Дело всей жизни (СИ) - "Веллет" (читаем книги TXT) 📗
Коннор возмущенно воззвал:
— Зачем ты разговариваешь с ним, отец?! — клинка, вошедшего в тело, он, очевидно, не видел. — Он подставил меня и хотел убить Вашингтона!
Мистер Кенуэй пытался что-то возразить, предупреждающе вскинул правую руку, но томагавк описал небольшую дугу и с хрустом вонзился в горло Томаса Хики. Тот еще пытался что-то сказать, но кровь хлынула и из рассеченной шеи, и изо рта, и тело под Хэйтемом конвульсивно дернулось. И замерло.
Толпа в ужасе отхлынула от места событий, послышались возгласы и крики. Хэйтем поднялся с уже мертвого тела, явно раздраженно выругался и огляделся. Увидел Шэя, замершего, но готового к бою — в одной руке пистолет, под другой поблескивает скрытый клинок — и отступил.
— Коннор, — устало бросил Хэйтем, — вовсе не было нужды.
Коннор удивленно проследил за тем, как окровавленный клинок прячется в наруч на предплечье отца и ляпнул:
— Но… тамплиеры… Вашингтон!
Дверь кареты распахнулась, но оттуда с подножки спрыгнул вовсе не Вашингтон. Шэй уже устал видеть все одновременно, но отчаянно прикрывал и Хэйтема, и Коннора, всем своим видом показывая, что убьет любого, кто попробует вмешаться.
С подножки кареты спрыгнул какой-то неизвестный Шэю субъект с обугленной сигарой в зубах, который одобрительно огляделся и прошепелявил:
— Отставить! Отставить! Уберите ваши чертовы ружья! Этот парень только что спас главнокомандующего от преследователя-убийцы! Он, конечно, на всю голову герой, но и Вашингтон — упрямец, каких поискать. А ты, мистер Кенуэй, еще бы Папой Римским назвался.
Хэйтем явно дернулся, думая, что обращаются к нему, но взгляд был устремлен на Коннора — тот так и стоял над телом с окровавленным томагавком в руке. Неожиданно он покачнулся, словно в момент потеряв силы и самообладание, и Шэй, рванувшись вперед, поддержал за плечи.
— Давайте-давайте, — незнакомец, снова зажав в зубах сигару, одобрительно кивнул Шэю. — Не знаю, кто вы, мистер, но парня бы лучше отсюда увести. Досталось ему. Я тут сам разберусь.
Шэй был с этим предложением абсолютно согласен. Он закинул руку Коннора себе на плечо, собираясь его увести — тот хоть и переступал ногами, но свесил голову и тяжело, с присвистом дышал.
— Шэй, давай налево, — раздался над ухом голос Хэйтема, и Шэй сообразил, что как раз налево будет выход в переулок, а там — экипаж, который их дожидался на тот случай, если придется уходить вместе с бесчувственным Коннором… или с его телом.
— Коннор, можешь идти? — пропыхтел Шэй. — Хэйтем, забери его томагавк, а то он его не выпускает, а мне сейчас всю рожу расцарапает. Если зальет кровью, буду хуже видеть.
Хэйтем перехватил томагавк, лезвие перестало мелькать перед глазами, и Шэй ясно увидел цель. Позади, на площади, вовсю распоряжался незнакомец, разъезжающий на карете Вашингтона. А впереди уже можно было разглядеть задок экипажа, оставленного мистером Кенуэем, виднеющийся из-за пристройки к сараю и огромного стога сена.
На козлах нервно ерзал Руджеро Галлиани, крепкий и ладный итальянец лет тридцати. Увидев хозяев, он спрыгнул на землю и поспешно распахнул дверцу. Шэй перевел дух — надо сказать, что весил Коннор немало — и потребовал:
— Хэйтем, ты первый. Залезай, потом поможешь мне.
Мистер Кенуэй наконец перестал настороженно озираться по сторонам и шагнул к сыну. Немного склонился, заглянул в лицо:
— Ты как, Коннор?
— Хорошо, — так же хрипло, как раньше, отозвался тот и благодарно сжал руку Шэя. — Я сам… заберусь.
Однако Хэйтем его и слушать не стал — легко взмахнул на подножку, скрылся в экипаже и протянул руку:
— Поднимайся.
Шэй подтолкнул сына, и тот, крепко ухватившись за ладонь отца, с трудом залез внутрь. Руджеро торопливо вернулся на козлы, а мистер Кормак внимательно и цепко огляделся по сторонам, последовал за Коннором, захлопнул дверцу и скомандовал:
— В Кенуэй-холл.
— Коме вуоле, мио синьор, — весело раздалось с козел, и экипаж, набирая скорость, покатил по переулку, удаляясь от злополучной площади.
========== 28 июня 1776, Нью-Йорк, Кенуэй-холл ==========
Дом выглядел совсем пустым — Хэйтем сегодня отпустил охрану как раз на такой случай, но видеть этот дом таким Шэй не привык. Здесь всегда сновали солдаты, а сейчас мертвая тишина невольно вызвала мысли о том, как бы пришлось сюда возвращаться, не приведя, а принеся с собой Коннора. Точнее, то, что осталось бы от него.
Шэй передернул плечами, словно ему резко стало холодно. В глубине дома раздался звук, дверь распахнулась и навстречу выглянула встревоженная Энни. Она нервно сжимала на груди зеленый платок и куталась в него, как старуха. Однако увидев хозяев целыми и невредимыми, немного расслабилась. Платок она сбросила к локтям, но заговорила взволнованно:
— Рада видеть, что вы вернулись, сэр. А мистер Галлиани?
— На конюшне, — коротко отозвался Хэйтем, потому что все его внимание было занято медленно выбирающимся из экипажа сыном. — Вернет лошадей в загоны — и вернется.
— Завтрак? — Энни слегка улыбнулась и сразу торопливо поправилась. — То есть обед. То есть… Чаю, господа?
— Да, Энни, — кивнул Шэй, потому что Хэйтем уже потащил сына к лестнице. — Чаю и поесть. Мастер Коннор наверняка голоден.
— Может быть, доктора? — с сомнением проводила их взглядом женщина.
Шэй помотал головой:
— Не нужно. Если будет нужно, мы сами пригласим… подходящего врача.
Энни кивнула и удалилась, а Шэй легко нагнал возлюбленного с сыном и услышал сиплое:
— Я могу идти сам, отец. Со мной все хорошо. Почти…
Мистер Кенуэй-старший нехотя уступил, и Коннор, едва переступая ногами, потащился по лестнице. Каждый шаг заставлял его переводить дыхание, а рукой за перила он цеплялся так, как будто не в силах был удержать равновесие.
Впрочем, до бывшей своей комнаты он добрался не больше, чем за пару минут, и оглянулся:
— Я ведь могу здесь… побыть какое-то время? Мне нужно вымыться и найти что-нибудь из одежды. И немного отдохнуть. Я не спал этой ночью — думал.
Хэйтем нетерпеливо потребовал:
— Заходи. Разумеется, тебя никто не прогонит. А насчет одежды не волнуйся. Твои вещи из тюрьмы я забрал, а белье… Одолжишь у Шэя. Мое тебе, скорее всего, впору не будет.
— На меня налезало, — легкомысленно ляпнул Шэй — от разом накатившего облегчения он плохо понимал, что произносит. — По крайней мере, рубашки точно налезали… Мне, естественно, не жалко, это я так, к слову.
Хэйтем глянул хмуро, но смолчал. И прошелся по комнате Коннора, зажигая свечи. Стало светлее. В этой комнате давно никто не жил, шторы были задернуты уже года три как. Только раз в неделю здесь прибирали горничные, протирали пыль и мыли полы.
Шэй только теперь вгляделся в сына. Выглядел тот действительно скверно: глаза покраснели, а веки опухли — видно, от недосыпа; щеки ввалились, что только подчеркивалось широкими, как у большинства индейцев, скулами. И это не говоря уже о том, что Коннора явно кто-то бил. И либо обидчиков было несколько, либо кто-то один избивал его долго и вдумчиво. Коннор то и дело облизывал потемневшие израненные губы, а на шее пролегла глубокая синюшно-черная борозда от веревки. Но ниже ран вроде бы не было, насколько Шэй мог разглядеть. Видно, рубаху залило кровью изо рта.
— Кто тебя так? — не выдержал мистер Кормак. — Хики?
Коннор повернулся к нему и попытался было отрицательно помотать головой, но только схватился за шею и просипел:
— Нет, не он. Трудно объяснить… Я расскажу. Расскажу, Шэй. Только не сейчас, хорошо?
Хэйтем оглядел сына и велел:
— Идем. Тебе стоит помыться. Шэй, распорядись, чтобы натаскали воды и принесли чистую постель.
Коннор вяло попытался сопротивляться:
— Отец, я не маленький, чтобы купать меня… как маленького. Я сам.
— Ты едва стоишь на ногах, — не терпящим возражений тоном заявил мистер Кенуэй. — И потом, я не увижу ничего, чего бы не видел раньше.
