Дело всей жизни (СИ) - "Веллет" (читаем книги TXT) 📗

— Но мы можем организовать минимальные выплаты с того небольшого резерва, что у нас есть, — предложил мистер Адамс. — Это единственное, что мы можем сделать, чтобы сделать хоть какие-то выплаты сразу. А потом… Можем запросить помощи у южных штатов. Там британцы уже покидают Чарльстон и Саванну, а значит, дела должны идти полегче.

— А если они откажутся? — с убийственной прямотой вопросил мистер Хэнсон. — Им сейчас придется восстанавливать все то, что разрушили англичане. Война окончена, и у нас больше нет рычагов давления.

Мистер Гамильтон раздраженно бросил, хотя больше таких грубых выпадов не делал:

— А я говорил, господа, что Статьи Конфедерации… неполны. Ни одно правительство не может обойтись без налогов, поскольку ни одно правительство не может эффективно управлять, если у него нет ни денег, ни прав. Речи о всеобщей свободе хороши ровно до тех пор, пока никто не бунтует. Но недовольные будут всегда, и у нас должны быть рычаги управления для того, чтобы удовлетворять нужды, а не сбегать от собственных солдат.

— Чем бы ни закончилась эта история, Стейтон Хаус в любом случае стоит покинуть, — заметил Хэйтем. — Во-первых, этот прецедент позволит любым недовольным решить, что их требования будут выполнены. Во-вторых, господа, здание в таком состоянии, что находиться в нем небезопасно даже без угрозы извне.

— Хорошо, — мистер Хэнсон сдался. — Можно поставить на голосование вопрос о резерве… Даже при отсутствии кворума. Обстоятельства не позволяют поступить иначе, поскольку бунтующие блокировали входы и выходы. Но в любом случае до выплат пройдет не меньше нескольких дней, и кому-то придется отправиться к мятежникам, чтобы им не пришло в голову, что настало время радикальных мер. Может быть, это будете вы, мистер Кенуэй? Если вам удалось с ними договориться… Если у вас есть опыт погашения бунтов в Нью-Йорке…

Шэй взглянул на любовника, однако тот хранил все то же невозмутимое выражение лица. И проговорил бесстрастно:

— При всем моем уважении… Нет, мистер Хэнсон. Я сумел уговорить их не требовать всего и сразу, а быть гарантом исполнения обязательств, на которые я не могу повлиять… Прошу прощения, но нет.

— Выйти к солдатам могу я, — вдруг громко предложил мистер Гамильтон. — Пусть ни с кем из них я лично не знаком, но мне знакома жизнь в лагере, и я лично водил людей в бой. Думаю, я сумею найти нужные, хотя и, возможно, непечатные слова. А позже нам нужно будет перебраться куда-то, где более безопасно, чем здесь. Мистер Кенуэй прав. Башня почти развалилась, а в моей спальне мне пришлось поставить тазик в углу, поскольку в дождь там капает.

Эти слова вызвали гул одобрения и, как показалось Шэю, восхищения. Большинство из заседающих никогда не были в бою, а выйти к бунтующим солдатам — для них подвиг не меньший, чем гладиаторский. Про гладиаторов, выходящих на бой с дикими зверями, Шэй читал, когда валялся раненым — и это чтение было не скучным.

— Это очень смело, — заметил мистер Адамс. — Проголосуем, господа?

Мистер Гамильтон отмахнулся, и столбик пепла упал на ковер:

— Свое мнение я уже озвучил, позвольте мне закончить разговор.

Спорить с этим не стал даже мистер Хэнсон, который, по наблюдениями Шэя, был тем еще канцеляристом. Возможно, ему действительно управление Конгрессом давалось с трудом, и он стремился избежать любых решений и потрясений. Но Хэйтему этого не объяснить, любовник всегда безжалостен — и к себе, и к остальным.

Конгрессмены расселись, шуршали бумагами, что-то обсуждали… Шэй уже не слушал, поскольку Хэйтем проводил их взглядом и обратился к визави негромко:

— А что касается банка? Есть у вас какие-нибудь успехи?

— Пожалуй, — мистер Гамильтон даже слегка улыбнулся. — Я не могу сказать, что двигаюсь к цели гигантскими шагами, однако кое-чего мне определенно удалось достигнуть. Я нашел нескольких людей, которые готовы осуществить крупные вклады. Мистер Рутледж особо настаивал на том, чтобы акций не было много, а следовательно, вкладчики должны вносить весьма серьезные суммы. И таких, надо сказать, немало, но… Есть одна трудность.

— Какая же? — заинтересовался Хэйтем. — Возможно, я сумею ее разрешить?..

— Едва ли, — Гамильтон еще раз глубоко затянулся и раздавил остатки сигариллы в пепельнице, погребая ее под слоем пепла. — Бо́льшая часть этих людей готовы только теоретически. Практически они будут готовы это осуществить только тогда, когда будет заключен окончательный мир, а будущий банк приобретет гарантии от государства. Как вы видите… В нынешнем виде Конгресс ничего толком гарантировать не может.

— Что ж, это общая цель, — задумчиво кивнул Хэйтем. — Возможно, мне удастся на это повлиять… Возможно, я даже отправлюсь во Францию…

— О? — мистер Гамильтон явно удивился, но быстро взял себя в руки. — Не предполагал, что ваше влияние простирается настолько далеко. Тогда я тем более горжусь тем, что имею честь считать вас своим союзником. Надо сказать, что очень немногие разделяют мои взгляды на будущее управление, а я никогда не был мастером убеждать. Если бы мистер Лоуренс не пал жертвой войны за независимость Америки, он мог бы… Вот уж кто умел говорить и вдохновлять! Но увы, мне придется… самому.

— Я знаю, мистер Гамильтон, — склонил голову Хэйтем. — Мы приносим вам соболезнования.

— Почти год прошел… — натянуто вздохнул Гамильтон. — Я привык к этой мысли. Но я принимаю ваше участие. Что же касается вас, мистер Кенуэй… Не желаете ли стать одним из инвесторов?

Неожиданно Хэйтем слегка улыбнулся:

— Не откажусь. И, полагаю, мистер Кормак не откажется тоже.

Шэй от неожиданности даже глубоко вдохнул дым, едва не подавился, но пожал плечами:

— Сейчас мне несколько странно об этом говорить, поскольку в данный момент у меня с собой денег нет. То есть настолько, что я не могу даже взять пинту эля в таверне.

— Ничего, если желание выпить эля будет непреодолимым, то я поухаживаю за вами, мистер Кормак, — фыркнул Хэйтем. — А в перспективе?

Мистер Гамильтон немедленно оживился и вдохновенно произнес:

— Обещаю, мистер Кормак, дело будет прибыльным! Британские инвесторы получают около тринадцати-четырнадцати процентов дивидендов, и у нас будет не хуже. Возможно, не сразу, уйдет несколько месяцев после учреждения, но финансист из меня многим лучше, чем оратор. Мы планируем монетизировать около семисот тысяч долларов, а среди предполагаемых вкладчиков есть и плантаторы, что сразу приносит нам не только непосредственные вклады, но и займы.

— Стоп, — Шэй вскинул руку с дымящейся трубкой. — Я все равно в этом ни черта не понимаю, так что слова мистера Кенуэя более чем достаточно.

— А… Хм… Да, — мистер Гамильтон снова тактично отвел взгляд. — Разумеется. Вы, кажется, близко общаетесь с мистером Рутледжем? Если примете решение вложиться, вам не обязательно разыскивать меня, слова Эдварда мне тоже будет достаточно. То есть… Я не хотел сказать…

Хэйтем озадаченно свел брови, пользуясь тем, что собеседник в глаза не глядит, но произнес абсолютно невозмутимо:

— Мы учтем. В таком случае до встречи, мистер Гамильтон. Рад был услышать хорошие новости.

Шэй поднялся вслед за любовником, и это не осталось незамеченным. Заседатели Конгресса отвлеклись от своих не в меру важных обсуждений, и мистер Адамс выразил общее изумление:

— Вы… уходите, господа?

— Да, — кивнул Хэйтем. — Это была крайне плодотворная беседа, но увы, нам пора.

— Но… как же? — мистер Хэнсон всплеснул руками с пергаментно-тонкой кожей. — Ведь бунтующие…

— Полагаю, нам удастся убедить их выпустить нас, — небрежно откликнулся Хэйтем. — Было приятно пообщаться, господа. Надеюсь, вам удастся без потерь справиться с этим досадным инцидентом.

Стоило Хэйтему закрыть за собой двери ассамблейного зала — он как будто давал понять, что разговор закончен и никого он вместе с собой не приглашает — как Шэй сразу же сказал:

— Хэйтем, я, конечно, могу попробовать их уговорить нас пропустить, но могут быть неожиданности. А мне вовсе не хочется убивать этих ребят.