Дело всей жизни (СИ) - "Веллет" (читаем книги TXT) 📗

Шэй пока плохо понимал, что происходит вокруг, но самое важное уловил:

— Ты уже знаешь приятелей Коннора?

— Их трудно не узнать, — Хэйтем скривился, выглянул в окно и плотно захлопнул створку, словно опасался, что разговор могут подслушать. — Кто громче всех орет про свободу, с теми Коннор и дружит. Но я, конечно, сделал выводы не по этому, а по тому, что в донесениях наших была информация о том, что рядом с Адамсом видели некую таинственную личность, которая как раз горло не дерет. Действует во тьме, так сказать, как Ахиллес, собака, завещал.

Шэй рассеянно помотал головой:

— Это не Ахиллес завещал. Вроде бы заветы ассасинов впервые сформулировал Альтаир. Был такой хрен с Востока веке, кажется, в двенадцатом.

— Его звали Альтаир ибн Ла-Ахад, — Хэйтем прижал ладонь ко лбу. — Шэй, тебя Ахиллес истории ассасинов что, не учил?

— Учил, — мистер Кормак глянул недовольно. — Но меня больше интересовали практические умения.

— Даже я знаю больше, хотя мой отец Эдвард Кенуэй не успел меня ничему научить, — вздохнул Хэйтем. — И, кстати, эти принципы существовали и до Альтаира… Но черт с ним, с Альтаиром, будто других дел сейчас нет.

— Есть, — с энтузиазмом поддержал его Шэй, но больше ни слова сказать не дал.

Черт возьми, целуя любовника и прижимая его к стене, Шэй чувствовал, что на душе становится легче. Незавершенность, которая терзала его почти год, отступила, и мистер Кормак даже нашел в себе силы оторваться от тонких раскрывшихся губ.

— Перестань, — Хэйтем поглядел в сторону, поверх плеча Шэя. — Иначе мы даже поговорить не успеем.

— Я не против, — приказу мистер Кормак не подчинился.

— А я против, — мистер Кенуэй перевел взгляд и теперь смотрел в глаза. — Сначала дело — потом все остальное. И руку с бедра убери. И не тянись никуда. Лучше скажи, кого ты только что успел убить и не следует ли нам немедленно сменить… место пребывания.

— Обижаешь, — Шэй потерся носом о его висок и нехотя отпустил. — Я уже не юный ассасин, таких оплошностей не допускаю. Убил троих британских солдат, но судя по их количеству в городе, большой потерей это не станет. Потом ушел верхами… И нет, больше никого не убивал, дротиков со снотворным хватило. Разве что сами свалились, за этим я не следил.

— Тогда садись, — Хэйтем кивнул на кровать. — Выпить не предлагаю, потому что нечего. Да и не стоит здесь вообще пить. Я бы поостерегся жить в этой гостинице, слишком многие знают, что я здесь часто бывал, но я не знал, как иначе тебе передать, где меня искать. Завтра же снимем какой-нибудь дом. Хоть собачью конуру.

— А почему не сегодня? — поинтересовался Шэй.

— Поздно, — отрезал Хэйтем. — В темное время суток количество патрулей увеличивают, а арендодатели отнесутся к нам с куда большим подозрением. И правильно сделают, потому что в десятом часу приличные люди съемом жилья не озадачены.

— А тот дом, где мы жили? — припомнил Шэй и опустился на кровать, поджав под себя одну ногу. — Он больше не сдается?

— Не проверял, — откликнулся Хэйтем, усевшись напротив. — Но туда мы в любом случае не пойдем.

Шэя несколько удивил лаконичный ответ и сухой тон, а потому он склонил голову и с все возрастающим подозрением уточнил:

— А что не так? Я всегда платил вперед. И когда нам пришлось оттуда уйти, у нас оставалось еще две оплаченных недели. Или дело в том, что там бывал Коннор?

Ему показалось, что мистер Кенуэй не слишком рад вопросу, однако тот ответил — с убийственной честностью:

— Пожалуй, и Коннора бы хватило. Но главная причина — в том, что когда я последним оттуда уходил, то позаботился о том, чтобы никто не смог рассказать ничего о жильцах.

Шэй не сразу понял, а когда понял…

— Ты… убил всех? — голос почему-то осел. — Горничную, кухарку…

— И лакея, — невозмутимо подтвердил Хэйтем. — Возможно, и хозяина бы тоже предпочел убрать, но времени не было, чтобы его разыскать.

Шэй распахнул глаза и возмущенно воскликнул:

— Я снимал дом на свое имя, Хэйтем! Пусть вымышленное, но я сегодня воспользовался им, и если бы солдаты не оказались столь глупы, то они бы уже доложили, что в город прибыл капитан Патрик О’Райли… которого, надо полагать, теперь разыскивают за тройное убийство?

— Никакого тройного убийства, — поморщился Хэйтем. — Я не столь глуп, чтобы оставить в доме три трупа. Слуги просто пропали. Но подобные сведения расходятся быстро, и я думаю, нам лучше не иметь ничего общего с этим домом.

— Хэйтем, — Шэй опустился обратно на кровать и постарался говорить аккуратно. — Вовсе незачем было убивать слуг. Они ничего про нас не знали и едва ли могли помочь в поисках, особенно учитывая то, что и я, и Коннор покинули город, а ты отправился в Нью-Йорк немногим позже. Кстати, может, расскажешь, как ты снова оказался здесь? Но сначала ответь, зачем ты убил… всех.

— Я не мог рисковать, — бросил мистер Кенуэй. — Эти, — он выделил слово голосом, — знали немало. Они видели нас, хорошо запомнили лица. Они видели Коннора в крови, когда он ворвался к нам в тот день. Они могли слышать наши разговоры. Ничья жизнь не заставила бы меня рискнуть собой, тобой или Коннором.

Шэй поджал губы:

— Стало быть, если мы теперь снимем другой дом, то мне следует готовиться к тому, что все, кто будет там работать, отправятся на тот свет, едва мы его покинем?

Хэйтем высокомерно бросил:

— Нет. Теперь мы будем более осторожны. Никаких имен, даже вымышленных. Денег будет достаточно. Но самое главное — никаких разговоров, если нас хотя бы теоретически могут подслушать. А остальное зависит от Коннора. Если ему вновь вздумается ворваться и кричать о том, где и когда он кого-то убил, то у нас не останется иного выбора.

Шэй взглянул на любовника. Мистер Кормак действительно его любил, но его циничность и жестокость порой удивляли. Однако сейчас Шэй не мог не признать, что тот прав. Мистер Кормак и сам схватился за оружие тогда, когда можно было попробовать избежать схватки и попробовать убежать. Но не сделал этого, потому что уже успел назвать имя и не хотел привести за собой «хвост». Если Коннор и впредь будет столь неосторожен…

— Надо ему об этом сказать, — глухо проговорил Шэй.

— Он знает, — мистер Кенуэй прикрыл глаза — очевидно, вспоминал. — Я не мог тебе этого написать, но когда я приехал в Нью-Йорк, вещей Коннора в доме уже не было, но никто из слуг и охраны не имел понятия о том, что в доме кто-то побывал. Сам же знаешь, горничные не приучены заглядывать в шкафы. А на полках в комнате Коннора все осталось на месте. Он забрал только пару моих и твоих подарков, и… И когда я вошел в спальню, то увидел на прикроватном столике Рохвако. Это… Это было больно.

— Он оставил Рохвако тебе? — каким-то чужим голосом спросил Шэй, хотя ответ был очевиден.

— Да, — Хэйтем кивнул. — Но проникнуть в дом — это было безрассудно и опасно! Ему ли не знать, что в свое отсутствие я увеличиваю количество охраны.

— Но ведь ему бы никто ничего не сделал, — неуверенно произнес Шэй — кто знает, какие приказы оставил Хэйтем?

— Но любой, кто видел бы его, смог бы рассказать о его визите! — мистер Кенуэй посмотрел болезненно-остро. — Он рискнул и мной, и собой! Ассасин… Потом мы с Коннором долго не могли увидеться, и только спустя полгода я смог ему высказать все, что думаю, о его легкомыслии. И сказал о том, что для своей и его безопасности мне пришлось убить троих невинных людей.

— И… как Коннор? — осторожно поинтересовался Шэй.

— Сначала был в ужасе, потом в ярости, — удовлетворенно кивнул Хэйтем. — Но то, что я хотел до него донести, кажется, воспринял… Шестнадцатого апреля я написал тебе. Еще, помню, с трудом удерживался, чтобы не написать, что наш личный ассасин отметил свой день рождения крайне своеобразно — вляпался в противоборство между Патриотами и британцами. А уже через три дня мне доложили о сражении… или, вернее, о свалке в Лексингтоне, где Коннор умудрился не только продемонстрировать всем символ Братства, но еще и пострелял, и войсками успел покомандовать. Мальчишка! Как его вообще допустили до командования?! Неужели никого лучше не нашлось? Коннор никогда не был солдатом, имеет очень слабое понятие о воинской дисциплине и ни разу не принимал участия в сражениях. Но как бы то ни было, свои позиции он удержал, и его лелеемые Патриоты получили шанс, потому как скрылись со своими припасами из Конкорда. Захвати припасы и оружие британская армия — и на революции можно было бы поставить крест.