Затерянные в солнце (СИ) - Волк Сафо (серия книг TXT) 📗
— Что это? — послышался удивленный голос Тьярда.
— Я здоров! — выдохнул Бьерн, чувствуя свое сердце. В нем больше не было боли, ярости или злости, не было огня и судорог. Только мягкое, переливающееся золото, теплая улыбка кого-то родного, кого Бьерн не чувствовал уже так давно. — Я здоров! — крикнул он громче, в подтверждение своих слов приподнимаясь на руках и садясь. Голова все еще кружилась, а тело чувствовалось слабым, но ощущение неотвратимой гибели ушло прочь, словно ночные тени, растаявшие под первыми лучами солнца. — Иртан Всеблагой, я здоров! — крикнул Бьерн еще раз, уже во весь голос, а потом расхохотался, глядя на вытянувшиеся лица Тьярда с Кирхом.
Он не чувствовал себя так уже очень много лет: свободным, спокойным, счастливым. Он не чувствовал себя так, даже когда Лейв впервые поцеловал его. И вот теперь он был по-настоящему свободен.
Плюя на то, что ноги под ним подкашивались, Бьерн вскочил с пола, в два прыжка подбежал к застывшему с открытым ртом Кирху, а потом стиснул его в медвежьих объятиях, едва не переломав ему кости. Кирх пискнул откуда-то у него из-под руки, и Бьерн вновь засмеялся, легко и весело, когда в глазах Тьярда тоже полыхнуло золотыми искрами пламя, и он вскочил с пола, подбегая к ним двоим и обнимая уже их обоих.
— Иртан! — рычал Кирх из хватки Бьерна. — Отпусти меня, медведь проклятущий! Отпусти!
— Иртан! — заливисто хохотал Тьярд уже совсем с другой интонацией, и его глаза лучились счастьем, а ладонь трепала волосы Бьерна и колотила его по плечам. — Ты сделал это! Ты сделал!
Бьерн и сам не до конца понимал, что случилось, поэтому и на расспросы друзей, когда те наконец слезли с него, не смог ответить ничего путного. Неловко пожав плечами, он только улыбнулся и взглянул на Кирха.
— Да это не я сделал. Это ты мне наговорил всего, напомнил про то, что действительно важно. Вот оно все и ушло.
— И все так просто! — улыбнулся Кирх. — Еще проще, чем я думал, гораздо проще!
— Но как? — Тьярд только в полном изумлении качал головой. — Получается, что все эти вельды, которые страдали и умирали от дикости, все они могли исцелиться в один миг? Просто никому из них не приходило в голову, что дикость — вовсе не болезнь, а всего лишь эмоциональное состояние человека?
— Знаешь, когда у тебя под кожей что-то шевелится, то и дело запуская в тебя свои острые зубы и истязая твое тело, тебе вовсе не кажется, что это только твое эмоциональное состояние. Тебе кажется, что ты сейчас умрешь, это да, а вот, что ты всего лишь обозлился, и поэтому тебе так плохо, это тебе даже в голову не приходит, — ухмыльнулся Бьерн, глядя на него.
— Значит, и мой отец… — Тьярд резко повернулся в сторону ложа, на котором без сознания лежал Ингвар. — Значит, и он тоже жив. И ничего с ним не случится, если он не захочет, чтобы это случилось.
— Да, — уверенно кивнул Кирх. — Вот только теперь нам надо это как-то донести до него самого.
Втроем они молча взглянули на бездыханное тело царя. Бьерн теперь смотрел на него по-другому. Сколько же боли должно было быть все эти годы в молчаливом и суровом царе Небо, сколько же затаенной тоски. Теперь Бьерн чувствовал к царю что-то очень личное, какое-то внутреннее тепло и сострадание. Они делили один недуг, страшный и всегда считавшийся неизлечимым, и Бьерну казалось, что сейчас, когда он нашел ключ от этого недуга, он должен любой ценой передать его и Ингвару.
— Я вот что думаю, Тьярд, — негромко проговорил он, глядя на царя Небо. — Смотри, дикость возникает только у тех вельдов, у которых больше всего развит дар Иртана. Чем сильнее этот дар, тем дольше вельд может сопротивляться дикости. Твой отец продержался тринадцать лет, так?
— Так, — кивнул Тьярд, выжидающе глядя на Бьерна.
— У нас с тобой дар Иртана тоже очень силен, сильнее, чем у других. Может быть, нам стоит попробовать перехватить контроль над дикостью Ингвара?
— А это вообще возможно? — заморгал Кирх.
— Только что мы думали, что дикость вылечить невозможно, — уверенно кивнул Бьерн. — А теперь все оказалось иначе. Так что я предлагаю вот что. Соединимся с ним даром, как соединяемся с макто, и ты, Тьярд, возьмешь на себя ящеров, а я — дикость.
— Нет уж, — покачал головой Тьярд. — Ты только что исцелился от своей, нечего брать на себя и чужую. Лечить отца буду я.
— Но ты не знаешь, как это делать! — покачал головой Бьерн. — У тебя этого никогда не было, и ты не знаешь, как с ней бороться!
— А у тебя недостаточно сил, чтобы выдержать ее удары, — взглянул ему в глаза Тьярд. — Ты слишком истощен, Бьерн. Давай каждый из нас будет делать то, на что у него есть силы. Так что ты бери макто, а я вылечу отца.
Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза, а потом Бьерн понял, что Тьярд прав. Сил у него действительно оставалось слишком мало, он не до конца был уверен, что справится даже с несколькими макто, не то, что со всеми. И уж тем более у него не было сил на то, чтобы вытаскивать Ингвара. Одна мысль о том, что ему придется еще раз пережить кошмар дикости, от которого он только что избавился, заставляла Бьерна дрожать всем телом. Он сразу же укорил себя за трусость, однако и это было неправильно. Сейчас каждый из них должен был делать то, что мог, и Бьерн отдавал себе отчет в том, что с дикостью он точно не справится.
— Ладно, давай, — кивнул Бьерн, и тяжелая рука царя Небо сжала его плечо.
— Вы уверены, что у вас получится? — тревожно взглянул на них Кирх. — Может, мне привести еще кого-нибудь из сильных наездников?
— Нет, — покачал головой Тьярд. — Во все это мы вмешались вместе, и Иртан не зря вплел нас всех в этот узор. Это наше дело, и мы с ним справимся. Иначе и быть не может.
— Раз ты так говоришь, Тьярд, — склонил перед ним голову Кирх, и в этом было что-то очень важное. Бьерн внезапно понял, что сын Хранителя никогда ни перед кем не кланялся. Возможно, вот прямо сейчас он наконец-то признал в Тьярде царя.
Давая им минутку на то, чтобы побыть вместе, Бьерн отошел в сторону и наклонился над ложем, на котором лежал Ингвар. Он до самого горла был укрыт одеялом, его грудь мерно вздымалась, а лицо, состоявшее целиком из острых углов и тяжелых линий, было странно спокойным. Что же случилось такого в твоей жизни, Ингвар, что ты заработал дикость? Что произошло? Впрочем, это было вовсе не дело Бьерна, а он умел уважать чужие тайны.
Через минуту рядом с ним встал царь Небо. Вид у Тьярда был решительным, и он сейчас как две капли воды походил на собственного отца. Темно-зеленые глаза поднялись на Бьерна, и в них тот увидел медленно переливающуюся силу и уверенность.
— Готов? — тихо спросил Тьярд.
— Да, — кивнул Бьерн.
— Тогда начали.
Лицо его отца было таким спокойным и мягким, словно тот спал крепким сном без сновидений. Тьярду даже на миг показалось, что он как-то помолодел: может, потому, что морщины тревоги сейчас расправились, и лоб царя был ровным и чистым, может, потому, что от него не исходило того ощущения силы и ярости, вечной готовности к битве, которые Тьярд привык чувствовать. Ингвар был тих словно зимнее утро, когда снег сковывает каждую сухую былку, укрывает ровным полотном бесконечные просторы степей, и даже ветра успокаиваются, укладываются на его ровную поверхность и засыпают до времени.
Однако что-то в этом покое было не так. Тьярд чувствовал, что такое состояние было бы самым желанным и долгожданным для кого угодно, только не для Ингвара. Его отец всегда жил чем-то большим, чем покой. Он был дрожащим и мощным, как пламя, он был жгущимся и опасным, суровым и сильным, он был словно скрученная в кольцо гадюка перед ударом, готовая выстрелить вперед всем телом и безжалостно впиться в свою жертву. Ингвар был живым, он глотал свою жизнь огромными глотками, и для него не могло быть никакого покоя. Для него этот покой означал смерть.
Грустно улыбнувшись, Тьярд прикрыл глаза. Они с отцом были такими разными, и при этом — так похожи.
