Дело всей жизни (СИ) - "Веллет" (читаем книги TXT) 📗

Мятежники из бывшей колониальной армии были трезвы — все до единого. Они вовсе не напоминали бостонских бунтовщиков в начале войны. Изможденные, отчаявшиеся, они больше напоминали скот. В голову невольно лезли сравнения с рабскими восстаниями в Луизиане.

Шэй сочувствовал им — эти парни имели полное право на то, чего добивались. Просто потеряли надежду добиться этого законным и честным путем.

Однако чем ближе к Конгрессу, тем больше сочувствие сменялось настороженностью. Рассредоточившиеся по краям площади бойцы провожали странную пару недобрыми взглядами. И, хотя не нападали, Шэй чувствовал, как клокочет в воздухе ярость. Ненависть — к таким, как мистер Кенуэй и мистер Кормак — к богатым, сытым и чистым.

Вокруг Стейтон Хауса разместилось настоящее оцепление. Шэй с уважением и тревогой одновременно подумал о том, что конгрессменам действительно есть, чего бояться. Несмотря на то, что все эти парни-солдаты были скверно одеты и явно жили едва ли не впроголодь, позиции они заняли безукоризненно выверенно. Вот что значит — боевая подготовка. Наверняка половина этих парней не умела даже читать, но познавать искусство войны им приходилось на практике, рискуя собственной шкурой, и они, раз выжили, этот урок усвоили крепко. Возможно, Конгресс до того просто не представлял себе, что это значит — люди, умеющие убивать.

Хэйтем решительно подошел к главному входу и обратился к тому, кого признал главным:

— Позволите войти, сержант?

Тот внимательно и цепко оглядел Хэйтема и процедил:

— Войти — да, выйти — нет.

Мистер Кенуэй кивнул, как будто иного не ожидал, и задал следующий вопрос:

— Чего вы добиваетесь сейчас?

Этот вопрос заставил окружающих подтянуться чуть ближе, хотя постов мятежники не покинули — просто хотели побольше расслышать.

Сержанта, кажется, вопрос ввел в задумчивость, и он усмехнулся:

— А что, вы, сэр, можете заставить их выполнить требования?

Настала пора Хэйтема задуматься перед тем, как ответить.

— Пожалуй… нет, — он покачал головой. — Но у меня есть небольшой шанс заставить некоторых обдумать то положение, в котором они оказались. И тогда они захотят побеседовать с вами и выслушать список требований. Разумный список, потому что неразумные требования выполнить невозможно, а стало быть, этот пункт можно пропустить.

— Нам нужны обязательства и сроки выплат, — подумав, сообщил сержант и, скривившись, выдохнул. — И хотя бы немного — в первую очередь! Наши семьи голодают. Больные и слабые — умирают.

— Я передам, — с достоинством кивнул Хэйтем.

Шэй тем временем торопливо прикинул, сколько с собой наличных. Не так уж мало, учитывая, что деньги даже в самой лучшей гостинице мистер Кормак, наученный горьким опытом, оставлять бы не стал.

— Эй, — произнес он негромко, пока мужик не отправился раздавать приказы и пропускать незваных гостей. — Держи.

Кожаный мешочек брякнул, оказавшись в заскорузлых, покрытых трещинами ладонях.

— Здесь около пятидесяти гиней, — так же тихо произнес Шэй. — На всех не хватит, но, я думаю, ты распорядишься ими лучше, чем генералы.

Вокруг немедленно воцарилась тишина, а сержант хрипло и даже возмущенно спросил — он даже не шевелился, не в силах, видимо, отказаться от денег, и не желая их принимать:

— Это в счет Конгресса считать или просто… как подаяние?

— Как хочешь, — поморщился Шэй. — Но лучше — не так и не так. Милостыню я здоровым мужикам не подаю, а за Конгресс рассчитываться как-то не имею желания. Я капитан… Пират, если проще, и я знаю, какой ценой достаются победы.

— Тогда возьму, — мужик упрятал кошель на пояс. — Если нас всех не перевешают, кого-то ты, парень, точно заставишь еще на этом свете помучиться. Благодарить не буду — либо все, либо никто.

Шэй кивнул и старался не обращать внимания на то, что ему в спину глядят — кто-то восхищенно, а кто-то и презрительно. Но для Шэя это не имело значения — он считал, что прав.

Но когда двери распахнулись, и Стейтон Хаус встретил обоих темным холлом, первое, что увидел Шэй — это нацеленные прямо в лицо мушкеты, и понял, что ничего хорошего здесь не ждет.

— Представьтесь, господа, — вежливо, но несколько нервно потребовал один из солдат, охранявших Конгресс. — И сообщите о своих намерениях.

— Хэйтем Кенуэй, член городского совета Нью-Йорка, — бесстрастно ответил Хэйтем. — Со мной мой друг, капитан Шэй Кормак. Мы хотели бы поговорить с членами Конгресса.

— Вы от имени… тех пришли? — еще более нервно поинтересовался предводитель, но взмахом руки приказал своим опустить оружие. Шэй отметил в полутьме, что на солдатах форма колониальной армии, но новенькая и чистая, в отличие от тех лохмотьев, в которых ходили бунтовщики.

— Нет, мы не от имени «тех», — покачал головой Хэйтем. — Но нам есть что сообщить уважаемым членам Конгресса.

Предводитель солдат решился:

— Тогда проходите в ассамблейный зал. Вы бывали здесь, знаете, где это? Нам поручено охранять вход, и если вас не нужно проводить…

— Мы знаем, — ответил Шэй, уже направляясь в сторону зала. В здании Конгресса царил полумрак, коридоры были тихи и пустынны, и даже из-за дверей ассамблейного зала не доносилось звуков спора или обсуждения. Что же они там делают? Ждут, что ли, пока все само собой как-то устроится?

Мысли Шэя прервались, когда Хэйтем распахнул двери ассамблейного зала. Шэй отметил, что народу здесь не очень много — около пяти-шести дюжин человек. Значит, многие уже успели удрать, когда в городе начались волнения — либо вчера вечером, либо сегодня утром.

Навстречу прибывшим поднялся пожилой человек, и Хэйтем обратился к нему:

— Добрый вечер, мистер Хэнсон.

Шэй вроде бы слышал раньше это имя, но не мог вспомнить, кому оно принадлежало. Вроде бы Рутледж говорил… Мистер Кормак поискал соратника среди заседателей Конгресса, но того здесь не было — значит, он как раз удрал. Вряд ли причиной тому была трусость. Уж скорее, нежелание оказаться в ловушке без возможности влиять на события. Из знакомых лиц здесь были только мистер Гамильтон и мистер Адамс. Остальных Шэй, если и видел раньше, то лично не знал.

Тут Шэй обратил внимание и на то, что с появлением «новеньких» в зале стихли все разговоры, отголоски которых было слышно, пока распахивались двери. Очевидно, забаррикадировавшиеся конгрессмены считают их… кем? Дипломатами со стороны бунтующих?

— Добрый вечер, мистер Кенуэй, — наконец отмер мистер Хэнсон. — У вас… новости?

Хэйтем как будто слегка задумался, прежде чем ответить, и это дало Шэю возможность внимательней оглядеть собеседника. Тот был уже очень немолод и выглядел довольно скверно. Шэй пришел к выводу, что он страдает каким-то хроническим заболеванием, а может, и не одним. Лицо мистера Хэнсона было нездорового изжелта-бледного цвета, а худая и морщинистая, как у черепахи, шея, была старательно прикрыта буклями седого парика, отчего тот напоминал старого пуделя.

Шэй отметил так же и то, что держался мистер Хэнсон по-европейски и обладал отличной выправкой, но, кажется, это ему давалось с трудом.

— Я прибыл в Филадельфию по своим делам, — наконец ответил мистер Кенуэй. — Но когда начались беспорядки, не мог остаться в стороне. Когда что-то подобное происходило в Нью-Йорке, я прилагал все усилия, чтобы нормализовать обстановку и добиться диалога. Кое-какой опыт у меня имеется.

— И поэтому вас пропустили? — почти утвердительно произнес мистер Хэнсон. — Что ж, откровенно говоря, нам никакая помощь будет не лишней. Но ведь у вас, наверное, есть и свой интерес?

— Разумеется, — кивнул мистер Кенуэй. — Вопрос финансовый, и мне бы хотелось побеседовать с мистером Гамильтоном. У нас есть общий проект по созданию банковской схемы.

— Мистер Кенуэй! — мистер Хэнсон вскинул руку и не смог погасить в голосе раздражения. — Это отличное начинание, но сейчас оно нам не поможет. Эти люди, — он указал подбородком на огромное окно, прикрытое тяжелыми дорогими гардинами, — хотят денег немедленно.