Когда цветут липы (СИ) - "Эвенир" (читать полностью бесплатно хорошие книги TXT, FB2) 📗
Подъем. Да, подъем, вот что чувствовал Андрей, натягивая теплый спортивный костюм, зимние кроссовки, шапку-бини, перчатки. Необычное чувство беспричинной радости будоражило кровь, заставляло лететь вниз по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, подставлять лицо утреннему полумраку, одновременно морозному и влажному. Хотя причина для радости была, самая лучшая причина, с золотыми глазами и с треугольником чёрных родинок чуть правее пупка. Он обязательно поцелует каждую из них сегодня вечером и ещё те, в углу глаза.
У парка, где дорога шла под гору, дети уже накатали ледяную дорожку. Обычно это бесило, но в этот раз Андрей взял разбег и прокатился на хорошей скорости, едва сдержав восторженный вопль. Надо будет позвать Диму на выходных в парк, на каток. Он ведь катается на коньках? Не может не кататься. Круг по парку, мимо самых ранних прохожих, через школьный стадион, ещё пустой, и обратно, домой. Скромная дистанция в пять километров, давным-давно вымеренная для дней, когда нет кроссфита, в то утро показалась короче обычной. Слишком много весёлой энергии кипело в крови, слишком легко утоптанный снег ложился под рифленые подошвы. А дома — горячий душ и крепкий кофе. И что же может быть лучше после утренней пробежки?
Одевался с особой тщательностью: надел серо-голубую под цвет глаз рубашку, расстегнул верхние пуговицы, чтобы видно было ямку между ключицами и треугольник белой майки. Темно-синий пиджак, черные джинсы, кашемировый шарф, пальто. Обувшись в коридоре, Андрей оглядел себя в зеркало и довольно улыбнулся. Обычно собственная внешность его не впечатляла, но в то утро на него глядел из зеркала довольно симпатичный молодой мужик с квадратной челюстью, высокий и стройный, да и вообще ничего такой. Андрей хитро подмигнул своему отражению. Мужик в зеркале оскалил белые зубы.
Предусмотрительно оставил машину на дальней стоянке. Направился к зданию неспешной походкой, и сам не заметил, как ускорил шаг, скорее бы только увидеть его. В кабинете едва сбросил пальто и попросил Вику о кофе, а сам направился в раздолбайский уголок, где сидела Димина группа АДЕРМ, алгоритмы детекции редких мутаций, в простонародье — редкие мудакции. Почти в полном сборе они уже сидели на большом угловом диване, на журнальном столике — кофе, печенье, планшеты, телефоны, на плазменном экране на стене — график проекта СНВ. И Дима, в светло-сером свитере, сияющий улыбкой, самый красивый.
— Всем привет! — поздоровался, с трудом отрывая взгляд от милого лица. — Калиновский, у вас сегодня звонок с МакКормик, я вам на нём нужен?
— Вы очень мне нужны, Андрей Александрович!
Господи, как он это сказал! Чуткая на скандал Ерёменко тут же оторвала от планшета любопытную мордашку, по-собачьи повела острым носиком. Турнуть бы эту лису, сплетницу, не будь она нереально крутым программистом… Ответ в духе «без начальства пёрнуть не можете» напрашивался сам собой, и был бы он вполне в духе хамоватого самодура Дымова, но Андрей просто коротко кивнул:
— Хорошо, тогда в девять в моём кабинете.
И скорее прочь, пока не вырвалась наружу идиотская улыбка, пока он ещё не растёкся лужицей ванильного мороженого прямо на полу под журнальным столиком за одно это «Вы мне очень нужны…»
А в условном уединении кабинета вдруг настигло вечное: «Спалишься. Вот он, этот не знающий страха мальчишка, спалит вас обоих». И улыбка погасла.
Работа прогнала и ненужные тревоги, и приятные мысли. Даже когда в тесном кабинете, едва вместившем всех «мудакций», Дима сел рядом, пришлось сконцентрироваться на строгой заказчице. Её часы к тому времени уже показывали десять вечера.
А после совещания, когда все выходили из кабинета, Дима заглянул Андрею в глаза и очень ласково задержал ладонь на его плече. Это мог увидеть любой. Андрей замер, как попавший в ловушку кролик.
Кажется, на этот раз пронесло. Вроде бы никто не хлопнулся в обморок, не забился в истерике, никто не захихикал, не указал пальцем. И на том спасибо. Но печальной обреченностью горчила простая мысль: «С Димой нужно поговорить. Он не знает, чем рискует. Он слишком молод и беспечен, избалован привилегированным воспитанием способного мальчика из хорошей семьи. В таких семьях не ругаются матом и считают гомофобию знаком дурного тона. Он просто не знает, что тех, кто придерживается этого тона, ровно девяносто девять процентов. Пора напомнить ему: здесь совершенно точно не Беркли. Если он сам ещё этого не заметил».
Послал СМС: «Поужинаем сегодня? Как тебе Cafe de Paris?» Ответ пришёл тотчас же: «Конечно! Теперь дожить бы!» И смайлик в конце. Как на такого злиться?
В свободные от кроссфита дни Андрей задерживался в офисе допоздна, работы всегда хватало. В тот вечер ушёл раньше обычного, но Дима уже ждал его в кафе. Хоть он и занял дальний столик в самом тёмном углу, Андрей увидел его сразу, будто его взгляд, а следом и тело потянулись именно туда, где сидел его парень, блестел глазами, прятал улыбку за стаканом воды, который он так медленно и чувственно подносил к губам, что сердце пропустило удар. Сердце не обманешь, так говорят. И вправду, вот это сладкое замирание, будто перед прыжком в пустоту, его невозможно контролировать, это и есть голос сердца. Когда идёшь к нему и не видишь ни пола, ни стен, ни людей, а только его глаза…
— Привет, прости, что заставил тебя ждать.
— Ничего, я только что пришёл.
Врет, красного вина в его бокале — на донышке, корзинка с хлебом наполовину пуста, еды не заказывал, ждал его, а сам голодный…
Дима накрыл его руку ладонью, сжал тепло и сильно, и Андрей на мгновение потерялся в этой простой и честной ласке. А потом — будто током ударило. Выдернул ладонь, прошептал-прошипел:
— Дим, ты что?
— А что? — о, это инфантильное калифорнийское непонимание! Он что, не заметил, что уехал из Беркли? — Мы же сейчас не на работе. Здесь нас никто не знает.
— Дима, пожалуйста…
Провел ладонью по лицу, собираясь с силами. Поговорить надо. Так и сказал:
— Надо поговорить.
Дима сразу подобрался, будто приготовился к удару, и это было так плохо, так неправильно.
— Я слушаю тебя внимательно.
Заговорил сбивчиво, волнуясь. Мысли неслись вскачь, и слова за ними не успевали. А где-то позади и мыслей, и слов бабочкой в стекло билась бессильная паника: он не поймёт, не простит, не…
— Дима, солнце. Я смотрел на тебя два года и мечтал, и мучился. Мечтал о тебе и мучился, что никогда, ты понимаешь?.. Вообще без надежды. Любил тебя без всякой надежды. А оказалось, что и ты, ну, небезразличен.
— Это кошмарное преуменьшение…
— Солнце, да, пусть. Это такой подарок для меня. Я хожу и сам себе не верю: как я могу быть таким счастливым? Это я, вообще, или кто-то другой?
— Я тоже, Андрюш…
— Но ты должен понять меня… Вернее, нет, ничего ты мне не должен. Но я просто прошу тебя, постарайся понять.
Так не вовремя подошёл официант. Андрей сунул ему нераскрытое меню, проговорил:
— Фирменный салат, оливки, луковый суп. Седло барашка средней прожарки.
Дима бросил так же безучастно:
— Мне тоже салат и барашка. И бутылку пино-нуар «Карнерос».
Будто подтвердил: еда — это просто еда. Разговор важнее. Он продолжался.
— Дима, я не готов к каминг-ауту. И, наверное, никогда не буду к нему готов. Поэтому я очень тебя прошу: давай обойдёмся без эксгибиционизма. Пожалуйста, никаких публичных проявлений чувств. И не только в офисе, повсюду. Пожалуйста. Ты можешь это сделать для меня?
Пауза оказалась долгой, выматывающе долгой. Наконец, Дима отозвался. Конечно, он понял все неправильно.
— Ты меня стесняешься? Нет, подожди! Лично я горжусь, что ты выбрал меня. Я готов трубить об этом на каждом перекрёстке: «Вот этот потрясающий мужчина мог заполучить любую женщину и любого парня, а выбрал меня!»
— Господи, Дим! — выдохнул Андрей. — Господи, конечно, я не стесняюсь. Я, если честно, даже не совсем верю, что ты со мной. Просто я не хочу, чтобы кто-то знал, что я — гей! Разве это так трудно понять?
