Чёрный лёд, белые лилии (СИ) - "Missandea" (книги бесплатно без регистрации .TXT) 📗

— Война кончится, — твёрдо сказала Таня. Покачала головой.

— Дожить бы, — вздохнула Аля.

— Доживём.

— Дай-то Бог...

Стало тихо, только влажные сучья трещали в печи да где-то за окном пел сверчок. Лица сделались печальны: вспомнили Надю, Настю, своих близких и родных.

Но Аля быстро очнулась, встала.

— Ну, это никуда не годится. Ну-ка, лица веселей! Праздник у нас или что? А смотрите, что я вам покажу! — заявила она и извлекла из какой-то коробки газетный свёрток. — Таня, на-ка, открывай. Любуйтесь и восхищайтесь.

Таня быстро распаковала газеты: под ними оказалось самое настоящее белое свадебное платье. Не пышное, простенькое, оно всё-таки казалось Тане произведением искусства.

— Нравится?

— Очень! Из чего же вы шили, Алечка? — спросила Таня, восхищённо рассматривая хлопковую материю.

— Остались лишние простыни. Это всё Сонечка, без неё я ничего бы не сшила. Это же не всё, вот, смотри, — и Аля достала из той же коробки великолепную марлевую фату. — Это моя гордость. Нужно будет только чуть-чуть подшить её, и готово.

— Очень красиво, — ещё раз сказала Таня, рассматривая лёгкую ткань платья, и вдруг спросила, сама не зная почему: — А можно мне померить?

Аля улыбнулась, кивнула, быстро спровадила Таню за ширму и помогла переодеться: Танина рука всё ещё плохо работала. Потом высунула голову к девочкам.

— Готовы?

— Готовы, — засмеялись Валера и Сонечка, и Таню за плечи вытолкали из-за ширмы. Девочки восхищённо ахнули, Таня, за неимением зеркала, беспомощно оглядывалась вокруг.

— Да на тебе сидит ещё лучше, чем на мне, — безапелляционно заявила Аля. — Так, я сейчас ещё фату тебе приколю, постой-ка спокойно. Сонечка, ты пока зеркало какое-нибудь поди принеси.

Фата была закреплена на Таниных косах невидимками, Сонечка и Аля, совершенно довольные результатами своих трудов, оглядывали Таню с головы до ног.

— Настоящая невеста… Да, Валер?

Валера сидела на стуле и глядела на Таню совершенно счастливыми глазами. Радовалась. И представляла, должно быть, себя в таком же платье и Мишу рядом.

— Ну, Таня, вот зеркало…

Таня, шагнувшая было к обломку зеркала, замерла на месте. Прислушалась, подняла вверх ладонь, чтобы все замолчали.

Сердце у неё противно, болезненно ёкнуло, потому что снаружи послышались странные звуки.

Очень, очень нехорошие звуки.

Среди наступившей тишины Таня вся обратилась в слух. Кажется, какие-то осторожные, почти неслышные шаги чуть дальше, у задней части палатки, там, где лес… Вот едва слышно хрустнула какая-то ветка, а потом раздался короткий задушенный полувскрик-полувсхлип, лёгкий хруст и шуршание, будто что-то тяжелое осторожно положили на землю.

— Что это? — одними губами прошептала белая, как мел, Соня.

Таня мгновенно перевела глаза на Валеру, сжала губы. Та стояла до смерти напуганная, и в глубине её глаз отражалась страшная правда.

У палатки стояли, охраняя её, двое солдат, и сейчас их уже нет в живых. Им попросту свернули шеи.

Винтовки остались в прихожей.

Таня, чувствуя, что сердце вот-вот пробьёт грудную клетку, неслышно потянулась, взяла со стола в левую руку большой кухонный нож. Оглядела бледных девчонок, сделала знак, чтобы они отошли к стене. А сама тихо наклонилась и задула горящие свечи.

Они оказались в полной темноте наедине с чем-то страшным, затаившимся снаружи.

Таня сделала шаг и встала рядом с входом в комнатку, слева от дверного проёма. Прилипла спиной к натянутой ткани, голову повернула направо. Смотрела на девочек, сбившихся в кучу и замерших с другой стороны. Их почти не было видно, стояли они в тени высокой этажерки.

Поленья в печи почти догорели, дверца была прикрыта. Единственным источником света теперь служил месяц, который бросал ровные узкие полосы света на земляной пол.

Таня ни о чём не думала, но всё уже знала: это американцы, и идут они сюда. Больше некуда — только в тот чернеющий напротив дверной проём, за которым лежит их майор. И сейчас, пройдёт несколько секунд, сейчас они появятся в метре справа от неё.

И они убьют, и майора своего убьют, чтобы не заговорил, и её убьют! И Валеру убьют, и Сонечку, и Алю, у которой через неделю свадьба и свадебное платье которой сейчас так некстати белеет на Тане! Всех, всех убьют!

Ну уж нет. Не бывать этому, не бывать. Таня покрепче сжала рукоять ножа в левой руке, так, чтобы не выскользнул. Перестала дышать. Как она их остановит — даже Бог не знает. Но она это сделает.

Шаги, осторожные, едва различимые, слышались всё ближе и ближе. Вот они в самой первой комнате, в приёмной, вот медленно двигаются по палатам с больными. Тане казалось, что с каждым тихим шагом оглушающе громко стукает её сердце.

«Не смогу, не смогу, не убью», — стучала в мозгу единственная мысль, а губы беззвучно шептали: «Я, Соловьёва Татьяна Дмитриевна, торжественно присягаю на верность моему Отечеству — Российской Федерации. Клянусь свято соблюдать Конституцию Российской Федерации, строго выполнять требования воинских уставов, приказы командиров и начальников…»

Она зажмурилась, когда увидела чёрную тень справа от себя. Подавила в себе дыхание, кажется, даже стук сердца подавила. Открыла глаза. Высокий мужчина, не заметив её, прошёл дальше, туда, где чернел проход в следующую палатку. Таня хотела было сделать шаг, сделать что-то, но справа вошёл ещё один.

Ужас сковал её. Ни руки, ни ноги не двигались, и боялась больше всего на свете она сейчас одного: громко вдохнуть, выдать себя. Потому что это — конец.

Но она не могла. Господи, не могла. Ни шагу сделать не могла, а американцы уже приближались к проходу. Вот сейчас они войдут внутрь, прирежут человека, который может столько рассказать, а потом вернутся и выпустят кишки им всем!

Но как, что делать?! Господи, почему она так мало занималась в училище, почему ничего не знает?!

Сейчас будет поздно!

Нет, нет, не сможет, ни за что не сможет…

Клянусь достойно исполнять воинский долг!

Мгновенный шаг вперёд — и занесённая рука ударила чётко, быстро, сильно, будто на занятиях по рукопашному бою: прямо в ямку под шеей, ну же…

Лезвие чуть соскользнуло, но вошло целиком и сразу же целиком вышло. Раздался оглушающий, звериный крик, и кажется, американец начал оседать на пол, но Таня уже не видела его.

Потому что первый обернулся. Смотрел прямо на Таню, стоявшую посреди комнаты с ножом в руке.

Мужественно!..

Замахнулся, она как-то отклонилась — и всё же почувствовала острую, колющую боль в плече, попробовала ударить, но её руку перехватили, толкнули, Таня куда-то полетела, завалилась, наверное, на раскалённую печку, потому что правая ладонь вдруг адски загорелась, и всё вокруг загорелось нестерпимой болью, и всё, это всё, потому что его глаза и нож — прямо перед ней…

В следующую секунду американец упал.

Валера с разделочной доской в руке стояла, круглыми от ужаса глазами глядя на Таню, а потом вдруг по-детски испуганно вскрикнула.

Защищать!..

Таня обернулась. Отчего-то всё вокруг осветилось рваным, пляшущим огнём. Упавший было второй американец стоял на ногах, стоял, шатаясь, и смотрел прямо на неё.

Думала Таня недолго.

Свободу!..

Шаг вперёд. Боли нет.

Независимость!..

Она наотмашь, со всей силы, с животным криком всаживает нож человеку в грудь.

Народ!..

Ещё раз, пока чужой крик не оборачивается в тихий скулёж.

И Отечество!..

До тех пор, удар за ударом, с яростным криком, пока американец, раскинув руки, не валится на землю.

Из передней слышится громкий топот, там, наверное, был ещё один, и, наверное, он убегает.

Но Таня уже не слышала: она ошеломлённо перевела взгляд на правую руку. Бинты на ней тлели, кожа ладони, вся в саже, пузырилась ожогами.

В следующие секунды всё произошло так быстро, что и не вспомнить: кто-то сорвал с её головы загоревшуюся марлю, накинул на горящий прямо на коже бинт какое-то покрывало, кто-то побежал на улицу, громко зовя на помощь, кто-то принялся тушить высыпанные из печки угли…