Трон Знания. Книга 4 (СИ) - Рауф Такаббир "Такаббир" (книги регистрация онлайн бесплатно .TXT) 📗
Малика водила глазами туда-сюда. Сейчас особенно остро чувствовалось настроение толпы. Священнослужители и воины словно не замечали друг друга — так не ведут себя соучастники общего дела. Они не враги и не друзья. Поведению тюремщиков вообще не было объяснений. Не возмутились, когда автомобиль хазира свернул с дороги и поехал в другую сторону от столицы. Не вмешались, когда шабира находилась в шаге от побега.
Малика не торопилась делать выводы, но предположения сами по себе выстраивались в логическую цепочку.
— Кеишраб готовится к войне?
— Обычные меры предосторожности, — ответил Иштар. — Приехало слишком много желающих посмотреть на казнь шабиры. В истории Ракшады это беспрецедентный случай.
— Если бы ты не был хазиром, я бы решила, что ты надумал захватить власть.
Иштар повернулся к Малике. Взгляд тяжёлый, въедливый.
— Одни думают, что у них есть власть, а другие действительно обладают властью.
Малика прижала пальцы к вискам. Иштар не доверяет Хёску. Опасается, что после суда над шабирой верховный жрец обвинит его в сговоре с приспешницей дьявола. Все обещания оставить Иштара на троне в обмен на его невмешательство в судебный процесс — это обман.
— Мне нужен зажим на шею, — проговорила Малика.
— Странное желание перед судом и казнью.
— Долго объяснять. И ты не поверишь.
Иштар повернулся на стук в окно и, увидев Альхару, тут же забыл о просьбе шабиры.
— Пора, Эльямин.
В коридорах было безлюдно. Малика придерживала подол платья, а ей казалось, что в руках гири. Смотрела в спины Иштара и Альхары, а перед глазами прыгали пятна: серое, белое, серое, белое… Перед распахнутыми дверями сделала глубокий вдох и вошла в зал заседаний.
Ей выделили место на стуле с потёртым дерматиновым сиденьем. Спасибо, что не заперли в железной клетке, как Драго.
Тряслись руки. Малика это чувствовала, но не видела, как не видела дрожащих коленей, но они точно дрожали. Странное состояние: колотится каждая клеточка тела, а разум остаётся ясным, холодным. Неуёмный страх плоти и незыблемое спокойствие духа.
Иштар поднялся на помост, возведённый посреди зала, и сел в кресло. Малика закусила губу. Значит, ты обвинитель… За секунду в голове пронеслась стая мыслей, не встревожив рассудок. Ни больно, ни досадно. Она в очередной раз ошиблась, ей не привыкать.
Посмотрела по сторонам. Зал заседаний опоясывали деревянные трибуны. За ними стояли судьи, облачённые в бесформенные балахоны. Малика вновь устремила взгляд на Иштара; мир сузился до замкнутой сферы, в которой существовали только двое: он и она.
Сбоку мелькнула тень, прозвучал чей-то извиняющийся голос. А Малика ждала, когда Иштар откроет рот и обольёт её грязью. И опять не было обиды, лишь жгучий интерес: как он станет изворачиваться и лгать, чтобы спасти свою шкуру и удержать корону.
Вдруг фиолетовое пятно врезалось в сферу, она лопнула как мыльный пузырь. По левую руку от Иштара встал Хёск… Иштар защитник?..
Малика не сдержалась: уткнулась лицом в ладони и рассмеялась.
— Эльямин! — прозвучал голос верховного жреца.
— Прости, — пробормотала она, давясь смехом, и поправила чаруш. Хвала тому, кто придумал эту тряпку.
Хёск с важным видом выдвинул обвинения против шабиры.
— Ты забыл сказать в начале речи: «Ракшада против народа Ракшады», — отозвался Иштар.
— Это глупая игра слов, — возразил Хёск, — и на самом деле ничего не значит. Мы получили около двух миллионов писем в защиту шабиры. Это меньше десяти процентов взрослого населения Ракшады. Десятая часть не может говорить от лица всего народа.
— Жена Альхары написала письмо, а он его не нашёл. Мать-хранительница написала. Всё её помощницы написали. А писем нет. Как ты это объяснишь?
Хёск вздёрнул подбородок:
— Ты обвиняешь меня в подтасовке результатов голосования?
— Я обвиняю людей, которые уничтожили письма, увидев на конвертах женский почерк. Я требую повторного голосования.
— Даже если за шабиру проголосует ещё десять процентов, это далеко не весь народ. Мы можем проголосовать ещё и ещё раз. В конце концов, народу это надоест. Сейчас ты можешь с достоинством оставить трон. Не превращайся в посмешище.
— Закрой рот и побереги силы, — сказал Иштар. — Скоро они тебе пригодятся.
— Я хочу поговорить с хазиром и верховным жрецом наедине, — произнесла Малика.
Хёск принял горделивую позу:
— Ты не можешь в суде диктовать свои правила.
— Мне надоело играть с вами в детские игры.
— Мне тоже надоело принимать участие в постыдном и циничном действе. Признай свою вину, и покончим с этим.
— Я хочу поговорить с вами без свидетелей. Считайте это моим последним желанием. Я имею на него право?
Хёск кивнул. Иштар жестом приказал судьям удалиться.
Когда за последним человеком закрылись двери, Малика сняла чаруш:
— Я расскажу вам одну историю.
— Хочешь запугать нас проклятием морун? — поинтересовался Хёск.
— Я никогда не видела отца, — произнесла Малика, пропустив слова Хёска мимо ушей. — Его убили, когда моя мать была на седьмом месяце беременности. Через три года она отыскала его убийц и отомстила им.
— Это мы слышали, — проговорил Хёск. Его лицо исказила презрительная гримаса. — Она убила двести человек. Героиня, ничего не скажешь.
— Я вас обманула.
— Я так и знал.
— Умерли все, кто убивал моего отца. Те, кто смотрел или проходил мимо. Те, кто слышал крики, но не заступился. Умерли их жёны и дети, родители, братья и сёстры. Их было не двести человек. Намного больше.
— Врёшь, — процедил Хёск сквозь зубы.
— Казни меня, и через месяц Ракшада опустеет.
— Ты врёшь!
Малика вздохнула:
— На твою долю, Иштар, выпадут небывалые трудности. Тебе придётся построить новую Ракшаду с людьми, которые выступили в мою защиту.
— Мне будет легко, Эльямин. Бóльшую часть писем написали мои верные воины.
— Вы сговорились! — вскричал Хёск. — Да! Я догадался. Вы разыгрываете передо мной спектакль!
— В живых останутся дети, — произнесла Малика, глядя на Иштара.
— Я позову судей, — сказал Хёск, спускаясь с возвышения.
— Не волнуйся, Эльямин, — кивнул Иштар. — Мои воины обойдут каждый дом. Сейчас в столице их полмиллиона. Ещё полмиллиона на подходе. На рейде двести пятнадцать военных кораблей.
Хёск оступился на лестнице и едва удержался на ногах.
— А в других городах? — спросила Малика.
— Войска в боевой готовности.
— Ты подготовил почву для государственного переворота, — просипел Хёск.
Иштар с невозмутимым видом откинулся на спинку кресла и соединил перед собой кончики пальцев:
— Видишь ли, Хёск, я готовился к перевороту с того самого дня, когда ты отравил моих старших братьев. Я занимался этим девятнадцать лет. Как думаешь, мне нужна почва?
— Я бы знал… — Хёск замотал головой. — Я бы это знал…
Через полчаса Иштар и Малика вышли из здания суда. Солнце только спряталось за крышами домов. Время для уличных фонарей ещё не настало, и улицы медленно погружались в полумрак. Воины и священнослужители стояли поодиночке или небольшими компаниями и не проявляли интереса к хазиру и шабире. Если кто-то и рвался в бой, то никак не выказывал недовольства или радости, что день закончился тихо, без стычек и крови.
— Прогуляемся? — предложил Иштар. — Народ должен знать, что он победил.
Малика кивнула и побрела по улице, рассматривая тёмные витражные окна:
— Ты такое здесь готовил и хотел меня выслать?
— Хвала Всевышнему, всё обошлось.
— А если бы у нас ничего не получилось?
— У нас… — усмехнулся Иштар. — Ты хотела меня растоптать.
— Иштар…
— Думаешь, я ничего не понял? На что ты рассчитывала? На то, что расскажешь свою историю, и я начну метаться как крыса между двумя лагерями? Хотела выставить меня трусом и слабаком?
— Иштар…
— Разве не для этого ты вынудила Хёска подать на тебя в суд?
— У меня были на то причины.
