За Семью Преградами (СИ) - Волк Сафо (книги полностью .txt) 📗
Сначала ноги понесли ее в сторону едальни, но Рада глянула на солнце и передумала. Совсем скоро обед, туда потянутся разведчицы после утренней тренировки, набьется Ремесленниц и Младших Сестер. Все они начнут галдеть, смеяться, громыхать посудой, и без того болящая голова Рады разболится еще сильнее. Не говоря уже о том, что все будут спрашивать у нее, что случилось, а она не хотела, да и не знала, что ей отвечать на этот вопрос. И еще — там будет искорка.
Бросив еще один взгляд на едальню, Рада развернулась и побрела в сторону сосновой рощи, что подступала к становищу с севера, беря его в полукольцо. Шумели на весеннем ветру сосны, перешептывались, звенели тонкой, будто розовая кожица, корой. Солнечные лучи путались в их пушистых иголках, скакали зайчиками по оттаявшей земле, едва не поджигая сухой слой прошлогодних иголок у их корней. Голубое небо буквально текло сквозь лес, сочилось по нему вместе с солнечными лучами, и птицы на каждой веточке голосили, как оголтелые.
Рада мрачно надела в рукава свою куртку и застегнула ее до самого воротника. Разгоряченное после долгой тренировки тело моментально остыло, и она продрогла. Все болело, ныла голова, перед глазами кружились черные мухи. Видимо, приложила она себя гораздо сильнее, чем думала раньше. Но все это было неважно. Единственное, чего ей сейчас хотелось, это убраться как можно дальше отсюда.
Ноги ступали по напитанной влаге земле, и она пружинила под подошвами коричневых сапог до колена на мягкой шнуровке. Отличная обувка, чтобы подкрадываться к врагу, но не очень подходящая для долгого марша. Мелочи, думай о мелочах. Так легче.
Протискиваясь между вставшими почти что стеной молодыми соснами, что высадили здесь всего восемь лет назад, Рада оставила за спиной становище. Густые колючие лапы отрезали звук, а птицы своими трелями заполнили все окружающее пространство так, словно никакого иного звука здесь больше и быть не могло. Теперь Раде казалось, что она вообще одна одинёшенька на всем белом свете, что она где-то далеко-далеко от людей, и это чувствовалось правильно.
Сны, да, конечно, это все сны. Мрачно глядя под ноги, она пробиралась между стволов. Кошмары про ее сына и дочь, которых забирают у нее. Искорка, что смеется ей в лицо, обнимая широкие плечи Алеора и уходя с ним прочь. Искорка, что обманывает ее, лжет ей, искорка, которая умирает на ее руках, а Рада совсем ничего не может сделать. Но это были простые кошмары, самые обыкновенные, с которыми легко было справиться, или, по крайней мере, не обращать на них внимания. Но были и другие сны.
Почти каждую ночь Рада просыпалась в холодном поту, тяжело дыша или постанывая, встречая испуганный взгляд Лиары. Она знала, что должна была кричать во сне или говорить что-то, а потому смотреть в глаза ее маленькой нареченной было невыносимо. В этих снах ее пытались обмануть, запугать, использовать. Ей приходили странные создания с глазами холодными, как у рыб, с острым запахом беды. Эти создания принимали лики ее знакомых и любимых и звали ее за собой, предлагали взять или съесть что-то. Некоторые из них, как та тварь, в самый первый раз, пытались завлечь ее в постель или взять силой, и от этого-то Раде было хуже всего. И как бы она ни пыталась отбиться от них, как она ни пыталась удрать из сна или сделать хоть что-нибудь, чтобы мука прекратилась, ничего не выходило.
Над головой звенел пронизанный солнцем, полный радости лес, а Рада мрачнее тучи пробиралась между сосенок, рассеяно обдирая шелушащуюся рыжую кору и тоненькие веточки. Ей было страшно, по-настоящему, впервые в жизни. Что, если искорка слышала что-то из ее невнятного бормотания, что, если поняла? Было так стыдно смотреть ей в глаза, зная, что с ней самой происходило во сне. На память постоянно приходили слова Магары о Черноглазом, чей разум контролировал Сети’Агон. Раз он из такой дали смог дотянуться до того ведуна, может ли он дотянуться и до меня? И что, если это он посылает мне все эти кошмары? Что, если из-за него я не могу больше погрузиться в свет и радость Великой Мани?
Это тоже пугало и заставляло ее нервничать. С некоторых пор под лопаткой в спине больше не жгло, как раньше, а вскоре боль и вовсе исчезла. Вместо нее нагрянули выматывающие, тянущие жилы головные боли, когда Раде казалось, что кто-то буквально пальцами выдавливает ей глаза изнутри. Или методично тыкает острой металлической иглой в одну точку до тех пор, пока она не начинала скулить от боли. И даже Найрин, которая могла исцелить абсолютно все, кроме смерти, даже она не могла унять этой боли или хотя бы облегчить ее. Нимфа пыталась несколько раз, но ничего не выходило, и брови ее хмурились от непонимания и удивления. Да и на Раду она начала поглядывать странно, потому как причины этим болям найти не могла. Тоже, небось, думает, что это из-за Сети’Агона. А что, если это и правда так?
И у кого ей было просить помощи? Попроситься в Эрнальд, к Тьярду, поговорить с ним? Но его ведь не было в городе, когда тот Черноглазый сходил с ума, да и как Тьярд мог знать, что ощущает человек, в чей разум вторгся Сет? С ним-то такого не случалось, да и ни с кем, кроме Ульха, не случалось.
Как мне понять, что со мной происходит? Кто может ответить мне? У кого спросить? Эти вопросы постоянно мучили Раду, а ответа на них все не было и не было.
С некоторых пор ей не давались и медитации. Они собирались по вечерам в Зале Совета, рассаживались, как обычно, кружком, вот только с Радой ровным счетом ничего не происходило. Остальные чувствовали прикосновение Великой Мани, ощущали, как в них идет сила. Даже Лэйк, немногословная будто камень, периодически качала головой и говорила, что никогда еще не ощущала Небесных Сестер так сильно, что ей кажется, будто она видит Их перед собой. О том же твердили и Найрин, и Торн, и искорка, сияющая от счастья, будто огонек в черной зимней ночи, а Рада могла только вздыхать и смотреть в ответ, понимая, что с ней ничего подобного не происходит. И не понимая этого. Не понимая!
— Почему? — горестно пробормотала она вслух, срывая очередную веточку зеленой молодой поросли. — Почему у меня не получается? Ты отвернулась от меня, Великая Мани?
В воздухе сильно запахло хвоей, на пальцах осталась липкая жидкость. Рада рассеяно поднесла к глазам ладонь. Тоненький зеленый венчик иголочек с самого края ветки. Ярко-зеленые иголки, мягонькие, будто шерстка на загривке у котенка, пахнущие весной, новой жизнью, радостью. Внутри стало еще тяжелее, словно горы обрушились на грудную клетку Рады, стремясь раздавить ее в лепешку. Почему я не чувствую этого? Это ведь так красиво!
Она взобралась на пригорок, так густо поросший лесом, что пришлось протискиваться едва ли не боком, спустилась вниз по склону. Внизу сосны стояли чуть реже, невысокие, на голову выше Рады, разлапив свои пушистые ветви во все стороны. На склонах, которых не касались лучи солнца, лежал посиневший отяжелевший снег, его кромка застыла полосой льда, с которого срывались на укрытую сосновыми иголками землю тяжелые капли талой воды. Внизу шумел маленький ручеек, который сейчас превратился в бурный поток, несущий с гор вниз, в Роур, вешние воды. Рада видела его еще зимой, пока они с Лиарой бродили вдвоем в окрестностях становища и любовались на горы. Искорка так мечтала увидеть их, так мечтала.
Тяжело спускаясь вниз с холма, Рада грустно улыбнулась. Прости меня, маленькая моя, золотая моя девочка. Прости за мою слабость и неспособность всю свою любовь и нежность отдать тебе сейчас. И за то, что я не знаю, что мне делать дальше. И за то, что я боюсь.
Солнце сверкнуло на шумливой переливчатой зыби потока, резанув Раду по глазам, и она сощурилась, пробираясь сквозь густые заросли сосен. Где-то здесь должен был быть большой валун, она приметила его торчащим из-под снега в прошлый раз. Если сейчас его не залила вода, на нем можно будет спокойно посидеть, покурить и подумать. Придумать, что делать дальше, хотя Рада представления не имела, как.
Камень действительно оказался на месте, где она его искала. Широкий ручей с тихим перезвоном капелек струился по земле, дно его все еще оставалось промерзшим, оттого падающие в толщу воды солнечные лучи заставляли ее искриться лазурью. Вода переливалась, звонкая, веселая, быстрая. Поток был мутным из-за соляных отложений, которые размыло талой водой, и глубокая лазурь казалась густой, будто вакса. Ручей огибал камень со всех сторон, то и дело резвые брызги взвивались вверх крошевом алмазов, разбиваясь об обломок скалы, что пролежал здесь с самого основания мира. А на нем сидела молодая женщина, рассеяно склонившись к воде и водя по ее поверхности тонкими пальцами.
