Дело всей жизни (СИ) - "Веллет" (читаем книги TXT) 📗
Хэйтем склонился к растрепанной влажной макушке:
— Ассасин, — выдохнул он и горько, и ласково. — Вот за что мне все это?
Он отстранился и бережно убрал с лица Коннора длинную прядь темных волос.
— Ешь, — голос Хэйтема возвращался к привычному — слегка отстраненному и насмешливому. — Наверное, после черствого хлеба будет недурно восполнить силы.
— Черствого? — Коннор улыбнулся. — Не черствого, а с червями. Отец, Шэй… Вы спасли мне жизнь. Я думал, вы не придете. Простите. Я ошибался.
Шэй почувствовал, что горло сжимается, и чтобы прогнать это неприятное чувство, снял с подноса сэндвич и протянул Коннору:
— Ешь давай. А потом поспишь. Вид у тебя не очень, стоит отдохнуть.
— Да у тебя вид тоже не очень, Шэй, — Коннор как-то очень понимающе усмехнулся, перехватил сэндвич, впился в него зубами и заговорил уже невнятно. — А с Раксота все в порядке? Вы его видели после?
— Да что с ним будет, — недовольно отозвался Хэйтем, прижимая к себе сына за плечи. Он как будто с легким удивлением прислушивался к себе. — Прибыл мистер Патнем, а он… хоть и крайне своеобразный человек… В общем, он не склонен расстреливать всех, кто подпал под подозрение. Когда-то, когда ты убил Питкэрна, я рассчитывал именно на него, Патнема. С ним можно договориться.
— Ну и… субъект, — выразил свое отношение Шэй и тоже пересел поближе. — От него табаком разит так, что можно не курить, а просто его нюхать.
— Он грубый, — прочавкал Коннор, — но смелый… — тут он с трудом подавил икоту, потому что ел слишком быстро, и Хэйтем потянулся еще за чаем. А Коннор тем временем продолжил, все так же чавкая, потому что оторваться от сэндвича было выше его сил. — Мы с ним познакомились во время битвы у Банкер-Хилл. Он не верил в меня, но я видел, что он хороший человек, что старается не губить своих людей понапрасну. И, наверное, с ним действительно можно было договориться. Отец, я все рассказал… А теперь можно я посплю?
— Запей, — со вздохом произнес Хэйтем, глядя, как сын облизывает пальцы. — И ложись. И спи столько, сколько нужно. Если ты проснешься, а сэндвичи будут уже несвежими, просто позвони.
— Угу, — Коннор даже не поблагодарил, но прижался боком к Хэйтему, а едва тот поднялся с постели, не лег, а повернулся к мистеру Кормаку. — Шэй… Я бы хотел тебя обнять, но сил встать просто нет.
Шэй чувствовал, как в груди щемит. Он поднялся и подошел сам, крепко обнимая сына. И тот вцепился — искренне, как ребенок. Вот только сила была уже совсем не детской.
— Ребра переломаешь, — сдавленно фыркнул Шэй, обнимая в ответ.
— Ты тоже, — Коннор оттолкнулся назад, чтобы заглянуть в лицо. — Если они уже не переломаны.
— Может быть, врача? — немедленно озаботился Хэйтем.
— Не знаю, — серьезно ответил Коннор. — Мне не хочется доставлять неудобств… Но посмотрим, как будет… после того, как я посплю. Атаэнсик любит всех своих сыновей и дочерей, и когда дух обращается в сон, тело лечит себя само. Может быть, когда я проснусь, все будет иначе.
Шэй снял с тумбочки Рохвако и пихнул в руки Коннору:
— Спи.
Мистер Кенуэй дождался, пока Коннор сползет по постели вниз — и задул свечи.
Оставив за собой наглухо закрытую дверь, Шэй почувствовал, что силы оставляют его. Все это: неделя безрезультатных усилий и колоссального напряжения, возрастающая тревога, почти бессонная ночь, страх и волнения нынешнего утра, а потом и выматывающая операция… Шэй и сам сейчас был бы не прочь плюхнуться на подушки, завернуться в одеяло и продрыхнуть часов двенадцать. Желательно на плече мистера Кенуэя.
Однако мистер Кенуэй устало резюмировал:
— Еще ничего не кончилось.
Шэй это понимал. В первую очередь надо было разобраться с Вашингтоном и с Чарльзом… Последнего мистер Кормак не видел с самого начала спасательной акции. Вроде бы был на помосте до рокового момента, а после — как испарился. Тогда Шэю было не до него, но ведь куда-то он отправился? О чем-то думал?
А кроме того, приходилось считаться и с иными силами. Бывшие Патриоты — а ныне члены Конгресса — сработали неслаженно, грубо. На фоне бунтующей армии колонистов, на фоне стремительного обесценивания денег это позволяло союзу лоялистов воспользоваться неразберихой и смятением в рядах колониальной армии. И ассасинов — Братством это все-таки назвать язык не поворачивался — тоже нужно было принимать в расчет. Конечно, рекруты Коннора обучены слишком слабо, чтобы по-настоящему сразиться с Орденом, однако ничто не мешает им устраивать диверсии. Ахиллес здесь, в Нью-Йорке, и теперь он не связан опасностью, грозящей Коннору. А тут еще и дом остался без охраны…
— Какие будут приказания, магистр? — со вздохом спросил Шэй.
Хэйтем даже шаг замедлил — до того задумался. А потом не слишком уверенно произнес:
— Я бы отправился на Ричмонд-Хилл…
— Но? — Шэй, прошедший вперед, резко остановился и повернулся. — Я бы хотел отправиться с тобой.
— Нет, — отрезал мистер Кенуэй. — Во-первых, тебя там почти никто не знает, и я считаю это… если не козырем, то удачным обстоятельством. Во-вторых, тут наверняка очень скоро начнут появляться агенты всех мастей, чтобы доложиться, как и где нам отзовется эта… выходка. Полагаю, тебе следует остаться здесь и выполнять обязанности магистра, а я пока…
— Нет, — твердо откликнулся Шэй, даже не дав договорить. — Сегодня — не обычный день. Все эти агенты будут ждать ответа — и ответа срочного. Если я останусь исполняющим обязанности магистра, я тут нарешаю, пожалуй. А еще я буду волноваться за тебя, и точно напьюсь.
Мистер Кенуэй даже с досадой прицокнул языком, но быстро взял себя в руки:
— Тогда, полагаю, нам вдвоем будет лучше остаться здесь, — решил он. — На Ричмонд-Хилл отправим… кого-нибудь, кто лучше всего подойдет для этой цели. Впрочем, это и неплохо…
— В кабинет? — позвал Шэй, но Хэйтем решительно прошел мимо двери к лестнице, на ходу поясняя:
— В столовую. Я бы тоже не отказался от чая. И потом, если визитеров горничная будет провожать в столовую, не так бросится в глаза отсутствие солдат. Разумеется, как раз сегодня я мог отправить их куда угодно, но все-таки, все-таки… Лучше поберечься, пожалуй.
— Это хорошо, — пробормотал Шэй, спускаясь по лестнице. — У меня там трубка осталась…
У мистера Кенуэя был отличный слух.
— Откроешь окно, — не терпящим возражений тоном бросил он. — А то скоро станешь, как мистер Патнем.
Однако окно уже оказалось открыто. Да и вообще в столовой ничто уже не напоминало о мрачном и тягостном раннем завтраке. Комната была отлично проветрена, на столе — ваза со свежими цветами, а трубка мистера Кормака — отлично вычищенная — дожидалась его на каминной полке. Шэй пока не чувствовал голода, а вот трубку сразу набил и разжег. И сразу почувствовал, как крепкий табак помогает одновременно и расслабиться, и собраться с силами. Кажется, он начинал понимать, почему глава Братства ассасинов, Ахиллес, без конца курил.
Хэйтем отмахнулся от первого же клуба дыма и отошел к окну — подышать. Он молчал, но молчание больше не напрягало. Оно было, может, и тревожным, но не тягостным и не мучительным. А потом мистер Кенуэй вполголоса заметил:
— Я был прав. Слышу, ворота открывают. Интересно, кто первый: Чарльз или Тёрнер?
В доме раздались шаги — и Шэй уже знал, что это не Чарльз. Походку мистера Ли он уже успел изучить, и вот эти шаги — слишком частые и как будто суетливые — Чарльзу не принадлежали.
Нескладную физиономию визитера мистер Кормак тоже сразу узнал.
Хэйтем обернулся и поглядел вопросительно:
— Приветствую вас, мистер Тёрнер. С какими новостями?
— Я на минуточку, — кивнул агент. — Можно сказать, мимо проезжал. Везу бумаги в городской совет, но это не по вашей части, магистр. С полчаса назад в Брайдуэлл прибыл мистер Патнем и о чем-то толковал с мистером Ридом за закрытой дверью. Я пытался подслушать, но мистер Патнем слишком… подозрительный, и я ничего не услышал. Зато конверт, который мне передал мистер Рид, я успешно вскрыл и запечатал. В нем — прошение об отставке, обращенное к городскому совету.
