Затерянные в солнце (СИ) - Волк Сафо (серия книг TXT) 📗
Змея начала угрожающе пригибаться, сворачиваться для броска. Тьярд внимательно следил за ее движениями, но страха внутри не было. Удивительным образом страх ушел прочь, как только теплые руки Иртана обхватили его со всех сторон. Теперь он был под защитой, и он знал, что никому и ничему на свете эту защиту не пробить.
Ингвар не ответил на его слова. Он все так же смотрел вниз, на что-то, что Тьярду было не разглядеть. Наплевав на змею и ее угрожающее шипение, Тьярд сделал шаг вперед и заглянул через плечо отца. И едва не отшатнулся. На скрещенных ногах Ингвара лежали клубки жирных черных гадюк, постоянно шевелящихся, нервно подергивающихся, обвивающихся вокруг его рук и ног, стягивающих все его тело.
— Я останусь с Родрегом, — тихо прошептал Ингвар, и его руки нежно огладили этих гадюк, словно это было лицо любимого им человека.
Сильнейшее отвращение поднялось в Тьярде, и вызвано оно было не только видом копошащихся змей. Во всем этом было что-то неправильное, что-то такое мерзкое и обжигающее его, словно угли, что он не мог это выносить. Все в этом месте было пропитано ложью, все в нем было враньем, нагроможденном на вранье, и от этого ему давило на голову и было тяжело дышать. Только вот покой, что тек внутри Тьярда, этот покой никуда не пропал. Нет, он уплотнился во что-то очень вещественное, что-то гибкое и твердое, сияющее, будто солнце, и Тьярд почти что видел свет, исходящий от его груди и разгоняющий прочь тени. Именно на этот свет и шипела гигантская змея, именно этот свет не давал ей броситься вперед и ужалить.
— Кончено, — Тьярд встал поудобнее, упираясь, как упирался в детстве, когда его пытались заставить есть невкусную кашу или учить уроки, что казались ему нудными. Сейчас точно таким же постылым и неправильным казалось все, что происходило с его отцом, все, что окружало его в этой пещере. И золотое прикосновение Иртана в груди говорило ему, что все должно быть иначе. — Этого ничего нет! — громко крикнул Тьярд в огненные глаза змеи. — Это ложь, которой опутано сердце моего отца! Но мой отец — человек сильный и храбрый, и он не позволил бы никакой лжи погубить его!
— Уходи прочь! — Ингвар повернул к нему свое огненное лицо, которое искривилось от ненависти, и между губ хлестнул длинный раздвоенный язык. — Уходи прочь и не тревожь меня!
— Прочь уйдешь ты! Потому что ты — порождение мрака, а мраку не место нигде, где есть свет!
Что-то невыносимо сильное охватило Тьярда, что-то сжало его в невидимых тисках воли, которую он не мог, да и не хотел превозмогать. Что-то правило им, и он отдался этому свету, отказавшись от самого себя и всего, что составляло его. Он отдался свету и стал им.
Полыхнула ослепительная вспышка, в которой все окружающее начало тлеть и сморщиваться, будто листок пергамента, упавший на угли. Отстраненно Тьярд слышал разъяренное шипение змеи, переходящее в шипение сырой ткани, которую пожирает пламя, слышал грохот, когда разваливалась черная, полная теней пещера, видел змей, что бросаются прочь от его отца, а тот медленно опрокидывается назад, и свет пронзает его дикий глаз насквозь сверкающим копьем. А еще Тьярд ощутил, как что-то плавно, толчком, перешло к Бьерну: словно нитка, которую держал его отец, а затем выпустил, и Бьерн успел подхватить ее.
Тьярд охнул, ноги под ним подкосились, и он резко сел на пол, больно ударившись копчиком. Окружающее рухнуло ему на голову, словно опрокинутый чан с ледяной водой. Он был в палатке, где лежало тело Ингвара, все тот же запах благовоний и дыма стоял в воздухе, все также ветер гонял волны по стенам шатра. Вот только Кирх отступил на шаг назад, и глаза его были широко раскрыты, словно в испуге. Бьерн рядом тяжело согнулся пополам, дыша как можно ровнее, и глаза его остекленели, словно он изо всех сил сосредотачивался на чем-то.
Ингвар медленно открыл свой здоровый глаз и несколько раз моргнул им, глядя в потолок. Тьярд едва не заорал от счастья, но сил у него на это не было, и он лишь тихо усмехнулся под нос, покачав головой. А затем с трудом поднялся на ноги и нагнулся над своим отцом.
Зеленый глаз Ингвара жадно впился в лицо Тьярда, лоб его вновь иссякли морщины, когда тень воспоминания проскользнула в его взгляде.
— Что ты сделал, Тьярд? — голос Ингвара звучал гулко и хрипло, и человеческую речь в нем распознать было очень сложно. Оно и немудрено: сколько дней он был без сознания.
— Я вылечил твою дикость, отец, — улыбнулся ему Тьярд, чувствуя бесконечную нежность и тепло. — Теперь ты свободен.
Несколько секунд еще Ингвар молча смотрел на него, словно пытаясь понять смысл его слов, а в следующее мгновение медленно открыл и второй глаз, и Тьярд увидел в глубокой зелени его радужки свое отражение.
==== Глава 57. Битва за Роур. Акт третий ====
Ледяной ветер усилился, волоча с собой полные пригоршни колючих морозных снежинок. Метель с каждой минутой становилась все сильнее, и теперь Торн приходилось щурить глаза для того, чтобы разглядеть хоть что-нибудь. Долина внизу под ней вообще скрылась из глаз за белесым дрожащим маревом снега, и прямо ей под ноги на открытое всем ветрам плато возле Источника Рождения с каждой минутой наметало все больше и больше снега, и он закрывал ровной белой шапкой изрытые ее лапами, сапогами дермаков и Псарей борозды.
Торн чуяла в воздухе острый запах битвы. Тысячи ее собратьев скользили сейчас внизу бесплотными тенями, безжалостно набрасываясь на захватчиков, сбивая их с ног ударами тяжеленных лап и раздирая на части. И Торн чувствовала внутри какое-то странное ощущение… общности. Вот это уж точно было впервые в ее жизни. Она всегда была окружена сотнями и тысячами анай, однако никогда, ни разу в жизни не чувствовала себя частью всего этого. А теперь все было иначе.
Вой, полный ярости и лютой злобы, вой тысяч глоток сальвагов то и дело разрывал на части воздух, и в их голосах Торн слышала песню войны и силы. Все они сейчас были одним единым организмом, который двигался вперед, подчиняясь железной воле вожака Сейтара, и Торн донельзя хотелось тоже вот так же вскинуть голову и взвыть, бросая вызов зимней стуже, ветрам и врагам, что вторглись в ее дом. Однако, она не могла этого делать, не имела права выдавать свое местонахождение. Это было слишком рискованно и могло навредить Найрин.
Торн осторожно подошла к самому краю плато, за которым начиналась длинная обрывистая лестница, вырубленная в скале. Сквозь метель видно было плохо, но она все-таки различила силуэты нескольких черных теней, которые медленно и упорно карабкались по обледенелым ступеням вверх. Судя по всему, упавших вниз Псарей все-таки заметили. А может, остальные Псари решили усилить охрану стратегически важного пункта в связи с атакой сальвагов.
В любом случае, таран она так вниз и не спихнула, пододвинув его к самому краю плато и оставив лежать так. Если эти твари попробуют вскарабкаться сюда, если они все-таки не сорвутся в пропасть, скользя по сплошному льду, в который превратилась лестница, то она всегда сможет скинуть им на головы это бревно, и задержать их еще на несколько драгоценных секунд. Вот только ей бы очень хотелось знать, сколько еще таких секунд ей нужно.
Торн обернулась назад, туда, где за темной аркой прохода была сейчас Найрин. Оттуда не доносилось ни звука, Торн не чувствовала внутри себя ничего странного или необычного, словно вовсе ничего с Источником и не происходило. Только вот ощущения, которые доходили до нее от Найрин через связь между ними, менялись так быстро, что там, должно быть, разыгралось настоящее сражение. Нимфа была сосредоточена, как клинок, она уперлась, и Торн это почти физически ощущала, хоть их и разделяла толща камня. Порой в этом стремлении просверкивало удивление, такое глубокое, что в нем можно было утонуть, порой — благоговение и смирение, будто Найрин находилась в присутствии Богини, но основным мотивом оставалось жесткое и прямое стремление. Найрин работала, и Торн, по правде говоря, не слишком-то хотела знать, что она там делает. Ее задачей было отстоять плато, все остальное могло подождать.
