на должность экономки был доставлен охраной — Шлепко извинился и вышел в коридор. Карина очень хорошо был слышен его истеричный хохот. Максим продолжал сдавленно хохотать и тогда, когда вернулся, чтобы наблюдать за тем, как они с полной дамой проводят собеседование. Им же обеим, напротив, смешно не было. Даже интересно, пожалуй. К тому же, немного взволнованный претендент приятно удивил, оказавшись, куда более подходящим, чем Карина думала.
Работы было море. А надо было как-то так все разгрести, чтобы вернуться домой хотя бы к восьми. И это при том, что он все утро провел у психотерапевта. Как успеть? Константин понятия не имел, зато испытывал стойкое желание послать все к черту. К счастью, он такую возможность имел. Может, и правда, махнуть на все рукой и поехать домой? Его присутствие там не будет лишним. Именно об этом не раз и не два повторял Валентин Петрович на протяжении всей их непростой беседы. К концу которой, маленькая кухня продымилась от сигаретного дыма настолько, что резало глаза.
Они говорили долго, подробно. Константин ощущал почти физическую боль в желудке просто пересказывая то, что Карина прожила. И ужасался про себя, чего ей могла стоить собственная сдержанность. А такой спокойный и благожелательный поначалу Валентин Петрович, к концу его рассказа позвонил секретарю, чтобы отменить всю запись на сегодня, разбавил кофе коньяком и тяжело опустился на соседний табурет. Он предложил свой коньяк и Соболеву, но тот ощущал себя еще не настолько паршиво, чтобы пить подобную муть.
Валентин Петрович, определенно, нервничал. То ли из-за его предупреждения боялся, что, не сумев помочь, навлечет на себя такую же кару, то ли просто, оттого, что услышал. Но, несмотря на нервозность, честно признал, что встречается с подобным случаем впервые и гарантировать ничего не может. Тем не менее, приложит все силы, чтобы помочь, хотя им обоим понадобится очень много времени. Как понял Костя, психотерапевт имел в виду его и себя. Что ж, он и сам уже понял, что понимающей беседой с Кариной за чаем или вином здесь не обойтись. Сроки его не пугали, главное, чтобы был результат.
Пока Валентин Петрович предложил ему просто проводить больше времени с Кариной, показать ей, что он рядом, что ее мнение и интересы важны для него. Возможно, даже, какое-то время отдавать тем приоритет. И главное — не давать ей отстраняться, не позволять вести себя так, как она привыкла, низводя все до отношений содержанки и покровителя. А еще, быть готовым к тому, что она специально будет отталкивать его и пытаться спровоцировать на привычное и «нормальное», в ее понимании, поведение для мужчины.
«Сказать легко», думал Соболев, возвращаясь днем домой. «А попробуй понять, что именно и когда надо делать, чтобы не вызвать еще одного срыва или ухудшения»
Психика Карины, или Даши, как предпочел именовать ее Валентин Петрович, обоим напоминала минное поле, оставшееся после войны. Когда о том, где именно мины — уже никто не может вспомнить, но в том, что они есть — никто и не думает сомневаться. И их задачей было не подорвать эти «мины», а обезвредить. Причем так, чтобы Карина смогла жить нормально.
Очертив границы стоящей перед ними задачи, Валентин Петрович несколько потерянно поинтересовался, а понимает ли Соболев, за что взялся? Уверен ли в том, что готов к тому, что его ждет? И не передумает ли посреди дороги? Потому как, если есть хоть какое-то сомнение — и начинать не стоит. Проще тогда, сразу, дать Дарье пистолет и предложить таким образом решить все свои проблемы. Так как, если Костя сумеет завоевать хоть частицу ее доверия, добьется того, что она впустит его хоть в самый крохотный уголок своей души, а потом — устанет от борьбы, она сломается. Сломается окончательно и бесповоротно. И уже ничего нельзя будет исправить и возродить. Здесь, как и на том минном поле, второго шанса нет. Особенно, для Карины.
В ответ на это, Костя предложил подарить пистолет психотерапевту и больше не задавать ему таких вопросов. Валентин Петрович решил расценить это как полное осознание ответственности принятого Соболевым решения. От пистолета отказался.
Соболев отложил очередной договор, в котором не увидел ни строчки, и усмехнулся. В принципе, психотерапевт его устроил. Карецкий с советом, вроде бы не ошибся.
Посмотрел в окно кабинета, где давно опустилась на город темнота, и решил, что все-таки, стоит поехать домой. Ну их, эти дела. Подождут еще день. Он собирался делать то, что советовал Валентин Петрович.
И, чтобы там кто не думал, ни психотерапевт, ни сама Карина — не собирался отступать или опускать руки. Соболев, вообще, никогда не отступал. Не с ней, тем более.
Карина была его человеком. Не с позиции подчинения. Она была его женщиной. Той, кто просто был частью его.
Ему не надо было тратить месяцы и годы на то, чтобы сначала отрицать, а потом заставить себя признать очевидное. Поступай Соболев так — давно бы подох, если не в Афгане, то в реалиях отечественного бизнеса. Его прошлое научило Константина молниеносно принимать решения, и признавать истину не тратя время на глупости. Потому и сейчас, все поняв и приняв, он не собирался отступать.
Телефон завибрировал, когда он уже выходил из кабинета. Звонил Никольский.
— Да? — Захлопнув дверь, Костя махнул охраннику, разрешив тут все закрывать.
— Шамалко объявился. Похоже, наконец, сломал код. — Сообщил Борис.
Соболев нахмурился. Не от новостей, которых ждал все это время, и думал услышать раньше, если честно. А от тона помощника.
— Что именно смешного было в предложении Виктора? — Поинтересовался он, уже садясь на заднее сиденье автомобиля.
— Ничего, — бодро отрапортовал Борис. — Там все так, как ты и предполагал. Мы выдвинули ему встречный «привет», пока только из того, что нарыли сами. Как ты и велел, чтобы не подставлять Карину. — На последнем слове Никольский просто заглох.
— Чего ты тогда ржешь? — Соболев нахмурился, слушая в трубке задыхающегося от смеха Бориса.
— Ничего. Так, просто. — Борис зашелся в новом приступе хохота.
— Боря. — Константин почувствовал раздражение. — Уймись. Ты по делу можешь отчитаться, или напился?
— Да. Нет. — Никольский едва не задыхался. — Прости. Это сильнее меня. Отчитаться могу. Не напивался. Но, давай, я лучше к тебе подъеду, там и отчитаюсь. — Предложил Борис каким-то непривычным тоном.
— Я собирался Карину в ресторан вести, ужинать. Разве что, после десяти. — Соболев что-то сегодня совсем не понимал помощника.
— Не надо в ресторан. — Борис опять начал придушенно хихикать. — Ужин тебя и дома будет ждать. Она нашла… экономку. — Никольский перестал сдерживаться и откровенно заржал.
— Так… — Соболев побарабанил пальцами по подлокотнику. — Ты поэтому ржешь, как конь?
Ответить Борис не смог.
— Хоть опиши мне, чтоб я знал, к чему готовиться. — Константин не мог не усмехнуться, слушая веселье Бориса. Судя по всему, Карина опять решила его позлить или проверить.
— К этому нельзя подготовиться, поверь мне. — Никольский почти подвывал от смеха. — Этонадо видеть.
