Дело всей жизни (СИ) - "Веллет" (читаем книги TXT) 📗
Смятое покрывало легло под спиной комьями, но Шэй почти не чувствовал неудобства, поскольку сразу ощутил горячее дыхание и влажные губы. Сил хватило только на то, чтобы сдавленно выругаться — Шэй и сам не осознавал, насколько возбужден. Хэйтему, в отличие от него самого, и стараться особо не пришлось. Капитана Кормака, о котором ходили легенды, хватило на несколько движений, не больше.
Шэй устало поерзал на разворошенной кровати, вытянул из-под себя комья покрывала и зевнул. День вышел слишком насыщенным, а теперь, когда переживания трансформировались в подобие плана, а мысли о близости любовника больше не отвлекали, его неудержимо заклонило в сон. Но ложиться раньше, чем ляжет Хэйтем, нельзя. С него станется отправиться куда-нибудь на ночь глядя или — что не многим лучше — полночи пить и нервничать. Этого допускать нельзя.
— Думаю, тебе лучше лечь на ту кровать, — мистер Кормак махнул рукой. — Там, по крайней мере, подушки на месте, а одеяло не выглядит так, как будто за него грызлись собаки. Дверь закрыта, а в окно, надеюсь, никто за ночь не вломится. Разве что Коннор.
— Пусть только попробует, — мрачно буркнул Хэйтем, но вставать не спешил.
Напротив, подпихнул Шэя в бок и вытянулся рядом. Кровать была узкой, но Шэй охотно подвинулся, сообразив, что возлюбленный собирается улечься с ним. Вот только свеча горела далеко — у соседней кровати.
Однако, зевнув еще раз, Шэй счел, что это и неплохо. Если возможный враг будет считать, что здесь не спят, еще сто раз подумает, стоит ли лезть. А свеча к утру догорит.
И устраиваясь на плече Хэйтема на узком ложе, Шэй чувствовал успокоение. Никто не причинит Хэйтему вреда — по крайней мере, пока жив Шэй Патрик Кормак.
Комментарий к 16 декабря 1773, Бостон
* embarras (фр.) - неловкость
* des véritées cachées (фр.) - деликатный секрет, “скрытая правда”
========== 17 декабря 1773, Бостон ==========
Ветер трепал полы длинных плащей, забирался колючими порывами под воротники, а на крыше это ощущалось особенно. Шэй подошел к краю, поглядел вниз и поинтересовался:
— Спускаемся?
— Подожди, — осадил его мистер Кенуэй. — Что-то мне здесь не нравится. Чарльз всегда жил в «Четвертой миле», и здесь всегда толпились всякие оборванцы, которых он нанимал. «Особый отряд», так он называл всю эту шваль.
Шэй внимательно осмотрелся. Никакой «швали» он не наблюдал. Двое пильщиков трудились над толстым баланом с помощью двуручной пилы. Толстая тетка, охая, снимала белье — ночь выдалась холодной, посеревшие тряпки промерзли. У поленницы мирно дрыхла тощая псина на длинной цепи — так она бдила за гостиницей. Двое мальчишек раскатывали лед у каретника — видно, чтобы господам и дамам было удобнее вылезать из экипажей.
Обычная жизнь, которой не касались бунты и война тамплиеров с ассасинами. Конечно, до тех пор, пока восстание и война не придут сюда сами.
— Чарльз ведь живет с женой? — хмуро спросил Шэй. — Ты не знаешь, они ночуют в одной комнате?
— До недавнего времени так и было, — так же хмуро откликнулся Хэйтем. — Но потом миссис Ли заболела… и настояла на том, что им нужно жить раздельно.
— Это хорошо, — бросил Шэй. — Нам нужен только сам Ли. Если там происходит что-то скверное, то лучше иметь преимущество.
— Вряд ли там сейчас может происходить что-то скверное, — не согласился Хэйтем. — К утру, если что надо было, давно попрятали. Пойдем через дверь — незачем наводить на мысли, что у нас что-то за душой. Достаточно Коннора.
— Тогда ты в дверь, а я в окно, — скорректировал предложение Шэй. — Так даже лучше — если меня не будут видеть.
— Ассасин, — еще мрачнее буркнул мистер Кенуэй. — Вроде годы прошли, а привычки все те же. Пойдешь со мной через дверь. Я ничего не скрываю. А теперь и Коннора не скроешь. И кстати…
— Подожди! — возбужденно перебил его Шэй, вглядываясь вдоль улицы. — А это не Коннор ли?..
Бледное зимнее солнце, которое в этот поздний час только поднималось, здорово слепило. Несущаяся по улице фигура металась то влево, то вправо и поднимала тучи снежной пыли, но бело-синюю ткань ассасинского плаща Шэй узнал сразу.
— Коннор! — скрипнул зубами Хэйтем. — Несется, паршивец. Интересно, что ему тут понадобилось. За ним не гонятся?
— Гонятся!
Шэй только теперь увидел, как из-за поворота высыпалась целая толпа красных мундиров. Фигурка сына мелькнула в проулке и пропала.
— За ним! — рявкнул Шэй, не дожидаясь приказа. — Хэйтем, догони! А я задержу этих!
На более долгие объяснения времени не было, и Шэй спланировал в телегу с сеном, которую тащила за собой убогая кляча с седым стариком на козлах. Шэй успел выскочить и даже в кого-то вонзил клинки, когда услышал характерное шуршание сена — значит, Хэйтем послушался.
Но времени разбираться не было. Шэй громко свистнул, отвлекая внимание на себя, и вступил в неравную схватку. Нападающих было много, перед глазами было красно от мундиров и от крови, которая делала мундиры еще красней.
Мистер Кормак дрался отчаянно, но внутренним хронометром отмечал убегающие мгновения. Чем дольше он здесь задержится, тем дальше уйдут Хэйтем и Коннор. И вот когда он уже облегченно выдохнул, увидев, что осталось только двое противников, откуда-то вышел еще один отряд.
Шэй прекрасно умел драться, прекрасно умел фехтовать, но когда противников столько… И ведь оставлять живых нельзя — они видели его в лицо, они смогут составить словесный портрет или даже набросать портрет настоящий. В Венеции и в Париже портреты «убийцы Патрика O’Райли» смотрели со всех стен. В Бостоне этого нельзя допустить, иначе сохранить инкогнито будет невозможно.
И Шэй воспользовался тем, что делать не слишком любил — натянул маску на лицо и бросил под ноги дымовую шашку. Нападающие тотчас отступили, кашляя и закрываясь руками. Перерезать дезориентированных врагов не составляло труда, однако пришлось дождаться, пока дым рассеется, чтобы убедиться, что живых не осталось.
Не осталось. Шэй услышал женский визг и увидел плохо одетую девицу, которая, заметив на улице трупы, прижалась к стене дома и вопила. Однако сейчас сам Шэй был в маске, а потому лишнего на себя брать не стал — тенью метнулся в переулок, оставив девицу наедине с ее ужасом. Но хотя бы жива осталась.
Мистер Кормак несся вперед, не разбирая дороги, но поначалу даже особое зрение ничем не могло ему помочь. А вот через два квартала он и обычным зрением увидел, что выпавший за ночь снег примят и разметан, как будто туда кто-то с силой приземлился. Должно быть, здесь Хэйтем Коннора нагнал. Но куда они делись дальше?
Дальше по улице никаких следов схватки не находилось, и Шэй поднял взгляд наверх. Так и есть, совсем рядом с потревоженным снегом — подъемник при мастерской по камню. «Все виды ритуальных услуг», — гласила вывеска. Стало как-то не по себе.
Веревка подъемника была перебита, и подниматься пришлось самому. Не оставалось так же сомнений, что воспользовался подъемником Коннор, пытающийся удрать. Абсолютно очевидно и то, что Хэйтему после этого пришлось забираться по стене, а значит, у юного ассасина была фора.
Но взобравшись на крышу, Шэй понял, что дальше будет проще. Крыша — не улица, здесь не ходили люди и не ездили с раннего утра повозки, а потому следы сапог на снегу были заметны отчетливо. Шэй бегом пересек несколько крыш, прыгая с одной на другую, а потом наткнулся на труп солдата, которому не посчастливилось в это утро нести караул именно там, где пронеслись тамплиер с ассасином. Шэй присел над трупом и внимательно его осмотрел, а потом и перевернул тело. Караульный умер от точного удара в сердце со спины. Рана была только одна, что позволяло предположить, что убил его Хэйтем — он носил скрытый клинок только на одной руке. Коннор бы вонзил оба клинка — чего мелочиться?
Следы сапог уводили дальше, и Шэй увидел кровяные капли. Сначала немного, а потом все больше и больше. Кто-то из убегавших был ранен. Не тот, кто убил караульного… Шэй помнил, что лезвие сабли, валяющейся у трупа, было чистым, и пожалел, что не проверил, был ли у того пистолет, и был ли он заряжен. Но теперь надо было идти вперед.
