Побратим змея (СИ) - "Arbiter Gaius" (книга бесплатный формат .TXT) 📗
Охотник слушал своего собеседника – и не мог понять, какие чувства вызывает в нем этот разговор. Покой? Ощущение какого-то уюта и тепла, будто он дома?.. Интерес? Радость? Азарт? Или недоумение?.. Непонимание, к чему бы эта беседа могла привести – а ведь затеяна она очевидно не просто так?.. И потому – настороженность?..
– А как же то, что мы зовем тебя Великим волком – а зверей, подобных тебе, считаем родичами? – спросил он. – Моя вина, если плохо скажу – но очертания родича я вижу в тебе и сейчас...
– Это хороший вопрос, Дитя Завета, – Великий волк вновь чуть переменил позу, весь как-то собравшись. Зверь повторил его движение, усевшись и, как показалось Туру, устремив внимательный взгляд прямо на него. – Нам дано выбирать облик тех или иных существ. Но, принимая его, мы объединяем с ними и нашу суть, душу, то, чем мы являемся. Нам вольно принять облик Рослого или стать на время зверем – а затем вернуться обратно к себе. И это нужно нам – гораздо больше, чем ты можешь себе представить. Это путь, который приближает нас к пониманию того, что значит быть Ребенком Завета. Ведь и каждый из вас несет в себе нечто от духа – и нечто от зверя, – он едва заметно подался вперед и закончил, пристально глядя собеседнику в глаза: – Тебе ведь ясно, о чем я говорю, Дитя Завета, верно? Ты испытал это на себе – восторг душевных порывов... И зверя в себе ты также уже ощутил.
Тур помимо воли опустил глаза, начиная наконец понимать, к чему вел его Великий Предок.
– Да, это так, – тихо ответил он.
– Что с тобой, Дитя? Почему ты больше не смотришь прямо?
– Потому что мне стыдно. Стыдно и больно, что я не смог удержать этого зверя – и он причинил зло тому, кто мне важен и хорош – моему родителю. Из-за этого я не добровольно ушел сюда, чтобы искать ответы – как я того хотел, – а меня выгнали, и только милосердие нашего нового вождя позволило мне остаться частью Рода, не лишившись имени.
– Ты жалеешь о том, что сделал с родителем?
Тур недоуменно нахмурился, услышав, как Волк выделил в своем вопросе слово «жалеешь».
– Ну, конечно, жалею... – пробормотал он. – Конечно, я...
– Посмотри на меня, – голос его собеседника не утратил спокойных, даже доброжелательных интонаций – но стал тверже, и у охотника сложилось вдруг странное, но абсолютно точное убеждение, что от того, что произойдет сейчас, ему будет больно – целительно, – но очень сильно больно.
Он поднял глаза, заново мысленно озвучивая для себя заданный вопрос.
– Нет, я не жалею, – ответил он на него, и на сей раз голос его звучал твердо. – Знаю, что должен бы. Знаю, что то, что я сделал – ужасно, и что меня изгнали справедливо. Но я не жалею. Я... Я считаю, что он это заслужил.
Сказал – и зябко передернул плечами в ответ на жестокие слова. Волк, которому он с некоторого момента смотрел прямо в глаза, ответил ему таким же пристальным взглядом, в котором светилось какое-то странное, кровожадное понимание. Кто-кто, – а зверь, – Тур в этом не сомневался, – абсолютно точно понимал причину его страшного поступка.
– Разве твой родитель не хорош тебе? – спустя какое-то время снова заговорил Великий Предок, и в его голосе Тур, к своему удивлению, не услышал ни отвращения, ни страха, ни даже удивления его словам – только все тот же спокойный, и, несмотря ни на что, благожелательный интерес. Может быть, поэтому эта беседа рождала ощущение защищенности, заставляла поверить, что, что бы он ни рассказал – Великого Предка это не испугает, не оттолкнет и даже не особо удивит. Уж он-то наверняка повидал в жизни такого, по сравнению с чем его, Тура, преступление – это так – глупая злая выходка ребенка, не ведающего, что творит. Впрочем, и недооценивать его Предок, видимо, не собирался – и это, пожалуй, было самым успокаивающим – он видел его поступок ровно таким, каким он был. Без драм, но и без благодушества. Видел – и мог его вместить и понять – не пускаясь ни в осуждение, ни в выгораживание того, кто его совершил. Это помогало – успокоиться, взглянуть на случившееся так же спокойно и честно. И наконец увидеть правду.
– Нет, родитель мне хорош, – ответил охотник. – И я хочу, чтобы раны, которые я ему нанес, зажили и он смог бы нормально жить после всего, что случилось. Но...
– Но?
– Наверное, я плохо скажу... – Тур снова опустил голову, не выдержав взгляда Предка. – Но я рад, что теперь его в моей жизни нет. И я не хотел бы, чтобы однажды он в нее вернулся – даже если бы это было возможным. Он... Иногда мне видится, что я был ему хорош лишь до той поры, пока был тем, кого он хотел во мне видеть. Он круговоротами говорил мне, что я должен делать, к чему стремиться, чего желать. Я так привык к этому, что долго считал его желания и своими тоже. Но потом... Потом все стало меняться – и мне стало ясно, что он никогда не видел меня – настоящего. Только будущего главу Рода, лучшего охотника, воина... Впрочем...
Он замолчал, и лицо его приняло удивленное выражение, словно он неожиданно увидел то, о чем говорил, с какой-то новой стороны.
– О чем ты подумал, Дитя Завета?.. – мягко, но настойчиво спросил Великий волк.
– О том, что... Может, это и моя вина? Я ведь тоже долго не стремился искать себя-настоящего. Да по правде говоря и не думал, что есть, кого искать. Мне ведь было тогда легко с родителем: знал, как заслужить его одобрение – и так и поступал. Он хвалил меня, его сердце становилось больше, и меня это радовало. Так что нельзя сказать, что он сунул меня в какой-то капкан – я и сам хотел жить так, как жил.
Предок едва заметно качнул головой, словно принимая услышанное к сведению. Тишина длилась довольно долго, словно подчеркивая важность последнего сделанного Туром вывода.
– Что же случилось потом, Дитя? – наконец снова заговорил Волк.
– Потом?.. Потом я-настоящий начал приближаться ко мне – а родитель отдаляться. Может, после Большого путешествия, когда я впервые увидел мир духов... А может, позже, когда убил Величайшего... Но в любом случае. Мне было очень больно, что родителю я-настоящий не хорош. Что ему не нужны мои поиски себя – ведь ему виделось, что все, что мне в жизни будет хорошо, полезно и важно – он уже нашел. Для меня и за меня. Я разочаровал его... А он меня. Он... Оказался хуже, чем я о нем думал. Не таким уж умным, заботливым, сильным и смелым... Знаешь, я ведь до сих пор думаю, что у него сердце дрогнуло идти тогда за Дальние Холмы... Знаешь эту историю? – он наконец решился поднять взгляд на своего собеседника. Тот молча кивнул. – Ну вот. Я и за это на него злился. Что он тянет. Что подвергает Род опасности. Что говорит о долге, о том, как легко все сломать и как сложно построить... А сам был просто зайцем. Ну и потом тоже всего было-было... Несколько раз он перед всем Родом обвинял меня в притязаниях на его власть – и мало того, что ни на какую власть я не покушался – так еще и выходило как-то странно. Будто одной рукой он мне место вождя предлагает – вот, мол, сменишь меня однажды, – а другой – едва я как-то навстречу ему в этом иду – тут же и получаю... И я тогда просто не знал, что ж мне делать – как вести себя, чтоб он остался доволен. И тоже злился... На него... И на себя – потому что чувствовал, что глупо это и стыдно – взрослому мужику не своим, а родительским умом жить...
Он перевел дыхание, помолчал, глядя в догорающий огонь костерка. Призрачный волк, наблюдавший за ним, склонил голову на бок, так, что одно острое ухо оказалось поднятым вертикально вверх, – будто готовясь услышать нечто очень важное и стараясь ничего не пропустить.
– Ну, словом, потом уже и поединки подоспели, – несколько сбивчиво закончил охотник. – И тогда все это будто разом нахлынуло. Еще и то, что я уже давно сюда идти собирался, ответы искать. А меня вроде как удерживали. Так все и случилось...
Он досадливо поморщился, затем снова поднял глаза на Волка, и в его взгляде читался вызов.
– Я плохой сын, да?.. И Рослый, наверное, тоже плохой. Я знаю, что то, что я сделал – это ужасно. Но даже и сейчас, когда я говорю тебе об этом, – я злюсь на него. На себя тоже – за то, что всего-всего мог бы сделать, чтобы все изменить, – но не сделал. Но на него злюсь больше. И знаешь... Я раньше сказал, что хотел бы, чтобы он оправился от ран и все такое... Но на самом деле – мне все равно, что с ним будет. Если подумать – я ведь понятия не имею, как долго я уже здесь. Может, он уже и в Холмы предков ушел. А я, выходит, с ним не простился, не повинился толком... Только вот виниться я не хочу. А что не простился – так и духи с ним.
