Дело всей жизни (СИ) - "Веллет" (читаем книги TXT) 📗

Шэй замер. Что значит, «вам известно, конечно»? Знал про Коннора только Гист, но в нем капитан Кормак был уверен, как в самом себе.

— Да направит меня Отец Понимания, — отчаянно выдохнул Хэйтем. Видно, его терзали те же мысли.

Страшный это был выбор: дело всей жизни против жизни Коннора.

— Не знал, что ли? — сочувственно протянул Ли. — Мои соболезнования.

— А ты знал? — не выдержал Шэй.

— Доподлинно не знал, — признал Чарльз. — Но… были мысли. Его видели в Бостоне мои люди. Я сам не видел, но по описанию предполагал… Будто много тут метисов с томагавками.

— Почему мне не сказал? — ровно поинтересовался Хэйтем.

— Потому что не знал, что знаешь ты, — откровенно ответил Чарльз. — К тому же, этот его ассасинский знак на поясе я только вчера увидел — про это мне никто не докладывал, да и кто из непосвященных придал бы значение какой-то там пряжке? Так что я мог полагать, что ты в курсе о деятельности своего сына. Или что он вообще выполняет твои поручения. Кстати, он жив?

— Жив, — Хэйтем сжал кулак. — Я уже… побеседовал с ним. И да, как ни странно, он после этой беседы жив.

Мистер Ли покачал головой:

— Если бы у нас с Ханной были дети… не знаю, что бы я делал. Так что не мне судить, Кенуэй. А твой — волчонок и есть. Как чувствовал, что куда-нибудь вляпается. Как он умудрился-то?

— Это уже неважно, — отрезал мистер Кенуэй. — Но я попытаюсь склонить его на нашу сторону. В конце концов, прецеденты бывали.

— Бывали… — мистер Ли глянул на Шэя, и тому с трудом удалось удержать бесстрастное выражение лица.

Не потому, что мистер Кормак стыдился прошлого. Это не стыдно — идти путем познания; стыдно — закрывать глаза на то, каков мир. Но Коннор не видит мира целиком — его занимают индейцы и юношеское стремление сделать мир лучше. Вот только Шэй не сомневался — Хэйтем лжет. Он не станет силой воздействовать на Коннора, потому что… Потому что слишком любит его.

А еще Чарльз как будто не договорил — возможно, не сказал о том, что обратные прецеденты бывали тоже? И хотя Шэй был все-таки склонен доверять мистеру Ли, все равно тревожился.

Чарльз пыхнул трубкой и произнес, глядя в стену:

— О возрождении Братства говорить рано, пока здесь только один ассасин — и то ручной. Но в будущем… Волчонок станет волком, а волк всегда может оттяпать руку, которая его кормит и гладит. Да направит тебя Отец Понимания, Кенуэй, потому что только отец может понять отца. Я… ценю то, что ты пошел мне навстречу, когда дело колониального Ордена в таком… нелегком состоянии. Ты можешь быть уверен в моем молчании — до тех пор, пока это не станет угрожать нам всем.

— Спасибо, — коротко уронил Хэйтем. — Так что с Джонсоном? И почему с вами оказался Черч?

Чарльз скривился:

— Черч оказался с нами, потому что не захотел оставаться у моей супруги, а когда вышел на улицу и увидел толпы, не захотел оставаться один. Врач он от Бога, а вот кишка тонка. А Джонсон? А что Джонсон?

Хэйтем помолчал, а потом спросил прямо:

— Чарльз, ты же понимаешь, что мальчишка… мой сын… влез в это не просто так? Он встрял не за расплывчатые цели ассасинов, а наметил себе вполне конкретную цель. Защитить свое племя.

— Тьфу ты, — мистер Ли поморщился. — Будь они прокляты, эти краснокожие! Будто мир на них клином сошелся. Меня твой Коннор возненавидел за то, что я якобы сжег его деревню. Не знаю, поверил ли в то, что это не так, но нашего первого знакомства точно не простил. Удивительная злопамятность. А Джонсона-то за что? Я не слишком понял. Вроде бы Уильям хотел у индейцев что-то купить, но трубка мира не помогла.

Разговор затягивался, и Шэй устроился на соседнем кресле. Даже подумывал тоже закурить — уж больно вкусно Чарльз попыхивал ароматным табаком, но ведь неизвестно, сколько времени займет беседа…

Хэйтем раздраженно фыркнул:

— В том-то и дело, что я не знаю. У Джонсона, насколько мне известно, был только один приказ: заручиться поддержкой племен. Странный способ снискать их расположение. А уж если захотел отнять что-то индейское, то почему он вцепился именно в это племя? Родовую принадлежность Коннора знатоку индейских племен выяснить было бы не так уж трудно. Если хотел купить землю, неужели не нашлось другой?

— А сын-то тебе рассказал хоть что-нибудь про это? — усмехнулся Чарльз. — Или гордо предпочел не выдавать тайн?

— Кое-что рассказал, — Хэйтем задумался. — И сказал, что Джонсон настаивал на покупке именно этой земли. Зачем — это ему неизвестно, но это и неудивительно.

Мистер Ли повздыхал, а потом поглядел на Шэя и обратился как будто именно к нему:

— И что вы собираетесь делать дальше? Сначала «бостонская резня», которую инспирировали мы. Потом «бостонское чаепитие», которое организовал Кенуэй-младший. Кажется, Бостон становится слишком… неудобным для британского парламента. Не лучше ли сместить место событий? А то одно к одному складывается: прибрежный город, даже не форт. Английская флотилия может тут камня на камне не оставить.

Хэйтем глубоко задумался, а потом согласился:

— Вот ты и начнешь. Отправишься в Нью-Йорк, займешься Сопротивлением. Я назову тебе людей, к которым можно обратиться, кроме Питкэрна. И помни, твоя цель — аккуратно начать движение, не повторяй ошибок… моих ошибок.

— Инициатива наказуема, — хмыкнул Чарльз, но не очень расстроился по этому поводу, а потом осторожно спросил. — А… твой Коннор? Будут ли распоряжения, как поступить, если наши интересы пересекутся?

— Я позабочусь, чтобы ему и в Бостоне нашлось, чем заняться, — жестко отозвался мистер Кенуэй. — Но если столкнешься… Постарайся не… Однако помни, что дело Ордена — превыше всего.

— Я понял, — Чарльз кивнул. — Загляни ко мне… послезавтра, пожалуй. Так, чтобы у тебя в распоряжении было несколько свободных часов. Этого времени мне, надеюсь, хватит, чтобы встретиться с нужными людьми, наладить сообщение между тобой и ними… И купить места на рейс до Нью-Йорка.

Шэй понял, что их довольно деликатно выпроваживают, и поднялся на ноги. Хэйтем резко развернулся и так проникновенно поглядел на мистера Ли, что от этого взгляда становилось не по себе.

— Да понял я, — пробурчал в ответ Чарльз. — Надеюсь, и тебе времени хватит, чтобы вбить в дурную голову с косичкой умные мысли. Ты не обижайся, Кенуэй, но воспитатели из вас с Кормаком — так себе.

Они возвращались после хлопотного, суматошного дня, наполненного встречами и делами, разговорами и мелкими событиями, по Миддл-стрит, одной из центральных улиц северо-восточного Бостона. Шли медленно, и были бы похожи на двух степенно гуляющих в подобающем молчании джентльменов, если бы Хэйтем не держал ладонь на эфесе сабли, а Шэй не засунул руки в карманы. Сейчас мистеру Кормаку было наплевать, что это нарушает благородный образ.

Сыпал мелкий мягкий снег, но сыпал часто, заметал следы и тропинки. Декабрьский день был короток, и несмотря на то, что едва закончилось время для файф-о-клок, на город уже опустились сумерки, а под их сенью снег выглядел сизо-лиловым, ненастоящим.

Шэй слышал звон колокольчиков, видел, как мельтешат в витринах магазинов и лавок яркие праздничные товары, и вдруг вздохнул:

— Семь дней до Рождества.

В голову невольно лезли воспоминания о другом Рождестве, в Нью-Йорке. Тогда Коннор впервые пил настоящее вино… А теперь может набраться в стельку со старым пьянчугой-ассасином. Тогда Коннор получил в подарок от Хэйтема модель фрегата… А теперь стал капитаном «Аквилы», ассасинского брига. Тогда Коннор впервые взял в руки настоящее оружие — кинжал, который привез ему из Венеции капитан Кормак… А теперь убивает за Кредо.

Тогда Коннор попросил разрешения называть Шэя по имени. И Шэй помнил это Рождество так же отчетливо, как и все счастливые воспоминания, которые бережно хранил, подобно скряге.

— Буду рад провести его с тобой, — сдержанно отозвался мистер Кенуэй. — Нам не так уж часто это доводилось.

— Пальцев одной руки хватит, чтобы пересчитать, — согласился мистер Кормак. — Но в этот раз отмечать придется в гостинице.