Белый край (СИ) - Острожных Дарья "Волхитка" (книги без регистрации полные версии TXT) 📗
— Ну и пусть. Гайди мертв, чего нас бояться?
— Нас не боятся, нас наказывают. Никто не станет разбираться, как ты оказался среди солдат, люди увидят только то, что сын предателя вступил в королевскую армию, тайком и под чужим именем.
— Глупости, все будет хорошо. А тебе нужно идти к брату, он что-нибудь придумает.
— К брату? — переспросила я и испугалась собственного голоса: было странно называть так лорда Гилберта Тарваль.
Для меня он был подобием божества: невидимый благодетель, от которого мы зависели. Нужно вести себя тихо, чтобы не вызвать его гнев и не лишиться содержания, не испортить брак сестры и прочее. Я могла бы по пальцам пересчитать, сколько раз встречалась с ним, ведь незамужние девы не посещали праздников и даже ели в отдельной комнате вместе с детьми и няньками.
Меня пустили только на свадьбу сестры, а затем было несколько случайных встреч в их замке, когда я приходила к племянникам. Матушка запрещала мне наведываться туда, чтобы не давать повода для сплетен, но Осберт слушался ее реже. Знаю, что он часто беседовал с лордом, тот давал ему книги и брал с собой на охоту; возможно, Тарваль был добрее, чем представлялось?
— Отец же сказал, что ничего нельзя поделать, — вздохнула я.
— Ты ведь знаешь, отец мог отказаться от решения только потому, что оно не подходит нашему высокому происхождению, — Осберт улыбнулся. — Сходи к брату, поговорите, если ничего не решите, хуже не станет.
От крепкого вина мысли стали несвязными. Попытки обдумать слова брата и отговорить его от побега не удавались — все силы уходили на то, чтобы не заснуть. Когда Осберт ушел, я переоделась в ночную сорочку и легла в постель. Голова казалась невероятно тяжелой, а подушка — мягкой и ласковой. Одеяло приятно грело, и я словно кружилась в воздухе… нет, словно парила на облаке, которое медленно затягивало меня, обнимало.
Холодный ветер из окна неприятно обдувал лицо. Скоро сонливость исчезла, вместе с облаком и наслаждением, осталось только ощущения мороза на коже. Я будто упала лицом в сугроб и открыла глаза, замечая перед носом белую штору. Странно, кровать же стояла далеко от окна. Распухшие веки сами собой опустились на глаза, хотелось накрыться одеялом и забыться. Я бы так и сделала, но помешал новый поток ледяного воздуха; он стал твердым, похожим на руки, которые трогали мое лицо. Кожу колол мороз, он забирался в ноздри и холодил все внутри.
Разлепить веки во второй раз оказалось труднее. Перед глазами все смазалось, оставалась только белая ткань, колыхавшаяся совсем рядом. Что-то с ней было не так. Я старательно приглядывалась, пока не сообразила, что это была не штора, а дым. Он клубился и поднимался вверх — пожар!
Страх ударил изнутри, как кнут. Воздух застревал в горле, не проходил. От этого сердце неистово забилось, я подняла руки и прижала их к шее, ногти впились в кожу — плевать, нужно помочь себе, нужно дышать. Не получалось, и тут мои кисти будто ошпарило кипятком. Боль оказалась столь резкой, что из груди вырвался крик. Умирая от страха, я взглянула на свои руки и увидела, что они стали красными и блестящими, на них появлялись раны! Плоть расходилась на глазах, рвалась и обнажала багровое нутро. Так быстро, раны увеличивались и сливались, скоро ими покроется все тело!
— Нет! Нет!
Я кричала и терла руки, надеялась на что-то… не знаю, пусть это прекратится! Кожа горела, но боль не страшила, только раны. Кажется, стали заметны белые кости, а жжение почувствовалось на лице и груди.
— Мама! Кэйа! Мама!
Из глаз хлынули слезы, мне было так страшно, не хочу быть уродиной, не хочу умирать! Я забилась, принялась хлопать себя — это наверняка от огня, ведь был же дым. Волосы упали на лицо, и больше ничего не удавалось видеть. Где мама? Она должна помочь. Боль становилась все сильнее, по мне словно катались горящие угольки. Неужели ночная сорочка загорелась? Но почему так темно?
Я вопила во все горло, дергалась, извивалась, пока не ощутила резкий удар в спину. Подо мной вдруг оказалось что-то холодное и твердое, все тело болело, но его не жгло. Наверное, это из-за попыток сбить пламя — я мало что понимала, как вдруг заметила, что лежала на полу в темноте. Рядом была кровать, а из-за нее все еще поднимался дым, и он принимал форму человека. Голова, плечи, руки, даже грудь поднималась и опускалась — это не дым, это был дух, мертвец!
Он нависал надо мной и не двигался, только тело медленно извивалось; казалось, что из него сейчас высунется когтистая лапа. Я боялась шевельнуться и затаила дыхание. Дух смотрел на меня, но лица у него не было. Клубившийся пар собирался то в множество глаз, то в пасть со звериным оскалом… или он просвечивал и показывал силуэты за окном — не знаю.
Мертвец источал холод, я вдыхала его все это время. Сколько он пробыл здесь, что успел сделать? Думать не получалось, ужас клокотал внутри, и я дернулась, хотела убежать. Не вышло — ноги запутались в одеяле. Руки тряслись, и не получалось освободиться, а дух все стоял, наблюдал.
Мне нужно было оказаться подальше, нужно! Страх затмевал разум, я рванула назад, и вдруг наступила темнота. Кажется, меня накрыло одеялом, теперь духа не видно, но он же здесь! Я замахала руками и ногами, они все время натыкались на что-то — мертвец хватал меня.
— Помогите! Кэйа!
Одеяло глушило крики. Ногу пронзил боль, и на меня упало что-то тяжелое и горячее, оно двигалось! Я закричала, хотелось остановиться и прислушаться, но страх не давал: нужно бороться, не то дух убьет меня.
Вокруг раздался грохот и загорелись огни. Одеяло исчезло, и я увидела две тени с уродливыми лицами, они тянули ко мне руки. Потребовалось несколько мгновений, чтобы узнать маму и Осберта со свечками в руках. Неровный свет исказил их заспанные лица, а бесформенные ночные сорочки делали тела пугающими в темноте. Рядом оказался сундук, а на полу валялась масляная лампа; видимо, я слишком рьяно отбивалась и задела ее ногой.
Скоро примчалась Кэйа с кочергой в руке и принялась бродить по комнате. Все трое наперебой задавали вопросы, Осберт топтался у окна и выглядывал кого-то на улице. Матушка причитала и старалась поднять меня, но колени ослабли и дрожали. Да и не хотелось вставать, важнее было отыскать духа. А как же раны? Я принялась ощупывать себя, рассматривала руки, запускала их в волосы и под сорочку, но ожоги исчезли.
Глава 4. Первые шаги
Матушка утверждала, что мне приснился кошмарный сон. И я так думала, но успокоиться не могла — слишком реальными были могильный холод и туман. Не бывает таких снов. Кэйа осталась спать со мной в одной кровати, было тесно, но тепло чужого тела дарило уверенность. И она храпела, что помогало отвлечься. Однако темнота стала казаться опасной, а тени особенно черными; они скользили по стенам, как призраки, ищущие вход в мир живых. Знаю, что их отбрасывала дрожащая штора, только все время видела скрюченные силуэты с огромными руками, опутывающими комнату. Казалось даже, что стены прогибались, как бумага.
Но я видела это и была начеку, пока не поняла, что самое опасное место находилось под кроватью: там темно и не видно, что происходит. Боги, мне не хватало духа пошевелиться, а воображение создавало неясные звуки, скрежет и постанывания… или не воображение?
Заснуть удалось только под утро. К завтраку меня не разбудили, и когда я открыла глаза, комнату заливал мягкий солнечный свет, а за окном шумела толпа. Все дышало радостью и летом, поэтому стало стыдно из-за ночного страха — какой еще дух? Глупости. Осберт долго будет вспоминать эту историю, да и матушка наверняка расстроена.
Я потянулась, и через тело прошла вспышка боли. Лопатки, поясница, ноги — все горело, видимо, из-за падения. Голова ныла и была тяжелой, но это уже от вина и грустных мыслей. Воспоминания о смерти Гайди казались нелепыми, не мог этот ясный день начаться с безысходности. Верить не хотелось, однако память нещадно воскресила образ Ласвена и отца, которого матушка с криком трясла за руку. Ее тонкий голос так отличался от смешков и задорных криков на улице — почему там всегда весело, а этот дом словно стоял в тени, был мрачным и холодным? Почему, вместо того, чтобы выйти отсюда, нужно спускаться в столовую и видеть хмурые лица, которые ввергают в уныние? Снова будут причитания и глупые разговоры о происхождении — сил нет терпеть.
