Дело всей жизни (СИ) - "Веллет" (читаем книги TXT) 📗

— Опять собираешься начать вырезать тамплиеров? — Хэйтем вздохнул. — Хочешь вспомнить свою молодость?

— Это не то, чего бы мне хотелось, — бросил Шэй. — Я предан Ордену… но тебе я предан больше. Так что если тебе будет нужно, могу. Я выясню, почему они все втроем там так вовремя оказались. И я найду того, кто тебя предал, если таковой есть. Бездействие иногда не менее опасно, чем действие, тебе ли не знать. Подождем… Ты больше не один, Хэйтем. Я вернулся, и никуда не уеду, пока не удостоверюсь, что ты в безопасности.

Мистер Кенуэй несколько спокойнее вздохнул и заметил:

— Шэй, никого убивать мы не будем. Лично я бы подумал о предательстве Черча, но сомневаюсь, что такой трус, как он, сумел бы склонить на свою сторону остальных. Возможно, мы действительно чего-то не знаем. А Коннор? Ты ведь видел Коннора на пристани… Как он?

— Отлично, — успокоил его мистер Кормак. — Я бы сказал, лучше всех. Не ранен. Одежда у него была в крови, он точно кого-то убивал, но двигался естественно и нормально. Он устроил это представление — а после отлично скрылся от солдат, как настоящий ассасин, а потом удрал в гостиницу, о которой как-то раньше говорил. Я видел, как он влез на второй этаж «Бойцового петуха».

Хэйтем снова дернулся:

— Вот дурной! Об этой гостинице тоже можем знать не только мы! Может быть, стоит его сейчас навестить? Предупредить, что стоит сменить место?

— Если бы Коннор был таким недотепой, то этого юного ассасина убили бы куда раньше, — не согласился Шэй. — Пусть отдохнет и от крови отмоется. Лишь бы не удрал.

— Даже не знаю, что приоритетнее: навестить его или наших соратников, — задумался мистер Кенуэй.

Шэй даже не сомневался:

— Сначала тамплиеры. Если Коннор сбежит, то ему это только на пользу пойдет, пока не утихнет шум.

— Это верно, — мистер Кенуэй кивнул и снова разъярился. — Найду — выпорю! За самодеятельность. Давно надо было, но я считал себя прогрессивным отцом, и с презрением относился к розгам. Кажется, зря.

— Сейчас уже поздно, — скорбно признал мистер Кормак. — Коннору семнадцать лет, так что ты только нанесешь ему несмываемое оскорбление… И потом, его действительно черта с два теперь поймаешь. Хэйтем, перестань об этом думать. Дело уже сделано, теперь придется разбираться с последствиями. Но как раз ради этого стоит отдохнуть. Ты выглядишь, — он снова заглянул любовнику в лицо, — не очень. У тебя такие круги под глазами, какие у меня были тогда, когда меня шевалье по теории морского дела натаскивал.

— А он тебя натаскивал? — рассеянно бросил мистер Кенуэй. — Ты про него никогда ничего хорошего не вспоминал, в отличие от остальных твоих приятелей-ассасинов. А еще совсем недавно сказал, что он тебе зуб выбил…

— Это было позже, — справедливо заметил Шэй. — Началось с того, что мне довелось пройти с шевалье на его «Кречете». Хлебнул я, конечно, с таким капитаном… Как он меня гонял! Но отметил те умения, что я на отцовском клипере приобрел. И доложил Ахиллесу, что, мол, Кормак — сметливый матрос, но в теории — ни в зуб ногой. До сих пор подозреваю, что он это сделал для того, чтобы получить возможность безнаказанно надо мной издеваться. Часами. А еще зваться моим наставником. Мне очень хотелось приложить его… хотя бы словесно. А еще лучше — разбить его аристократическую физиономию сапогом. Но я терпел, Хэйтем! Потому что еще отец сокрушался, что не может дать мне никакого образования. Мой отец, он… он не умел читать.

Мистер Кенуэй помолчал, а потом слабо улыбнулся:

— Мой отец, ассасин, тоже был капитаном корабля. Он был еще и пиратом, но мне он об этом не рассказывал. Но у отца всегда было в запасе множество занятных историй, которые он рассказывал. Под них я вырос, под них засыпал в детстве. Мне было десять, когда отца убили, и я видел, как его не стало — но я до сих пор помню его истории. Некоторые из них я пересказывал Коннору, насколько помнил — когда ему снились плохие сны.

Шэй впервые за долгое время почувствовал себя несколько неуверенно. Если он правильно понял возлюбленного — а ведь почти научился понимать, за столько-то лет, то…

Шэй пошевелился, сполз по плечу любовника ниже, согнул ноги, забросив правую на колено левой, и устроил голову на коленях Хэйтема. И попытался припомнить что-нибудь такое, о чем можно было бы рассказать, не затрагивая извечной борьбы тамплиеров и ассасинов.

— Помню, шли мы… — начал он и запнулся. — Это был пятьдесят шестой год, я тебя еще не знал, а на «Морриган» только пушки были, и больше ничего. Шли мы по северной Атлантике, довольно мирно. Там дуют суровые ветра, часты вихри и метели, а волны иногда такие, что могут обрушиться на палубу и смыть все, что не прибито. А в тот раз солнце светило ярко, видимость была отличная, я смотрел в трубу — и не видел ни одного враждебного судна. И тут лоцман как заорет: «Мясо, сэр! Свежее мясо!». Я тогда подумал, что нам какая-то зараза на хвост села, обернулся, и тут рядом что-то так булькнуло! Я чуть штурвал не выпустил.

Хэйтем устроился удобнее, оперся на руку и заметил:

— Большинство твоих рассказов о море начинаются одинаково.

Шэй слышал по голосу, что Хэйтем улыбается, и улыбнулся в ответ:

— Ты обычно половину таких моих рассказов пропускаешь мимо ушей.

— Но самое важное-то улавливаю? — усмехнулся Хэйтем и, не дав возмутиться, продолжил: — На самом деле это не так, Шэй. Я слушаю действительно все, просто иногда… воспоминания.

Шэй не стал спрашивать. Помнил еще, как сам, в начале своего пути тамплиера, отворачивался и говорил, мол, «воспоминания», когда магистр Кенуэй справлялся, отчего молодой соратник задумчив и рассеян. Оставалось только продолжить рассказ, и Шэй, посмеиваясь, заговорил снова:

— Я, честно говоря, так и не понял тогда, что за морское чудище за бортом, но плескалось изрядно. И я отдал приказ готовить вельбот и гарпуны. Я и до этого на морской охоте с гарпунами бывал, так что когда мне предложили, не смог устоять.

— Так вот перед чем ты устоять не можешь… — протянул Хэйтем. — Я просто неправильно тебя оценил. Когда мы с тобой познакомились, мне казалось, что тебя могут заинтересовать только три вещи: ром, карты и… удобная пристань.

— Неправда! — возмутился Шэй. — Еще как минимум хорошее оружие. Не перебивай. Так вот, в морской охоте я участие принимал, на том же «Кречете», но участие это сводилось к тому, что я подавал гарпуны. Но не мог же я перед командой признать, что вообще не представляю, как за этот гарпун взяться? Тогда подумал, помню, что всему в своей жизни учился на практике. Ну, я и взялся.

Хэйтем рассмеялся:

— Судя по тому, что ты жив, охота удалась?

— И впрямь, слушает, — вполголоса заметил сам себе Шэй и возвысил голос. — Удалась. Первые два раза не попал, а потом понял, как правильно эту зверюгу тыкать надо.

— Ужасно звучит, — прокомментировал Хэйтем.

Капитан Кормак сделал вид, что не услышал:

— Гарпун засел плотно, и нас ка-а-ак потащило! Раньше-то я на такой охоте только в лодке сидел и держался за борт, а тут надо было не только стоять, не только левой рукой весь вес выдержать, да еще и дальше кидаться! А зверюга-то мечется, ей же не нравится! А вокруг куски льда плавают! Трясло нас, как… как в телеге по камням, у меня эта ледяная крошка, кажется, была везде: и за шиворотом, и в рукавах, и чуть ли не в заднице!

Погрузившись в рассказ, Шэй даже не сразу понял, что повернулся и оживленно жестикулирует, но тут ему на лоб легла теплая ладонь возлюбленного:

— Тише, Шэй, — скомандовал мистер Кенуэй и добавил мягче. — Ты и без того достаточно образно рассказываешь, отлично представляется.

Шэй потерся об руку возлюбленного, словно кот, и куда расслабленней продолжил:

— Я еще пару раз попал, а потом эта тварь оборвала канат. И ушла куда-то глубоко. Но я прекрасно понимал, что никуда она, раненая, не денется. Кровищи было! Я только по этому следу на воде и мог понять, где ее носит. Подошли поближе, а тут она бросилась на нас! Как я удержался, ума не приложу. Потом-то сообразил, что надо присесть и за борт держаться, а в первый раз меня едва в воду не смыло. А по щеке — чем-то холодным, скользким! Я гарпуном махнул, и, видно, опять попал. За спиной заорали, и нас опять поволокло. Я уже ничего не видел, сплошная пелена перед глазами. На звук ориентировался и на вопли. А потом зверюга устала буксировать вельбот, и тогда мне снова удалось хорошенько попасть. Ну, и приноровился, конечно. И чувствую — тяга ослабла. Еще немного нас протащило, а потом всплыла туша. И тут я задумался: а кого я убил-то?..