Заговор маски (СИ) - Костылева Ляля (электронную книгу бесплатно без регистрации TXT) 📗
Стояна лишь тяжело вздохнула и обвила руками шею мужа.
— Я без тебя не проживу, Живко, — прошептала она, — и не потому, что не прокормлюсь. Прокормлюсь, ты знаешь. И не потому, что мужа другого найти бы не сумела. Не нужен мне никто.
— Ох, Стоянушка, — Живко прижал ее к себе. — Душа моя. И мне никогда никто не был нужен, только ты, горлица моя. Не печалься, я всегда буду рядом с тобой, до последнего вздоха.
Он нежно поцеловал жену. Если бы он мог только защитить их всех, сделать так, чтобы они не боялись. Может и права жена, и нужно смириться, зато ведь живы все будут. Живко отогнал эти мысли и нежно улыбнулся Стояне.
— Идем, родная. Дети заждались.
— Идем, — она снова вздохнула, но уже счастливо, — идем, мой соколик. Прости меня. Я буду смирной сегодня. Пойдем.
Они обнявшись вышли из хлева и побрели сквозь снежную пелену к горящим окнам родного дома.
Глава 4
Горислава проснулась еще до рассвета. Поежившись, она плотнее закуталась в одеяло и закрыла глаза, но сон не шел. На печи мерно посапывал отец, братья спали тихо. Девушка со вздохом смирилась с пробуждением, села на кровати и отодвинула занавеску. Метель улеглась, снег лежал сплошным ровным ковром, чистый, нетронутый. На небе не виднелось ни облачка — день обещал быть ясным. Горислава оперлась рукой о подоконник. Все вокруг было родным, знакомым, успокаивало ее и давало ей чувство защищенности. Вот курятник, а за курятником короткий дощатый забор, покрашенный зеленой краской. За ним огород, а дальше — забор соседей. Нигде не видно было огней — деревня спала. Вдалеке высилась колокольня недавно построенной церкви. Ее купол еще не сверкал сусальным золотом и оттого казался огромной странной птицей, усевшейся на башню, поднявшей свой острый клюв к небу, да так и замерзшей там насмерть. Скоро уже, подумала Горислава, зазвонят, созывая людей на службу.
Три года назад Великий Охотник подписал указ, в котором говорилось, что церковь должна быть в каждой деревне, даже если в ней всего три избы. Заодно и налог новый ввели — на строительство храмов. Тогда-то семья Гориславы и завела козу и стала ездить в город продавать сыр. Жалования учителя перестало хватать на оплату всех податей.
Вскоре заворочалась Ждана, спустилась с печи и, кутаясь в большой шерстяной платок, стала возиться с самоваром. Есть перед службой было нельзя, но они всегда пили чай до выхода из дома. Горислава встала, натянула платье поверх рубахи и стала помогать матери.
— Не надо, — хриплым со сна голосом отмахнулась та, — иди лучше умойся да косу переплети.
Горислава послушалась. Приведя себя в порядок, она, подумав, надела на себя коралловые бусы, которые отец купил ей на ярмарке лет пять назад. Ждана, заметив это, одобрительно кивнула:
— Остромиру понравится.
— Я вовсе не для него! — вспыхнула девушка.
— Иди чай пить! — улыбнулась ей мать. — Тебе лучше бы ему понравиться. У него дело свое, дом свой, и он сирота. Придешь — хозяйкой будешь. Ни свекра, ни свекрови — красота!
— Что говорить, коли он еще не сватался, — опустив глаза вниз, пробурчала Горислава, усаживаясь за стол, — только позоришь меня! И вовсе он мне не нужен.
— Нужен или не нужен, — подошел к столу Козарин, — это другой вопрос. Но судя по тому, как он о тебе расспрашивает каждый раз, как видит меня, сватовство не за горами.
— Ну папа! — зашипела Горислава.
Тот только усмехнулся и повернулся к сыновьям:
— Белояр, Малюта, поторопитесь!
Два парня, заспанные и вялые, молча подошли к столу и взяли свои чашки с чаем. Младший, Малюта, тут же задремал, прислонившись к плечу Гориславы. Старшему, Белояру, было лет пятнадцать. Его волосы, бывшие когда-то такого же пшеничного оттенка, как у брата, постепенно теряли блеск, становясь темно-русыми.
Чай допили в молчании. Зазвонил колокол. Пономаря в деревне не было, поэтому вместо перезвона над заснеженной деревней понесся мерный заунывный монотонный звук без всяких переливов — не то что в городе. Дьячок бил, как умел.
Все в доме встали, надели полушубки, женщины повязали платки, и семья, не нарушая тишины, вышла из избы и побрела по сугробам к храму. Еще не до конца рассвело, и в сумерках все люди, идущие в одном направлении, выглядели совершенно одинаковыми, точно муравьи возвращались в свой большой муравейник.
В храме зажгли свечи, но было промозгло. Вскоре люди заполнили все пространство, несколько бабок гнусаво затянули псалом, и служба началась. В толпе Горислава увидела подругу и приветственно кивнула ей, стараясь одновременно не привлечь внимания окружающих.
Немного бледная Яролика, поймав взгляд подруги, тоже кивнула ей украдкой и снова опустила голову, лишь изредка осмеливаясь осторожно оглядываться по сторонам. Ее родители стояли перед ней, как всегда загораживая ее от священника. Младший брат крестился рядом с ними и зевал, пытаясь делать это незаметно.
Неподалеку от Яролики встал высокий видный парень лет тридцати с яркими голубыми глазами и светлыми, почти белыми бородой и волосами, который тоже косился в сторону Гориславы, стараясь поймать ее взгляд. Но девушка, не заметив его попыток, повернулась к алтарю и больше не осматривалась. Служба шла своим чередом — час, другой. Наконец настало время причастия, и люди выстроились в очередь в ожидании возможности вкусить тела Христова.
Яролика вместе с семьей прошли одними из первых, словно стремясь побыстрее покончить со всем этим. Неподалеку от них встали Козарин с Жданой, за ними сыновья, а потом Горислава. Светловолосый парень, быстро воспользовавшись моментом, встал следом за девушкой, неловко протиснувшись между семейной парой.
Очередь двигалась неторопливо, парень, немного помявшись, наклонил голову и прошептал.
— Здравствуй, Гориславушка!
Она вздрогнула, быстро обернулась, зарделась и улыбнулась ему, сверкнув серо-зелеными глазами, но тут же снова опустила голову.
Парень едва ли не засиял, поймав ее улыбку, обращенную к нему, однако больше говорить в храме не решился.
Наконец все причастились, финальные молитвы были прочитаны, и народ повалил из церкви. На церковном дворе Козарин подошел к Живко и пожал ему руку. Их жены довольно тепло поприветствовали друг друга. Горислава с горящими глазами подскочила к подруге и зашептала ей, пока родители отвлеклись на разговор:
— Знаешь, что Остромир сегодня в церкви учудил?
Яролика с интересом покосилась на стоявшего неподалеку кузнеца и тоже шепотом спросила.
— Не видела! А что он учудил?
— Встал за мной, да как зашепчет на ухо! — Горислава едва не подпрыгивала от восторга. — Да еще и мое настоящее имя назвал, не побоялся!
— Да ты что! — ахнула Яролика. — Ай да кузнец! — она в восторге схватила подругу за руки. — А что шептал-то? Что? Что сказал тебе?
— Да ничего такого! Привет, сказал, Гориславушка! Да неважно, — хихикнула Горислва.
Учитель, повернув к ним голову, улыбнулся, глядя на девушек.
— Хватит хихикать, егозы! Идемте к нам, Живко, Стояна! Чаю попьем с грушевым вареньем.
— Почему бы и не зайти, — кивнул Живко, — дети, не носитесь! Только я, Козарин, ненадолго. Надо сегодня еще к матери заглянуть.
Мужчины покивали и направились в сторону дома учителя. Женщины, разговаривая, пошли рядом. Девушки, перешептываясь, направились следом за родителями. Остромир, говоривший с друзьями, торопливо попрощался и медленно побрел за девушками.
— Смотри, — подтолкнула Яролика подругу. — Кузнец-то твой все с тебя глаз не сводит.
Горислава украдкой оглянулась, зажала рот ладошкой и, прижавшись к плечу подруги, хихикнула.
— Да это он так, просто ему по пути, наверное, — кокетливо сказала она.
Остромир, поняв, что Горислава заметила его, ускорил шаг и догнал девушек.
— Доброе утро, — сказал он. — Горислава, Яролика… Я… хм, день сегодня такой красивый, Горислава, не хочешь ли прогуляться до площади. Там ребята снежную крепость отстроили. Красота! Коли захочешь, так я спрошу у твоего батюшки позволения проводить тебя.
