Трон Знания. Книга 4 (СИ) - Рауф Такаббир "Такаббир" (книги регистрация онлайн бесплатно .TXT) 📗
— Какие?
Малика опустила голову:
— Были и всё.
— Я устал от тебя. Завтра отправляешься в Грасс-Дэмор. И только попробуй выкинуть ещё какой-нибудь фокус.
Ощутив сильную слабость, Малика оглянулась. Сзади медленно катил автомобиль.
— Я сяду в машину. Туфли трут.
Обернувшись, Иштар махнул водителю.
***
— Свежий взгляд шабиры вызвал у меня желание разобраться в предпосылках появления традиций и в причине их укоренения в нашем обществе. Не скажу, что шабира абсолютно права, но в её размышлениях я увидел зерна истины. — Голос Хёска звучал натужно, иногда дрожал, порой приобретал оттенки хрипловатого баса.
Чувствовалось, что Хёск устал объяснять советникам, почему отказался от обвинений против шабиры. При каждом новом вопросе демонстративно вздыхал, закатывал глаза и со стуком переворачивал песочные часы. Минуты, отведённой на ответ, не хватало, и верховный жрец глотал слова и всё чаще посматривал на Иштара: допрос прекратить мог только он.
Сидя на возвышении, Иштар с отстранённым видом взирал на изваяние своего прадеда и поглаживал пальцами лакированные подлокотники кресла. Казалось, он забыл, что в соседнем зале скоро соберутся представители дипломатических ведомств, желая выслушать из первых уст рассказ о противостоянии шабиры и верховного жреца. И совсем не думал, что Хёску не мешало бы передохнуть перед важным выступлением и настроиться на определённый лад.
Чтобы избежать вмешательства извне, Ракшада почти на месяц прекратила связь с внешним миром. Корабли стояли на рейде, не имея права выйти в море либо пристать к причалам. Краеугольные Земли питались слухами, которые просачивались из других государств Лунной Тверди, однако ни один официальный источник не мог их опровергнуть или подтвердить.
Вчера вечером Иштар снял запрет на передвижение морского транспорта и приказал выплатить компенсацию за простой кораблей. Иногородние жители, приехавшие посмотреть на казнь шабиры, с восходом солнца покинули столицу. Но по улицам до сих пор вышагивали военные патрули и прохаживались служители храмов.
Хёск всю ночь трудился над речью и хотел обсудить её с Хазирадом. Теперь, поглядывая на листы с текстом, он понимал: речь придётся переписать, иначе послы забросают его вопросами, как сейчас забрасывают советники.
— Здесь шабира, — прозвучал от порога голос караульного.
Войдя в зал, Малика подождала, пока мужи потеснятся и за столом освободится место. Опустилась на пятки и покосилась на верховного жреца. Его присутствие не показалось ей странным: недруга, пусть и поверженного, нельзя выпускать из поля зрения.
— Шабира пришла попрощаться, — сказал Иштар. — Вечером она отбывает на родину.
— Я остаюсь, — произнесла Малика и ощутила во рту горечь. Запах лайма, напомнив о тюрьме, вызвал в желудке неприятное брожение.
— Вчера ты изъявила желание уехать.
Опустив руки на колени, Малика сжала кулаки:
— Я передумала.
Возмутили ложь и равнодушный тон Иштара. Разозлило заносчивое выражение лица Хёска. Бесило, что тряпичный намордник не позволяет ответить им взглядом.
— Почему Джурия — эталон женской красоты, воспеваемый поэтами и художниками — надела чаруш? — спросила Малика.
— Ответ кроется в твоём вопросе, — проговорил Хёск, просматривая лежащие перед ним бумаги. — Она не хотела своей красотой смущать мужчин.
— Ты этому веришь?
— А ты — нет?
— Мне казалось, ракшадов ничем нельзя смутить, — хмыкнула Малика.
— Сейчас — нельзя. Три тысячи лет назад — вполне возможно.
— Джурия закрыла лицо за два года до смерти. Очень странно. Не находишь?
— Мудрость приходит с возрастом.
— А спустя сотни лет какой-то шабир объявил, что ношение чаруш — это традиция.
Хёск загнул у листа уголок:
— Ты не знаешь историю.
— Ты прав. Вы знаете историю лучше меня. Намного лучше. И знаете, когда Джурия закрыла лицо.
— После поездки в Пепельную Пустыню, — подал голос Альхара. — Она совершала паломничество к гробнице наших воинов.
— Я могу туда съездить?
— Нет, — ответил Иштар. — Супруг Джурии выжег эту Пустыню.
— Почему? — спросила Малика.
— Лекари не смогли справиться с эпидемией, — проговорил советник, сидевший справа от неё. — Лица и тела людей покрывались язвами. После язв оставались безобразные рубцы.
— Джурия закрыла лицо после паломничества, — произнесла Малика, — чтобы никто не догадался о её болезни.
Хёск оторвался от документов:
— Домыслы.
— Я всего лишь связала явления.
— Человек, который не разбирается в медицине…
— Скажи, ты из принципа со мной споришь? — перебила Малика. — Или у тебя ко мне личная неприязнь?
Бросив взгляд на Иштара, Хёск вновь уткнулся в бумаги.
— Я пришла сюда не для споров. Я хотела сказать, чего не буду делать.
— Мы слушаем, — произнёс Иштар безразличным тоном.
— Я не буду ходить на заседания Хазирада. Не буду вмешиваться в государственные дела. Не буду разбираться, что в вашей истории правда, а что ложь. Не буду критиковать ваши традиции и не буду нарушать ваши законы.
Советники переглянулись.
— А что ты будешь делать? — спросил Иштар.
— Займусь подготовкой к празднованию годовщины твоей коронации.
— Ты пробудешь в Ракшаде ещё три месяца?
— Ты возражаешь?
— Нет. Я только рад, — сказал Иштар, хотя в его взгляде, обращённом на Малику, читалось: «Какого чёрта?»
— Подготовкой к военному параду занимаются командиры, — проговорил Хёск, загнув уголок ещё одного листа.
— Я хочу устроить театрализованное представление на историческую тему. Оно пройдёт после парада.
— Где?
— На площади Единства. Перед твоим храмом.
Хёск рывком повернулся к Малике:
— Этого не будет!
— Почему?
— Потому что это площадь Единства, главная площадь страны.
— Покажи мне закон, который запрещает устраивать представления на площади.
— Закона нет, но есть правила приличия.
Малика кивком указала на документы, лежавшие перед Хёском:
— Тогда встретимся в суде. Там объяснишь, почему я не могу сделать подарок моим защитникам: хазиру и народу Ракшады.
— В суде? — Хёск поднял указательный палец к потолку и, выдержав паузу, выдохнул. — Нет слов.
— Эльямин, дело не в площади, — подал голос Альхара.
— А в чём?
— Ты видела актёров в юбках, которые прыгают на улицах?
— Видела.
— Мы закрываем на них глаза. Людям надо иногда смеяться. Однако годовщина коронации хазира — это серьёзное событие. Смех неуместен.
— У меня не будет клоунов в юбках. Смеха в принципе не будет.
— А что будет? — спросил Иштар.
— Нечто эпическое. Задумка пока что в общих чертах. Я хочу съездить на остров Шабир, посоветоваться с хранителями тайн. И мне нужны воины.
— Никто из воинов не согласится участвовать в спектакле, — заметил советник, сидевший напротив Малики.
— Они научат актёров обращаться с клинками.
— Их не надо учить. В Ракшаде все мужчины служат в армии.
— Неужели все до одного?
— Почти все. С инвалидами детства у тебя вряд ли получится нечто эпическое.
— Мне нужны воины, — повторила Малика.
— Получишь, — согласился Иштар и тут же предупредил: — Не ставь их и себя в неловкое положение.
— Не буду.
— Детям и замужним женщинам запрещено выступать на сцене. Кубары даже не обсуждаются.
— Я это учту.
— Ну и зачем тебе площадь Единства? — вклинился в разговор Хёск. — Сколько в Кеишрабе актёров? Не думаю, что больше двух сотен. Установите подмостки на улице или на любой другой площади.
— После праздника я уеду, — сказала Малика. — Это представление — мой прощальный подарок Ракшаде. Неужели так тяжело уступить мне?
— Дело ответственное. Справишься одна? — спросил Иштар.
— А я не одна. Мне помогут воины, мать-хранительница и мой легат.
Немного подумав, Иштар кивнул:
— Видать, пришло время возродить старую традицию.
