Дождь в полынной пустоши. Книга 2 (СИ) - Федорцов Игорь Владимирович (книги онлайн полностью TXT) 📗
− Практически с любыми другими, схожими по накалу страстей событиями, происходит тоже самое.
Его расплывчатая речь принята за деликатную отсылку к Краку и той взбучке, что он от нее, получается не заслуженно, получил. Арлем даже почувствовала угрызения совести за свою несдержанность.
ˮИ необъективность!ˮ − кольнула она себя, не поступать поспешно, не разобравшись.
− Но беда не только в трусости видеть. Большая часть из нас просто безучастно к происходящему. Так ведь удобней. Ничего не делать, не за что и отвечать. Быть не чистыми, но чистенькими. Но разве не грешить, значит оставаться безгрешными? А принимать ответственность действовать, впадать в грех?
− Отчасти вы правы. Отчасти. Но в повседневности матери и дети гибнут не так уж часто, а забавы в Краке тоже не происходят каждый день.
− Зато происходит масса другого, что в глазах окружающих предосудительно, без всяких к тому оснований. И я готов это вам доказать, − последнее слово Колин произнес с явным удовольствием. Вообще, унгриец напоминал змея, поменявшего кожу за время от начала разговора до последнего, им сказанного предложения.
− Чем же?
− Предлагаю поучаствовать в одном предприятии и убедиться, насколько ошибочно может быть суждение, основанное на первом впечатлении. Согласны?
Арлем с удовольствием и аргументировано бы поспорила с Колином, но продолжать спор ей вовсе не предлагали. А вот что предлагали…. Кроме мутной истории с приглашением в Крак, был ведь еще и моряк-южанин. И книги, присланные в подарок.
− Отказываетесь? — искушали исповедницу доверительным шепотом.
− Согласна! — приняла Арлем предложение. Она — фрей, и в состоянии ответить на вызов, как и подобает исповеднице — принять его!
− Одно условие, согласившись, участвуете до конца.
− Вам принести клятву? — проявила Арлем характер.
− Твердого слова достаточно, − не проникся унгриец показной демонстрацией высокой душевной стойкости.
− Считайте, получили, − жестко заявила исповедница.
Унгриец свистнул и из толпы отделился юркий человечек. Улыбался он замечательно. А не улыбаться не мог. Шрам растянул губы от уха до уха и дальше до макушки.
− Повозку! — приказал ему унгриец.
− Не нужно, − отказалась фрей. − Хочу убедиться, ваша затея стоит моих стоптанных башмаков и испачканного в уличной грязи нового платья.
Колин подумал — идти пешком тратить время, но согласился и кивнул улыбчивому — веди!
Лабиринт грязных улиц кончился нескоро. Они взошли на крепкое в две ступеньки крыльцо. Колин взялся за ручку. Помедлил, словно засомневался, стоит ли впускать фрей.
− Уговор я помню, − подтвердила Арлем рассеять последние сомнения унгрийца.
В комнате избыточно натоплено. Близко к огню привязан к стулу мужчина. Рот заткнут, глаза закрыты повязкой. Пленника караулит псарь, вооруженный кистенем.
Фрей не издала ни звука, но легкая бледность выдала желание строго спрашивать. Но она вспомнила фреску. Вокруг матери и дитя кипела битва и умирали люди.
В середину комнаты выставлен стол. За занавеской, очевидно в спальне, сонно хныкал ребенок. Колин знаком попросил стул для Арлем. Она безропотно села, готовясь наблюдать и по возможности ничего не пропустить. Скрученный мужчина, хнычущий ребенок, что дальше?
− Ни во что не вмешиваетесь. Никуда не лезете. Все вопросы потом. Если будут. Вам удобно?
− Приступайте, − строга Арлем, словно она здесь всем верховодила и заправляла.
Колин прошел к столу. От свечи зажег еще несколько. Подал знак, и мужчине убрал повязку с глаз, а потом веревку со рта.
− Чего вы хотите? — тут же выпалил пленник.
− Сеньи, вас это тревожит или вы праздно любопытствуете?
− Я не буду работать на вас. Ни на кого не буду. Ни на псарей, ни на бейлифа, ни на короля с его недоумком.
− Несколько странно. Я еще ничего не предлагал. Ни работу, ни оплату за нее.
− Я отклоняю все и сразу!
− Ради бога! Обойдусь.
Колин встал боком, наблюдать сразу и Сеньи и Арлем. Театральным взмахом руки, предварил свой рассказ.
− Вы были женаты, дважды. От второго брака у вас родилась Цинция…. Кстати, как вы её ласково называете?
− Зачем вам? − подобрался Сеньи, пытаясь определить в пришлом угрозу для дочери.
− Меня матушка звала Лин, вот мне и интересно как вы обращаетесь к своей крохе?
− Вам-то что, как я её называю?
− Ну, хорошо, об имени потом. Цинция заболела, и вследствие болезни у нее развился частичный паралич. Жена вас бросила, сочтя непомерным тяглом, прожить остаток дней ухаживая за больным ребенком и с нелюбимым мужем. Согласитесь, не самое приятное времяпрепровождение, когда хочется цветов, внимания и маленьких радостей. Она моложе на тридцать лет. Вы купили её у родителей, не оставив выбора вам отказать. А вот у вас выбор был. Но я не осуждаю. Ваше право, ваши деньги и ваш воля их вложить, сообразно личным пристрастиям. Для вас это оказалась Марет Коше.
Колин прервался послушать Сеньи.
− Чтобы вы не предложили, и сколько бы не предложили, я не соглашусь.
− С чего вы взяли, что я буду что-то предлагать? И в мыслях не держал.
− Будете, − презрительно скривился Сеньи. − Но я послал бейлифа, пошлю и вас.
− Положим, бейлифа вы не послали, а избегаете. А насчет меня… Мне еще никто не отказывал.
ˮЭсм?ˮ — глянул он на Арлем предупредить о начале.
− Я помню! — ответила вслух фрей. Так она меньше боялась.
Колин щелкнул пальцами, подавая знак.
Фрост, подручный присланный псарями, принес малышку. Ребенок походил на тряпичную куклу. Ручки-ножки неестественно болтались.
Девочку положили на стол, и Колин пододвинул свечи поближе. Притащили чашку с водой, где унгриец тут же вымыл руки.
− Что вы собираетесь делать? — забеспокоился Сенье.
− Мы говорили об её имени?
− Ция, − ответил сыскарь, уже не кочевряжась.
− Вот и познакомились. Ция! — позвал Колин. Но ребенок не реагировал, ни на имя, ни на прикосновения.
− Что ты собираешься делать? — заерзал сыскарь высвободиться.
− Сейчас увидишь.
Унгриец сам, без посторонней помощи раздел и уложил малышку. Ребенок сонно сопел, но не плакал и не хныкал.
− Ей дали немного макового отвара, не беспокоиться. Ей ни к чему.
Колин повернулся к Арлем, подчеркнуть, говорит исключительно ей.
− Существует рецепт, где в отвар примешивают помет ос, но я предпочел, добавить анис и фенхель… Мандрагора подошла бы лучше, но давать её такой крохе? Надо обладать большой смелостью, рисковать жизнью дитя. Белладонну? Ну уж извините! Дикость какая!
− Что ты задумал? − упрямо замотал головой Сеньи, прогнать дурные догадки.
Колин достал футлярчик, открыл. Сыскарь вытянулся разглядеть, что в нем. Худшие опасения нашли подтверждения. На черном бархате поблескивал набор золотых игл. Прелесть, сотворенная ювелиром за прошедшие полночи под личным надзором Колина. Увидела иглы и фрей.
− Должно быть ты хороший отец, раз беспокоишься за своего ребенка. Некоторые выбрасывают немощных на мороз. Пока добирались, приметил двух. Один еще шевелился. Другого уже грызли собаки.
− Ты… Ты…, − старался подобрать слова Сеньи. Лишь великая осторожность не спровоцировать и ускорить действия не позволяла ему говорить унгрийцу грубости.
− Слушаю тебя!
− Ты не посмеешь тронуть ребенка!
− А что и кто мне помешает?
− Оставь её! Я все равно не буду на тебя работать! Слышишь! Не буду!
− Опять за свое. Я сказал хотя бы одно слово о работе? Или какой иной услуге? Нет. Так чего ты трындишь, не будешь на меня работать. Не работай. Кто тебя неволит?
− Тогда чего ты хочешь?
− Перестань орать, ребенка потревожишь, − Колин прощупал пульс на ручке и шее девочки.
Сеньи заерзал сильней. Тяжеленная рука Фроста придавила сыскаря к стулу. Острый стилет коснулся подбородка.
− Она-то в чем виновата?
− Кто? — Колин извлек иглу из набора.
− Ция!
− Ты себя вообще слышишь?
