Заговор маски (СИ) - Костылева Ляля (электронную книгу бесплатно без регистрации TXT) 📗
— Ну что ты, Горислава! — воскликнул Остромир. — Да провалиться мне на этом самом месте, если я когда-нибудь что-то плохое для тебя задумаю. Ты ведь для меня важнее солнышка на небе! Коли бы я знал, что могу надеяться, что и я тебе когда-нибудь буду люб, счастливее меня никого бы не было.
— Ну значит, нет никого счастливее тебя, — с улыбкой тихо сказала Горислава, так, чтобы никто, кроме них двоих, не мог это услышать, и тут же отвернулась.
Остромир засиял и робко взял Гориславу за руку.
— Я для тебя все что пожелаешь сделаю, Гориславушка, — сказал он. — Только бы ты была счастлива, никогда не сомневайся. — Он озорно и радостно улыбнулся. — Пойдем… а ты леденцы любишь? Лавочник наш продает такие вкусные.
Она снова посмотрела на него и выдохнула:
— Люблю. Пойдем, Остромир.
Остромир, гордый и счастливый, повел Гориславу в лавку. Там он купил ей кулек ярких леденцов, они вышли из лавки и, смеясь, пошли по улице.
Глава 6
Живко недолго просидел за чаем в доме у друга. Сославшись на срочные дела, он быстро вышел, не замечая, а может, и не обращая внимания на вопросительный взгляд жены. К счастью, Стояна хорошо знала своего мужа, а потому вслух спрашивать ничего не стала. Впрочем, это не отрицало того, что после возвращения мужчину будут ожидал бы допрос от жены.
До своей избы было несколько минут пути. Проходя по улице, Живко поглядывал по сторонам. Деревня жила обычной жизнью, казалось, ничего не изменилось ни за последний год, ни за последние десять или пятьдесят лет. Однако лесничий, проживший здесь всю свою жизнь, видел как на самом деле меняются деревня и люди. И Живко не был уверен, что эти изменения к доброму. Кивнув встретившемуся по дороге мельнику, он зашел к себе во двор.
Чтобы быстро вернуться, ему нужны были лыжи, а еще не помешали бы снегоступы. Заглянув в сарай, Живко убедился, что и то, и другое на месте. Он пощелкал ногтем по поверхности снегоступов, провел пальцем по полозьям лыж и, убедившись, что все в порядке, как и должно быть, отложил свои нехитрые приспособления на лавку и пошел в избу.
Пошарив по полкам, он сунул за пазуху пару найденных лепешек. Никто ведь не знает, на сколько ему придется задержаться в лесу. Задумчиво посмотрев на свой самострел, лесничий сначала хотел оставить его под замком в сундуке, куда оружие прятали от неуемного Златогора. Однако по здравому размышлению Живко пришел к выводу, что самострел лучше взять. Тогда в случае чего можно отговориться тем, что хотел поискать какую-нибудь неосторожную птицу. А если повезет, то и не с пустыми руками вернется. К счастью, пока что охотиться в окрестных лесах не возбранялось, хотя ходили слухи о том, что Великий Охотник подумывает издать указ, по которому бы никто не смел без разрешения стрелять зверя в лесах. Лесничий угрюмо хмыкнул. Интересно, это только он видит несуразицу? Из них пытаются сделать охотников на демонов и язычников, а самим собираются запретить охоту. Не охотников из них делают, а стаю бешеную… Живко тряхнул головой, стараясь не думать об этом, накинул самострел на плечо, туго затянул ремень и, подумав, присел на дорожку.
Перебрав в уме все, что ему нужно было с собой взять, он встал, натянул шапку и вышел во двор. Привязав к поясу снегоступы и взяв в руки лыжи, Живко направился в сторону леса. На удивление ему никто не встретился. Со стороны главной площади доносились веселый смех и шум: молодежь развлекалась, пользуясь погожим солнечным днем.
Лесничий словно тень проскользил по улице, так и не попавшись никому на глаза, свернул на тропку между домами и направился к опушке. Перед тем как отправляться, нужно было заглянуть к матери, предупредить и посоветоваться. Однако заглядывать никуда не пришлось. Травница ждала его на границе леса, чему Живко не удивился.
— В лес решил? — спросила Всемила, едва он подошел поближе.
Живко кивнул — травница задумалась.
— Знаешь, сынок, — медленно начала она, — а ступай-ка ты в сторону ельника, только осторожнее. Не наш это лес теперь, чужой становится, все опаснее для таких, как мы.
Лесничий приподнял бровь.
— Откуда знаешь? — спросил он.
— Леший донес, — хмыкнула Всемила, и нельзя было понять, шутит она или действительно переговорила с лешим. Впрочем, в ведьмовских силах матери лесничий не сомневался, а потому оставлять ее совет без внимания не стал.
— Зайду на обратном пути, — сказал он, надевая лыжи.
— В добрый путь, — кивнула Всемила. — Да хранят тебя боги!
Живко кивнул в ответ, оттолкнулся палками и вскоре скрылся за деревьями. Фигура травницы еще некоторое время виднелась, но вскоре окончательно исчезла за голыми стволами берез.
Живко двигался быстро, не думая, куда стать ногой или ткнуть палкой. Годы, прожитые возле леса, помогали ему передвигаться незаметно. Никакой деревенский, а уж тем более городской житель не смог бы так пройти по лесу, как он, — не оставив ни единого следа. Как всегда углубившись в чащу, Живко словно задышал по-другому. Дар в их семье всегда передавался по женской линии, однако не смотря на это он, не будучи травником, все равно чувствовал лес, каждую травинку, каждое дерево. Может быть, это все было лишь в его голове, но Живко всегда ощущал, что, входя в лес, он становился с ним единым целым.
Углубившись в чащу, он, прислушиваясь к только одному ему ведомым звукам, направился в сторону границы.
Глава 7
День стал понемногу клониться к вечеру, а Остромир и Горислава все бродили и бродили по деревне, говорили и не могли наговориться. Остромир все чаще любовался Гориславой в открытую и уже не отнимал своей руки от ее.
А Горислава уже не стеснялась его, не прятала взгляд и не краснела. Девушка наслаждалась его комплиментами и сияла от счастья. Сначала она еще горделиво вздергивала подбородок, когда кто-то встречался на их пути, но постепенно забыла обо всем и смотрела, смотрела и не могла насмотреться на его улыбку, добрые яркие глаза, и ей казалось, что на свете нет ничего прекраснее и что самый счастливый миг ее жизни — вот этот самый. А что дальше будет — неважно. Она сжимала его руку, и чувствовала, что та птица, что забилась внутри нее в снежной крепости, растет и расправляет крылья, и так ей было от этого тепло и хорошо, так горячо становилось на морозе, что она расстегнула ворот полушубка, из-под которого заалели коралловые бусы, о которых она и думать забыла.
Наконец Остромир спохватился о времени и повел Гориславу домой.
— А завтра согласишься еще со мной погулять? — предложил он несмело, словно все еще не веря своему счастью и опасаясь отказа.
Они уже дошли до конца улицы, за углом должен был показаться учительский дом. Оба не сговариваясь остановились, чтобы попрощаться там, где их никто не мог увидеть.
— Конечно, — без тени кокетства ответила Горислава, сжимая обе его ладони, чувствуя кожу его рук через его и свои рукавицы.
— Я зайду к вам утром, — обрадованно сказал Остромир. Он чуть покраснел и добавил. — Спасибо тебе, Гориславушка, за этот день.
Он помедлил и, решившись и не спрашивая позволения, наклонил голову и прикоснулся губами к щечке девушки.
Кровь забурлила в ее венах, в голове зашумело. Ей было так жарко, что она бы с удовольствием скинула полушубок, если бы не боялась показаться кузнецу нескромной.
— О, — вдруг спохватилась Горислава, — мы же завтра на ярмарку в город едем! Совсем забыла! Завтра не приходи… А на другой день придешь? — она улыбнулась ему, не сводя с него глаз, — придешь, Остромир?
— Приду! — жарко выдохнул кузнец. — Когда скажешь — тогда и приду, Гориславушка. — Он смотрел на нее, не отводя взгляда, словно решаясь сделать что-то, на что никак не мог отважиться. Остромир стянул рукавицу со своей руки и, помедлив, снял варежку с ладошки Гориславы. Он взял девушку за тонкие пальчики, словно желая почувствовать ее. Они стояли вплотную друг к другу, девушка не отступала ни на шаг, и Остромир решился. Медленно он наклонил голову, готовый в каждый момент отшатнуться, однако надеясь на то, что Горислава поняла его и позволит ему сделать то, что он задумал. Она так и не пошевелилась, и тогда Остромир наконец прикоснулся своими губами к ее.
