Когда цветут липы (СИ) - "Эвенир" (читать полностью бесплатно хорошие книги TXT, FB2) 📗
— Дима, Дим… Посиди со мной, не уходи.
Он откинулся на подушки, не сводя взгляда с любимого лица.
— Дим, ты светишься в темноте. Мне больно на тебя смотреть. Ты — солнце…
Этого не может быть, в реальности ничего такого не происходит, потому что эти тонкие и сильные руки никогда ведь не могут касаться его виска, щеки, шеи так ласково. А если этого нет, тогда и стесняться не стоит.
— Дима, иди сюда. Ты не знаешь, как я скучаю по тебе. Ты не знаешь, как мне херово без тебя. Всю жизнь без тебя, это просто край…
И вдруг он оказывается рядом, глаза в глаза, лицо в лицо. А глаза у него шальные, сумасшедшие глаза у него. И можно дотронуться до его лица, а губы чуть приоткрываются, а там так тепло и влажно.
— Андрей, милый. Если бы ты не был так пьян. Я чувствую себя насильником…
— Дим, ты не знаешь. Я просто сдохну сейчас без тебя, Дим…
Его губы так осторожны. Такие ласковые и нежные, влажные, тёплые. Целовать их, ласкать языком, легонько прикусывать — это такое счастье. Так и плавиться бы в этом неспешном огне, растекаться бездумной лужицей, покачиваясь на волнах эйфории. Но как же убого устроен человек, что ему всегда всего мало. Теперь хочется обхватить его за шею, прижаться всем телом, почувствовать его вкус, и тепло, и дрожь упругих мышц. Поднять его майку, провести ладонью по груди, по рёбрам, по гибкой спине. Услышать тихий вздох:
— Андрюш… Андрей, что ты… Что ты делаешь?..
А он ничего и не делал. Просто раздвинул языком нежные губы, вошел в теплый и влажный рот, скользнул по дёснам, погладил нёбо. Просто нырнул под резинку боксеров, приятно ощущая ладонью упругость гладкой кожи, и обхватил жесткий и горячий ствол, сжал сильно и ласково, провёл рукой так же, как и сам любил, не слишком быстро, но властно, не остановишь. А его сладкий и жуткий сон и не останавливал. Он простонал ему в губы что-то запредельное, и придвинулся ближе, и ткнулся ему в ладонь.
А потом гибкие и сильные пальцы обхватили его плоть, осторожно обвели головку, задвигались странно, непредсказуемо, то сжимая, то чуть заметно лаская, то скользя по всей длине, то осторожно поглаживая, и Андрей заметался, резко вскидывая бёдра, лаская желанный рот, теряясь в мареве невозможного, невыносимого восторга.
========== Листок восьмой. Будничный ==========
Новый день. Новый год. Новая жизнь. Это Андрей знал совершенно точно. Никогда ещё не случалось с ним такого… Счастья? Это слишком избитое слово. Разве оно может вместить в себя это чувство неуязвимости, эту уверенность в том, что он всё может и ни от кого больше не зависит, это ласковое тепло в груди, от которого невозможно не улыбаться и хочется петь, и верить в хорошее, и делать глупости?
А тот, кто подарил ему это — счастье? — ладно, пусть будет счастье, сидел на пассажирском сиденье и улыбался каким-то своим мыслям. Он был безоблачен, и ясен, и загадочен, и сводил с ума. Внешне холодный и сдержанный, он оказался чувственным и страстным любовником, одновременно настойчивым, требовательным и заботливым. Может быть, даже слишком заботливым.
Обернулся, сияя золотым теплом, положил на колено тёплую ладонь. Спросил:
— Андрюш, похоже, я сегодня утром перестарался. Ты как, в порядке?
— Солнце, — честно признался Андрей, — «в порядке» и близко не стояло. Я просто в улёте. Если у нас будут проводить трахотроны, ты победишь со счётом 100: 0. Даже если против тебя будут «Чиппендейлз» и «Казаки».
Дима разбудил его ещё до рассвета осторожными и ласковыми прикосновениями, которые переросли в такой же медленный и немного сонный секс, сладкий и тягучий, как мёд. Будто во сне качался он на тёплых волнах, растворяясь в эйфории чистого животного удовольствия, где нет ни сегодня, ни завтра, ни стыда, ни страха. И оргазм был такой же, долгий и густой, вибрирующий в паху, в животе, в груди одной протяжной низкой нотой. Ему хватило бы и этого, хватило бы, чтобы вспоминать месяцами, мечтать и переживать заново. Но в дУше его парень — да, его парень! — снова оказался рядом, и свёл его с ума, и втрахал в тёмную итальянскую плитку, растворил в струях теплой воды, смял и растопил, заставил скулить, умолять, трястись и цепляться ногтями за скользкие стенки. Кажется, он потянул в паху сухожилие и сорвал голос. Совершенно точно, его анус немного побаливал и воспаленно пульсировал. Несомненно, никогда в жизни не было у него лучшего секса. Даже если бы его порвали на британский флаг, после чего он не смог бы ходить неделю и сидеть — месяц, он никогда не пожалел бы о таком сексе.
— Серьезно, Дим, большое тебе человеческое спасибо за такое перестарание.
Дима с улыбкой потянулся к нему, будто за поцелуем, но Андрей ушёл от контакта. Стеклянная коробка автомобиля создавала зыбкую иллюзию уединения, верить ей не стоило.
— А почему мы так далеко остановились? — наивно поинтересовался Дима.
— Я всегда здесь паркуюсь, — соврал Андрей. — В бизнес-центре может не быть свободных мест.
Брехня, конечно. Особенно сейчас, когда народ кто в отпуске, кто в отгулах. Но одно дело — прийти на работу вместе с кем-то, может, на улице встретились. И совсем другое — привезти его на своей машине. Это уже подозрительно. Могут пойти слухи. Только слухов ещё не хватало. Особенно если они верные.
К тому же пройтись было приятно. Свежее бело-розовое утро, лёгкие облака в акварельном небе, сухой и морозный воздух. И рядом тот, дороже кого нет на свете, светлый принц, стройный, тонкий, хрустальный звон белой зимы. А рядом с ним и офис выглядит по-другому: эта сиреневая ёлка в вестибюле и раньше здесь была? А кофе, который принесла ему Вика, он разве всегда был таким: крепким и ароматным, густым и бархатным? Сколько у него в почтовом ящике сообщений, и все ждут его, Андрея, ответа, все хотят от него чего-то, и это так здорово!..
Дима позвонил по рабочему ближе к полудню. Сказал тихо, одним дыханием:
— Уже соскучился. Пойдём пообедаем?
Ответ пришёл сам собой:
— Извини, не могу. У меня звонок.
И тотчас же подумал: «Ничего страшного не произошло. Дима не называл имён, явок, паролей. Он мог звонить кому угодно».
В конце дня Дима послал ему СМС: «Я ухожу. Встретимся завтра? Или подождать тебя?»
Андрей торопливо ответил: «Подожди, поедем вместе!» — «За тобой зайти?» — «Не нужно, давай встретимся возле машины через 10?» — «ОК»
К машине почти бежал, бежал по промерзшему асфальту, мимо желтых фонарей, мимо витрин и голых деревьев. Успел раньше Димы. Увидел его ещё издали, такого стройного и тонкого, увидел, как ветер трогает пряди его волос, и сердце пропустило удар.
Противиться не было сил, он позволил этому чуду крепко обнять себя и послушно впустил в рот его твёрдый язык. Услышал тихий вздох: «Боже, я уже соскучился!» И только потом сказал:
— Дим, мы должны быть осторожны. Здесь нас любой может увидеть.
— И что же? — удивился Дима. — Ты меня стесняешься?
Не ответив, Андрей завел мотор. Спросил:
— Ко мне?
— Нет, домой, пожалуйста.
К знакомому подъезду приблизились в молчании. Дима выходить не спешил. Коснулся прохладными пальцами щеки Андрея, заглянул в глаза. Сказал негромко, растерянно:
— Я не понимаю. Я что-то не так сделал?
Андрей поймал его руку, прижал к груди. Сказал, будто сердце вырвал:
— Дима, я люблю тебя. Так люблю, что и слов таких не знаю. Но мы должны быть осторожны. Никто не должен знать, что мы встречаемся. Мы с тобой должны серьёзно шифроваться. Ты сможешь? Сделаешь это ради меня?
Его глаза сияли в полутьме. Казалось, он услышал лишь первую фразу.
— Конечно, Андрюш. Я сделаю все, что ты захочешь. Только люби меня, хорошо?
Вроде бы хорошо сказал, именно так, как и нужно. Но, провожая взглядом высокую фигуру, тёмную на фоне освещённого подъезда, Андрей уже знал: не может быть так хорошо. Хорошо — это не для него.
Снова бежал он по пустым, тусклым коридорам, по грязным лужам мертвого неонового света, мимо одинаковых закрытых дверей. Бежал и знал: он не успеет. Он уже опоздал. Не сделал чего-то важного, чего другие сделать не могут, а значит, подвёл всех. А длинные серые кишки коридоров все не заканчивались, а тусклый свет стал нервно подрагивать, и наждачкой царапал горло спертый воздух… На мгновение пришёл в себя, увидел знакомую спальню и красные глаза будильника, но сон не отпускал, затягивал в серую трясину, где продолжалась бессмысленная гонка и не было выхода из тусклого лабиринта несделанного, несвершившегося, не, не, не… В душном тумане между явью и сном он протянул руку, ладонь скользнула по прохладному полотну простыни. Один. Он снова один, и постель его пуста. Усилием воли отогнал тяжёлый сон. Вот бы и вправду его Дима оказался сейчас рядом. Прижаться лбом к его плечу и ещё часок подремать. Даже удивительно: тело ещё не оклемалось от последствий двухдневного марафона, а душе уже тоскливо. Уже хочется близости, тепла, обещания, что все ещё будет и все будет хорошо. Ничего, следующую ночь они проведут вместе, сначала поужинают, а потом он непременно привезёт его сюда. И на этой же самой кровати встанет на колени, раздвинет ноги как можно шире, возьмётся за изголовье, прогнется в спине, и будет скулить от невозможного желания, и умолять трахнуть его поскорее. Слишком живое воображение послало вдоль спины электрический разряд, задница послушно поджалась. Впрочем, может быть, он поедет к Диме, а значит, надо на всякий случай закинуть в машину обычный набор: свежую рубашку, белье, бритву, зубную щётку… Хотя в Диминой квартире у него уже есть зубная щетка. И тапки, а это что-нибудь да значит.
