Дождь в полынной пустоши. Книга 2 (СИ) - Федорцов Игорь Владимирович (книги онлайн полностью TXT) 📗
Играли повсеместно, за каждым столом, на каждой пяди полезного пространства. В кости — простенький Стакан или Черепашку. В карты − в Ведьму или Кашу. Реже в домино или гвинт. Но это выпендреж салонных интеллектуалов.
Играли остро на интерес. На многих столах мелькало запрещенное недавним эдиктом золото. Но кто запретит человеку с титулом и мечом делать и поступать, как ему вздумается. Уж точно не нищий король, позорно проигравший тоджам.
Блеск монет, шлепанье карт, стук костей и костяшек — липкая аура азарта − привели игрового в чувство лучше всяких уговоров и убеждений. Ридус вытянув шею, закрутил головой, запыкал, замуркал. Вообще, он месту и место ему, подходили от и до.
Пересекли зал и Колин представил игрового человеку за столом. Догадливый Ридус рассмотрел в названном родственнике Хьюба Кусаку. Двое других остались ему безызвестными.
− Он будет играть, − Колин кивнул своего должника. — Проследите, чтобы не лишился носа, глаз или ушей, когда фортуна слишком нагло станет ему благоволить.
− А он с ней в ладах? Выкупать не придется? — не очень-то рад Хьюб родне и работе приглядывать.
− Тогда можете сразу прирезать, − разрешили чулочнику. Тот согласен. Прирезать, так прирезать.
Игрового отпустили осмотреться. Почувствовать настрой зала, окунуться в атмосферу везения и безнадеги, пощупать удачу кончиками собственных пальцев.
− Смотри не наделай новых долгов. Люди, которые постоянно кому-то должны, бесполезны, − напутствовал Колин игрового.
Ридус отошел к стойке, перекинулся с хозяином словечком, попросил предупредить, когда освободится место за карточным столом.
− Кровь подогреть, − объяснил он и облагодетельствовал штивером, шумно провезя монетой по прилавку.
Через полчаса Ридус вкупился в игру, двойной ставкой. Каша — то, что требовалось для текущего момента и настроения.
Памятуя уроки и наставления унгрийца, игровой не торопился обдирать партнеров. Осваивался, привыкал к окружению, приглядывался к соперникам, с осторожностью проверял обретенные навыки. Что-то срабатывало сразу, с чем-то не получилось, не совладал. От иного рассудительно отказался, не чувствуя за собой уверенности сделать все как полагается.
Через две игры он резвился голодной акулой в стае сонных тунцов. Но не наглел. Выиграв много, часть предусмотрительно спустил. Картинно ругался, сорил обещаниями не играть, отыгрывался и опять лез ставить. Однажды эмоционально рискнул фамильным золотым кольцом, купленным за два часа, как появится в Королевском Столике. Чудил одним словом, руководствуясь простым правилом, три шага вперед, шаг назад, чем успешно вводил в заблуждение противников и прибирал их деньгу маленькими порциями.
Обдираловка продолжалось часа три, после чего, заказав угощение продувшим партнерам, Ридус откланялся. Вернувшись к Хьюбу, выложил пятьсот штиверов. Чулочник в удивлении хлопнул рыбьими глазами.
− Саин Поллак упомянул некую договоренность с вами.
− Договоренность есть договоренность, − серел лицом Хьюб. Это даже не деньги Поллака. Его купили на серебро дураков.
− Завтра, в это же время, − уведомил игровой о новой встрече.
Ридус спокойно раскланялся и удалился. До отношений унгрийца и чулочника ему нет дела. Хотя если судить по реакции, его названный братец тоже на крючке у барона. Какая-то неуверенная и бредовая мыслишка, сообща отделаться от кабалы, клюнула игрового в темечко, но он тут же от неё отказался. Из предчувствия. Лучше не станет, а вот хуже…. Ему помнились вывернутая на мостовую требуха и голова Воробья и очень уж неубедительно выглядели его родственник с сопровождением, по сравнению с кредитором.
Хьюбу хотелось выпивки и боя. Марешаль чулочников благополучно хотелки переварил. Тем же вечером, уже сидя в обжитом до последнего угла, Рыбареˮ, сказал Боссуэллу и Готье.
− Подберайте людей.
Безденежье приучит к чуткости на серебро, и не забывчивости на полезные знакомства. Приятелям из пятисот монет достались крохи. Напомнить Кусаке о братстве никто не осмелился.
− Скольких? — Готье завидно и этим крохам. Голодные не переносят сытых и припомнят каждый кусок пронесенный мимо их рта.
− Как просил. Не больше тридцати. Лишнего не мелите.
Оба чулочника Кусаку понял. Помалкивать, хорошая привычка для живущих с меча.
И Боссуэлл и Готье подумали об одном и том же. Ничем крамольным их мысли не отдавали. Серебро плохо (а золото и того хуже) делится и чем его больше, тем больше затруднений с дележкой.
Площадь зажата монастырскими стенами с трех сторон. С четвертой стороны, лишь чуть уступив пространства кривым улочкам − храм Святого Авла. Толком и не развернуться, но в это время здесь останавливаются купцы из Обра. На узких прилавках пирамидки и башенки из красных яблок, желтых-прижелтых груш, оранжевых апельсинов и корзинки с фиолетовыми гроздьями позднего винограда. Яркие радостные цвета на фоне серых стен, искрящегося снега и унылых людских фигур, вызывают ощущение близкого праздника. И почему-то думается не о Дне Всех Святых, а Рождестве и подарках.
Одного взгляда достаточно, эсм Арлем скажет много нелицеприятной правды.
ˮОкатит как из помойного ведра,ˮ − предвидел Колин острый момент и ошибался.
Сейчас, как никогда, фрей готова и говорить с ним и выслушать его. Отголоски недавней беседы с бастардом еще не утихли в её памяти, а спасение тоджей вызывало спокойную, без восторгов, благодарность. Знай о том Колин, все бы проделал и проще и быстрей. Но не все открывется первому взгляду. Тем не менее, допущенная ошибка не помешала ему, перескочив, с пятого на десятоеˮ, прибегнуть к последнему спасению зарвавшихся наглецов и прожженных делюг − импровизации. При условии, что она подготовлена загодя.
− Позволю вопрос. Вы не устали от слов, действенность которых не очевидна? — захватил Колин инициативу говорить первым, а следовательно и задать нужное направление разговору.
− Гораздо меньше, чем от поступков, чья неоднозначность сбивает с толку всякого нормального человека, − не то пожаловались, не то упрекнули унгрийца. Разбираться он не стал, но некоторую странность отметил.
− Умейте увидеть.
− Умейте услышать, − ответила фрей на напор унгрийца.
Ускользающую возможность мирно поговорить, Колин ухватил буквально, за хвостˮ. И нацепив маску снисходительной доброжелательности, дружественно предложил немного пройтись. Не сдерживай он себя, хлопнул бы в ладоши, а не то и скакнул на одной ноге! Не зря ему думалось о Рождестве. Праздник еще когда, а подарок вот он! И от кого? От Арлем аф Нокс.
− Обращали внимание на фрески в соборе Лаврентия Пантократора? Довелось там побывать?
Фрей предложение прогулки приняла. Не она ли желала диалога с Поллаком, быстро от него отказаться.
− Они ужасают, − не скрывала Арлем своих впечатлений от увиденного в соборе.
− Особенно в центре восточной части. Где младенец сосет грудь истекающей кровью матери.
− Святой материнский долг насытить младенца своим молоком.
− Или кровью из ран? Чем он насыщается? Её кровью или её молоком? Что изображено и что открылось? Подвиг родительницы или преступление дитя? Угадали замысел мастера?
Фрей не нашлась ответить унгрийцу. Излишний натурализм изображения помешал ей фреску рассмотреть. Но и рассмотрев, увидела ли бы она, то о чем спрашивал её унгриец?
− Она спасает и неважно, кровью или молоком. Для нее неважно, − растолковывал Колин промолчавшей исповеднице. − Не от того ли мы приходим в ужас, что сами не способны к подобной жертве. Да что там! Способны ли вообще к какой-нибудь?
Ей ли возражать человеку вставшему на защиту тоджей? Однако, если подумать…. Думать Колин ей не оставлял времени, слово за слово уводя разговор в нужную ему сторону.
− Хуже того, не способность поступать, мешает видеть. Заставляет закрывать глаза. Только потому что увиденное привнесет в устоявшуюся жизнь нечто, чего мы принять не можем.
− Вы рассматриваете очень неординарный случай, − возразила фрей, только чтобы не молчать.
