Дождь в полынной пустоши. Книга 2 (СИ) - Федорцов Игорь Владимирович (книги онлайн полностью TXT) 📗
− Мы здесь не причем.
− Я-то верю, − Колин чуть поклонился. — Такой я человек. Верю на слово. Но у канцлера крепкая родня − раз. В получении записей Латгарда кровно заинтересовано половина столицы — два! И все они кормятся на Золотом Подворье — три. Бумагам не позволят кануть в лету — четыре! Но пока все убеждены, с канцлером произошел несчастный случай, столица спокойна. Стоит найтись убийце, − Колин помахал свитком, − захотят найти и пресловутые мемуары. Увязать одно с другим не потребуется великого озарения. Фигуранты записок пожелают их заполучить или, по меньшей мере, удостовериться, порочащие сведения не скопировали и не передали, кому не следует. Официально насядут на бейлифа. Что предпримут не официально, озабоченные рукописным наследием Латгарда, даже не предположу. И, конечно, все зададутся вопросом, а зачем они понадобились новикам, то бишь Серебряным Лилиям? Будь вы обычные разбойники, приписали бы банальную жажду наживы, но вы свитские Серебряного Двора, чья репутация чуть выше бродяг и городских нищих. Заподозрят в намерениях выхлопотать местечко за Круглым Столом рыцарей без страха и упрека, − довольно улыбался Колин своей шутке. − И искали возможность шантажировать тех, чье бесстрашие вызывает сомнения, а упрекнуть есть за что.
Унгриец подождал, пока новик прочтет свиток.
− Можешь оставить себе.
Сеон посчитал лучше вернуть.
− Как хочешь. Признание есть. Гиозо отказаться от них − нет. Выводы из сказанного просты, — Колин пододвинул четвертинку к новику. − Не забудь.
Сеон подтянул листок, но не заглянул в него.
− В интересах Лиги отказаться в пользу достойных.
− Мы подумаем.
− Когда-то надо начинать, − одобрил Колин благие намерения.
Подъем этажом выше, засвидетельствовать восхищение несравненной камер-юнгфер.
− Рассказывай! — напустилась на него Лисэль.
Как не полюбоваться домашней фурией. Всегда приятно, когда твои советы принимают к руководству действовать. Правда на игривую кошку камер-юнгфер совсем не походила. В расстегнутом халате, не причесанная, в старых туфлях.
− О чем?
− Колин! — многозначительно сверлили унгрийца глазами. Выкладывай все, а за что влетит, узнаешь позже.
− Хорошо-хорошо. Я буду канцлером.
Даже для камер-юнгфер его амбиции через край!
− Не будешь!
− Так сразу?
− Так сразу. Не будешь!
− Мне не совсем понятно, почему столь категорично?
− Не будешь!
− Так ты за Липта? — не попрекнул, но подтолкнул Колин любовницу в нужном направлении.
− За него! — ярилась Лисэль. Ей все равно кого изберут. Толстяка камерария или виффера Ллея, Гё или коридорную служанку.
− Почему не я? Надеялся, ты мне поможешь.
− Помогу. Не сделать глупости. Но я хотела бы услышать от тебя другое.
− Ты о Краке?
− Это уже пройдено. Что дальше?
− Не вижу никакой связи.
− А я вижу. Прекрасно! Кем ты себя возомнил? Непобедимым Фергюсом?
− Я унгриец, мне достаточно!
− Ты…. Ты…., − вот тут голос Лисэль предательски дрогнул. Она боялась. Она действительно боялась. Колин увидел на её лице всю гамму чувств. Испуг. Ужас. Страх. Боль. Горечь.
−…вздорный юнец. Не ценящий….
ˮМоих к тебе отношений.ˮ
−… собственной жизни…
ˮНе угадал.ˮ
−…который думает ему все дозволено..
ˮи сойдет с рук.ˮ
−…и сойдет с рук!
ˮЯ молодец!ˮ − и несколько самоуверенно. — ˮХоть что-то научился понимать в женщине.ˮ
− Сойдет. Мне — сойдет, − Колин подошел к любовнице поближе, она отступила, но недалеко, всего-то на полшага, оставаясь в зоне досягаемости его объятий. — Позволить себя зарезать какой-то столичной шушере?
− Эта шушера служат инфанту.
− Тем более. Ты еще будешь мной гордиться. А тебе все завидовать. Ах-ах, посмотрите вот та, которая держит под каблуком мясника унгрийца. Как она с ним управляется? Откроешь им по великому секрету, не менее секретный способ. Маслобойка.
− Колин, − Лисэль сдалась лукавым словам и прижалась к унгрийцу, впитать тепло и силу. Успокоиться. — Канцлер это уже слишком. Это вызов. Всем. Его примут. Но никто и не подумает взяться сталь. Я…
Любовник смотрелся на себя в зеркало и строил ужимки.
ˮБеда прямо.ˮ
Шрам похорошел и не выглядел уже столь ужасающе как в первое время.
ˮОт спокойной жизни рожа округлилась.ˮ
Лисэль сознавала и признавала, принимая действительность, она все больше погружается в пучину его тонкой и искусной лжи. И ничего не могла с собой поделать. Пока он с ней, рядом, близко, она чувствует его дыхание, стук сердца. Она счастлива. Безумно счастлива.
− Я хотела бы иметь такого сына….
− Сына? Не мужа?
− Мужа! Смеешься. Пусть мучается другая, − помолчала, ожидая реакции на её признание. Не дождалась. — И канцлером тебе все равно не быть! − стукнули унгрийца в грудь.
− Почему?
− Канцлер Серебряного Двора, чтобы не выдумывали и не говорили, это человек короля. Прежде всего короля. Быть с королем, значит противостоять инфанту. Тем кто с ним. Но если бы только это. Тебе рассказать, что из себя представляет Моффет?
− Попользуется и выкинет.
− Ты не ровня Латгарду. Прижмет, Моффет скормит тебя своим дружкам из Королевского Совета. Тому же Кинригу. Или Тоузу. Или пошлет в такое место, откуда живым не выбраться. А сбежишь или как он любит говорить, не оправдаешь доверияˮ, вздернет. Запросто и скоро!
− Я барон.
− Плевать ему. Вздернет рядом с городским ворьем.
− Ты упомянула Туоза? К чему? С ним я, каким боком?
− Солер тобой интересуется.
− Первый раз слышу.
− Услышь сейчас!
− Хорошо. Но если не я то….
− Липт! — объявила Лисэль, с такой уверенностью, не переубедить.
ˮОтлично!ˮ − порадовался за любовницу Колин.
− Почему он? — вкрадчив голос унгрийца.
− Липт! И хватит об этом! — упрямилась Лисэль. Будет она объясняться, почему так, а не эдак!
− Ну, раз мне запрещено быть канцлером Серебряного Двора. Могу я побыть канцлером одной обворожительной камер-юнгфер? Скажи, тебе полагается канцлер.
− Я без него не могу! — рассмеялась растаявшая сердцем Лисэль.
Болезнь всех престарелых любовниц, быть одновременно и шлюхой, и женой, и матушкой. Кто больше выпьет крови? Любовница переплюнет всех! Она зацапает объект обожания целиком. Личное собственничество выше любых выгод. Государственных, общественных, корпоративных, любых! За высоко поднявшимся, далеко тянуться. Зачем ей? Ей не нужен трон, нужен пуфик, забросить отекшие ноги, или подушечка подсунуть под задницу.
С грандой Колин так же пообщался. Но что это за общение? Мечта! Он протянул ей записку. Она прочла и бросила в камин.
− Еще что-то?
− Это все.
Исключительный случай, очередное посещение унгрийцем покоев Сатеник не породило всплеска сплетен. Разве что Снейт очень им гордилась.
Совет Серебряного Двора собрался в усеченном составе. Отсутствовали: Гаус по болезни и баронесса Аранко. Тоже по уважительной причине. Больших дебатов не намечалось, потому не выставили даже воды. Приготовили бумагу, поменяли перья, долили чернил. Каждый укажет достойного или накарябает, захватив имя в квадратные скобки, против кого категорически возражает. Т. е. устраивает любой кандидат за исключением означенного. Голоса, за и против, учитывались при подсчете разнонаправлено. Побеждал обладатель наибольшего количества одобрений. Случалось, победу присуждали за единственный голос. Голосующие, из осторожности, не рискнули сделать выбор, или отказывали другим.
Имя претендента вносилось в ходатайство за подписью гранды и Совета и отправлялось королю. Редкая возможность обозначить себя, не в списке кандидатов, но среди принимавших судьбоносное решение.
ˮЧтобы знал поименно, кого остерегатьсяˮ − пережидал Поллак, пока Совет рассядется. Унгриец любезно поприветствовал всех. Наибольшей взаимности удостоился, как не покажется странным, со стороны фрей.
ˮДобрый знак,ˮ − это не про отношения, про скользкую дорожку к Крайду.
