Дождь в полынной пустоши. Книга 2 (СИ) - Федорцов Игорь Владимирович (книги онлайн полностью TXT) 📗
− Скажет он, но останетесь глухи. Промолчит, швырнете камень. Отправится прочь, плюнете во след. У вас не хватит духу принять его и пойти за ним! Так для чего он тогда вам? В храмах и мыслях?
Зажигая восковую, пахнущую ладаном, свечу, варнавит вздрогнул и вслушался.
Труд мясника уважаем, если иметь способности или необходимые навыки. Никаких лишних движений. Все выверено и точно. Закончив, Колин осмотрел разбросанные по всем углам куски плоти и блестящие черным, даже при столь ничтожном освещении, лужи крови. Хвалиться нечем, но за похвалу ли труд?
Грохнул внутренний засов. Створина с опережающим скрипом открылась и выпустила победителя.
− В Унгрии младенцев, Небеса целует в макушку, − объявил Колин собственную победу. — В знак особого покровительства. — Подойдя ближе, швырнул Исси под ноги несколько кусков железняка. — Сами бы они не догадались. Я оскорблен иметь дело с бесчестными людьми. Надеюсь не станете прятаться за инфанта? Впрочем, если он вас просто отругает и спрячет в гинекей*, довольствуюсь и этим.
Колин наговорил достаточно, добиться своего. И добился.
Исси, продемонстрировал образцовую выдержку, не начать драку сразу как унгриец замолчал. Глупо следовать букве закона, но схватка здесь и сейчас, покроет его имя позором. Имя это единственное, что есть у любого тальгарца. Имя и меч!
− Я сожру твое сердце, − пообещал Исси Колину за его беспрецедентную выходку.
− Я довольствуюсь шкурой. Сапоги прохудись.
Тальгарец долго и тяжело глядел унгрийцу в лицо. Смутить? Такого смутишь. Напугать? Не из пугливых. Тогда что? Прийти к простой и ясной мысли.
ˮПовадился хорь (это о Колине!) в курятник (а это об Карлайре!) лазать. Не отстанет, пока всех не передавит. Без пользы, без выгоды, без толка. По природе своей поганой.ˮ
− Когда и где? — настроен Исси поставить точку в восхождении мерзавца. Барон Хирлофа вознамерился шагать по трупам. Поединщик не осуждал. Но и допускать унгрийского марша не собирался.
− Я сообщу, − Колин направился к лошади, говоря через плечо. − Денег не оставляю. За упокой врагов не пью.
Жестом остановил монаха с зажженной свечой, направившегося к сараю.
− Святой брат, помочь им вы ничем не сможете.
− Я не теряю надежды.
− Не теряйте, но не ходите.
− И все же, войду.
− Тогда хотя бы погасите свечу.
− Это не просто свеча…. Её свет….
− Они давно заблудились, и боюсь, он их уже никуда не выведет.
Монах его не послушал. Дошел до ворот, поднял свечу вверх, тут же обронить. Держась за сердце, оперся плечом в воротный столб и сблевал себе под ноги.
Унгриец вскочил в седло…
− Мое почтение инфанту! За ним должок!
…и уехал в ночь. Встречный поток воздуха холодил лицо, но ему жарко. Он не мог надышаться, словно пловец, вынырнувший из глубины на последнем мгновении терпеть. Иногда Колин улыбался непонятно чему. Не было ведь причин улыбаться.
А потом все куда-то исчезло. Испарилось, улетучилось, выкипело. Все сразу. Так и пойдет, так и покатит. Смерть за смерть, бессмысленно множа врагов. И бог бы с ними с врагами, с друзьями, подругами, советниками, попутчиками, со всеми кто окружают. Он словно увидел сверху лабиринт из человеческих судеб. Сколько трупов? Сколько раз надо упереться, удариться лбом в стену отступить и повернуть в нужную сторону. Из тысячи ветвлений выбрать верное. Самое верное. Не обходное, но короткое, кратчайшее, почти прямое. Но прямой не самый короткий путь. Разве что у потока сорвавшегося с горных отрогов. Снести-смести все! Именно этому потоку он и уподобляется. Или уже уподобился.
Самокопание опасное занятие. Кто знает, до чего докопаешься. Что там под спудом принятых обетов и обязательств?
Из темных высот сыплет снежок.
Куда ему? К Лисэль? В Хирлоф? В Серебряный дворец? Куда? Куда отправиться, кому некуда идти?
Колин пересек улицу, бросил лошадь, и вошел в шинок. Ни звуков, ни запахов, ни людей. Хлопнул ладонью по столешнице.
− Кувшин!
Кружку и вино притащили сразу. Обычным посетителям пожиже. Богатым и сердитым лучшее из имеющегося. Опытная служанка молча выставила заказ и тихонько убралась прочь. К таким лучше не приставать. Выпьют, отойдут, потянет излить душу, тогда другое дело.
Унгриец налил и сделал глоток. Смыть привкус крови. Пять-шесть кружек и пройдет. Сразу станет легче. Или не сразу. Или солоноватость так и останется. Кружку выцедил. Мелкими-мелкими глотками. Как пьют противное лекарство. Подождал захмелеть. Пьяному и море по колено и путь легче, и память короче. Нельзя быть все время натянутой тетивой. Надо уметь давать слабину. Подгадывать. Иначе. Иначе переваришь сам себя. Змей пожирающий собственный хвост. Конец Мира! Сильно задумано!
− Саин, могу я вам помочь?
Женщина подошла столь неслышно, что первым порывом Колина на звук её голоса, схватиться за падао.
Ей двадцать пять, не больше. Красива. Была. Когда-то. Для шлюхи слишком ненавязчива. И пахнет не так. Стиранным отутюженным бельем, молочной кашей и еще чем-то обыденным, домашним.
− Садись, − предложил он. Пододвинул наполненную вином кружку. Она не противилась, но выпила полглотка.
− Спасибо саин.
− Так чем ты поможешь?
− Саин, одни….
− Тонко подмечено…. − то ли иронизировал, то ли признавался унгриец.
− Вы устали и хотите участия и внимания, − вымучено произнесла женщина.
В голосе нет уверенности и нет наглости. Не наработала еще. А возможно сегодня её первый выход.
− Думаешь, я этого хочу? — прошлое, близкое и далекое осыпалось коростами, оставляя шрамы. Унгрийцу любопытно. Или это уже вино?
− Все хотят.
Колин помолчал. Не худшая привычка держать язык за зубами у охотника подстраивать случайности, отслеживать их и использовать. Женщина ему нравилась. Как и её запах.
− У тебя сын или дочь?
− Сын, − женщина готова прервать разговор. Он коснулся святой для нее темы.
− И ты его любишь?
− ОН МОЙ СЫН.
ˮВсе мы чьи-то сыновья и дочери. Это греет. Это греет?ˮ − вопрос не к самому себе. Туда. Выше.
− Ты хотела мне помочь?
− Если саин позволит.
Она собралась встать и показывать дорогу. Колин удержал её на месте.
− Думай обо мне. Думай будто я это он. Блудный, непослушный, пропадавший неведомо, где и промышлявший невесть чем, натворивший немло глупостей и вернувшийся под родной кров. Посмотри на меня, так, чтобы я почувствовал твою любовь к нему. Ведь я это он. Сейчас.
− Зачем вам саин?
− Хочу узнать, способна ли ты на такое. Не ради меня, ради него. Ведь ты здесь из-за сына?
Женщина потупилась. Странная просьба. Странный человек. Странные слова. Но он прав, она здесь из-за сына.
Она подняла на Колина свои большие и усталые глаза. Серые почти свинцовые, в которые искорками вкраплены точки рыжего. В них слишком много чувств, понимания и укора. Не осуждения, а именно укора. За долгое отсутствие. Почему не вернулся раньше? Зачем пропадал невесть где и с кем? Ведь чтобы не произошло, его простят. Его простили, в тот самый миг, когда он покинул родной кров.
Она смотрела и смотрела на Колина. Не отрываясь, лишь изредка смаргивала набежавшую слезку. Протянула руку коснуться чудовищного шрама. Не отдернула, когда пресеклось его дыхание. Не убрала когда напряглись скулы. Мужчины. Они боятся показать слабость. Бояться показать, какие они на самом деле. Даже тем, кто их любит. Тем кого любят сами.
Колин накрыл её ладонь своей.
ˮС таким взглядом приносят великие жертвы. Взглядом полным любви.ˮ
Должно быть это кара. На благословление не похоже. Выискивать и находить путь, когда кругом глухие стены.
ˮРади сына мать пожертвует многим. Всем. А чем пожертвует ради дочери отец?ˮ − текучая мысль не привнесла беспокойства, не ознаменовалась небывалой радостью. Ищите и обретете. Иной раз Святая Книга весьма умело пророчествует и предсказывает.
− Тебе не следует заниматься этим, − произнес унгриец, стремительно вставая. Отстегнул с пояса кошель и положил женщине в руку, желая снова почувствовать её тепло. — Не поймет сейчас, а вырастит, не простит.
