Дело всей жизни (СИ) - "Веллет" (читаем книги TXT) 📗
— Конечно, это же не латынь, — ехидно бросил Хэйтем.
Коннор немедленно засопел:
— И у этого мыслителя я тоже выиграл. Ты прав, отец, поставить мне было нечего, но, я говорил, он совсем не боец, а потому я обещал, что побью любого, на кого он укажет. В тюрьме это очень ценится, потому что там вечно возникают споры, и сила — первое средство. Он подумал и согласился.
Шэй вздохнул:
— Думаю, согласился он вовсе не из-за этого, а из-за того, что, откажи он тебе, ты бы мог рассказать охране о том, что у него этот ключ есть, и ключа бы он лишился бесплатно. А так была надежда с тебя хоть что-то стрясти.
— Может быть, — хмуро согласился Коннор. — Но так или иначе, я выиграл, а потом он сказал, что ключ у него уже кто-то стянул. Я счел, что это обстоятельство освобождает меня от обязательств, потому что он тоже играл нечестно. В общем, в конце концов, ключ я украл.
Мистер Кенуэй не выдержал:
— Так почему тогда остался за решеткой? Понравилось, что ли?!
— Ключ не подошел! — отчаянно воскликнул Коннор. — И на следующий день я вернулся к этому мыслителю и попросту сказал, что если он сейчас же не объяснится, то морду я набью уже ему.
Шэй прижал руку ко лбу. Сына он теперь не видел, зато прекрасно слышал.
— Он сразу пошел на попятную. Точнее, сказал, что я все неправильно понял, и ключом надо воспользоваться иначе — подменить его у одного из охранников и воспользоваться настоящим, потому что тот все равно им никогда не пользуется.
— Но? — обреченно спросил Хэйтем.
— Но охранник охранял яму, это такое… — Коннор задумался. — Это такое отвратительное место, по сравнению с которым моя камера была чистой, светлой и удобной. А чтобы попасть в яму, надо было разозлить солдат. Я пошел и сказал ближайшей компании парней, что они… М-м… Я, наверное, не буду повторять.
— Не надо, — вклинился мистер Кенуэй. — Не знаю, что ты им сказал, но и не горю желанием узнать. Но они, видимо, разозлились?
— Еще как, — Коннор улыбнулся разбитыми губами. — Ну, после тех слов, что я сказал, уже обычно не разговаривают, а сразу бьют. И я побил шестерых. А потом еще двоих, которые зачем-то влезли. Потом меня еще немного побили солдаты. Им не понравилось, что в их дежурство — такой… инцидент. Как меня волокли в яму, я почти не помню, потому что солдаты дерутся гораздо лучше, чем те недоумки.
— Так, — Хэйтем хлопнул себя по колену. — Оказался ты в яме, подменил ключ… Так почему не сбежал?
На лицо Коннора мигом набежала тень, стирая удовлетворение от успехов, которых ему удалось достичь. Он словно вспомнил разом все, что было дальше, и гораздо медленнее проговорил:
— Я подменил ключ. И мне действительно удалось выйти, но… Я столкнулся с Хики. Он тоже был в этой чертовой тюрьме, но охранники его не задерживали. Он гулял там, как будто это его личный Брайдуэлл. У него было полно оружия, он держал меня на прицеле и…
Голос Коннора прервался, парень закашлялся, и Хэйтем сам потянулся, чтобы налить ему чаю. Коннор в два глотка выхлебал всю чашечку и, заглядывая в донце, словно там было что-то важное, мрачно закончил:
— Он не стеснялся в выражениях. Сказал, что караулил меня сам, потому что, в отличие от недоумков-охранников, знает, на что я способен. Говорил, что убьет Вашингтона, а повесят за это меня. Ну, то есть не за это, а за то, что я «участвовал» в заговоре. А еще говорил, что после моей смерти и после смерти Вашингтона ты, отец, наконец-то будешь вынужден с ним считаться.
Шэй присел в изножье кровати Коннора, безотчетно желая быть ближе, и рискнул заглянуть возлюбленному в лицо. Тот распрямился, брови сошлись в линию, а губы были крепко сжаты. Молчание затягивалось, и он наконец произнес:
— Отчасти это моя вина. Ты не можешь этого знать, Коннор, но когда ты был еще маленьким… Когда ты впервые отправился на лето в твое племя, я дал Хики поручение — присматривать за тобой. Просто для того, чтобы с тобой не случилось ничего плохого. Времена были нелегкие, твоему народу многие желали зла… Собственно, и сейчас мало что поменялось, просто вектор сменился в сторону Британии, так что большинству не до индейцев… Так вот. Так продолжалось не год и не два, а когда тебе исполнилось четырнадцать, с тобой произошло то, что заставило тебя отправиться к Ахиллесу. Ты узнал про ассасинов, захотел им стать и прислал мне довольно резкое письмо. Я вызвал Хики к себе — и выяснил, что он даже не пытается оправдаться. Просто потому, что ему было невдомек, что происходит во фронтире. Все эти годы твое племя было беззащитно, а ведь одно твое присутствие там уже увеличивало опасность в разы. Ты многих мог бы заинтересовать — сын магистра Кенуэя. И я… Проявил жесткость, сильно урезал дотации мистеру Хики. И больше никогда ему не доверял.
Коннор длинно и хрипловато вздохнул:
— Так вот почему он обвинял меня во всем… А я не понял. Он говорил о том, что это ты приказывал убить и меня, и Вашингтона, и мне нечего было на это возразить. Ведь ты не отменял приказов… За что ты тогда его?.. Ведь когда я его убил, он, наверное, уже все равно бы долго не протянул?
— Сначала закончи, — потребовал мистер Кенуэй.
Коннор пожал плечами:
— А что заканчивать? Он сказал, что не будет меня убивать, пока я не нападаю, а я не нападал, потому что это было безумие — с голыми руками против ножа и пистолета. Он позвал солдат, потом меня снова били… Уже за побег. Потом… Потом не помню. Я несколько раз приходил в себя, даже что-то ел, но у меня постоянно кружилась голова. А потом, когда полегчало, мне сказали, что меня повесят, прилюдно. Я понял, что Хики добился своего. Вы с Шэем больше не появлялись, и я решил, что вам… не удалось. Но я не винил вас. Когда-то, Шэй, ты говорил мне, что есть такие времена, когда приходится выбирать между личным и делом всей жизни. И я не ждал ни вас, ни Раксота. Подумал, что записка до Толмеджа не дошла, а дальше… Дальше вы видели.
Шэй видел, что лицо Хэйтема болезненно исказилось. И когда тот заговорил, в голосе было всё — от сочувствия до ярости.
— Коннор, неужели ты мог подумать, что я даже не попытаюсь? — мистер Кенуэй глядел горько и отчаянно. — Мне действительно не удалось решить дело официальным путем, но это не всегда удается. Что же до того, почему я убил… был готов убить Хики, то тут все просто. Когда я понял, что он действует, не ставя меня в известность; что, принимая такие решения, он ни в пенни не ставит политическую обстановку; что он… Коннор, я бы многое мог понять, но на площадь Хики пришел исключительно для того, чтобы полюбоваться. Предполагать, что туда явится Вашингтон, было нельзя, потому что если бы я не вмешался за тебя, то Вашингтону бы никто про это не доложил. А раз я вмешался, значит, не желал тебе гибели. Уж не знаю, что из этого понимал Хики, ты не дал мне с ним договорить. Но в тот момент я понял, что не могу допустить, чтобы он работал на Орден. Кому нужны соратники, которые либо не умеют рассчитывать, либо действуют откровенно во вред? Но и отпустить его я не мог. Он знал слишком много. Так что решение напрашивалось само. Я одним ударом мог добиться твоей реабилитации и устранения угрозы текущему политическому курсу. Пока Вашингтон нам нужен, потому что никто, кроме всенародно любимого главнокомандующего, не сможет удержать в узде разбегающихся солдат. Позже, надеюсь, его место займет… Впрочем, это уже лишнее.
— Черт с ней, с политикой, — выдохнул Коннор и поднял взгляд. — Спасибо. Спасибо, что не бросили меня… там. Вы не были должны это делать, я понимаю. Даже были не должны. И мне было очень страшно — понимать, что я остался один. У меня были товарищи, которых я посвятил в Братство, но я осознавал, что если они даже узнают, то не справятся. Это меня вы учили с детства, а они… Но когда я открыл глаза и увидел Раксота… А потом тебя, Шэй… До того я был готов умереть. А тогда у меня сразу появились силы. Вы все пришли. За мной.
Хэйтем вдруг пересел на кровать и заключил сына в объятия. Коннор неловко потянулся, припал к плечу отца щекой и устало прикрыл глаза.
