Дождь в полынной пустоши. Книга 2 (СИ) - Федорцов Игорь Владимирович (книги онлайн полностью TXT) 📗
− Мне согласия мало. Надо службу выполнить. Слово мужчин хочу услышать. А не муканье телят.
Акробатка быстро заговорила. Не синичкой чирикала, соколицей клекотала. Парни повесили головы.
− Они принимает твою волю.
− Оба? — Колин склонился к Йор и на самое ухо спросил. — А чего девку слушаются?
− Ручаюсь за них своей честью, − попыталась увильнуть от ответа девушка.
− Расскажешь как-нибудь.
− О чем?
− Отчего твоя честь выше их?
Йор промолчала. Сочла, так будет лучше всем.
Если тоджи думали, на этом разговор закончится, глубоко ошибались. Колин насыпал на ладонь соли.
− Посмотрим, насколько они дорожат твоей честью.
Эсхаг и Техеш не противились, слизнули. Йор осталась стоять в стороне.
− А ты чего, стесняешься?
Зыркнула, разъяренной росомахой. На тоджей. На него. Опять на парней. Вернулась к унгрийцу. Что скажет? Сказал.
− Нос дано зажил? — подивился Колин столь бурным чувствам.
Девушка тяжело задышала успокоиться. Но как тут успокоишься. На губах унгрийца кривая усмешка и легкое кивание головой, отсчитать её вздохи.
ˮДесяти хватит?ˮ
Пятнадцать. И Йор лизнула, собирая остатки крупинок.
− Принимается, − объявил Колин. В степи не врут в чужом доме. А отведать соли с руки хозяина и вовсе добровольная кабала. — Получите оружие, лошадей и провиант. Все что требуется от вас, сопроводить моих людей. В бой попадете, рядом станете. На своих наткнетесь, от беды отведете. Один, но должен вернуться. А вам скатертью дорога. Все понятно?
− Да, сардар, − произнесла Йор.
− Языки с дугбой проглотили? — не принял Колин ответа от девушки.
Техеш и с запозданием Эсхаг, склонили голову, в знак понимания.
− Мы услышали тебя, сардар.
− Своди их в Стальной Лоб, подобрать железа. К послезавтра быть готовыми отправиться. И хранит вас Тенгри….
Оба юноши вздрогнули при святом божьем имени. Йор помрачнела в ожидании продолжения. А оно обязательно.
−…И про нее не забудет, если у вас память окоротает…
Девушка понимает не все еще сказано.
− Хотя не представляю, как ей это поможет.
Тоджи со двора, человек во двор. Серым поздним утром, серый неприметный человек. Скорый разговор с ним занял у Поллака немного времени.
− Готовы, саин. На неделе отправляемся.
− Не на неделе, а послезавтра.
− Передам.
− Прихватите двух тоджей.
− Виллен говорил только свои пойдут.
− Пригодятся. Степь не лес, не везде спрячешься. Помогут.
− Ладно бы коли так.
− Спросить чего хочешь?
− Лоханку на гик брать?
− Не трогайте. Только проследите. Где грузится, кто грузит и что грузят. Все подробности. Не вздумайте своевольничать.
− Саин, мы же не дурни последние. Сделаем по уговору.
− С рынком что?
− Умыли рыбников.
− Не перестарались?
− Аккуратно. Как велено. Двоих в смерть. Теперь сутяга начнется. Старшины разбирательство учинят. Сход в Большой Лодке. На кесаря Нагория. Предварительно. Можем потянуть.
− На Нагория, так на Нагория.
Колин сунул серому человечку кошель.
− Лишними не будут.
− Это верно, саин.
С тем псарь и отбыл со двора. Скользнул серой тенью за ворота, и нет его.
После обеда Янамари в сопровождении Нумии отправилась в Глобус смотреть, Пирама и Фисбуˮ. Всю неделю столица с ума сходила по спектаклю. Ювелирам привалило работы. Впечатленный любовной историей народ желал носить и дарить диадемы. Ушел из дома и Колин. Ему предстояло провести время не столь увлекательно. Разницу живописал сам унгриец:,Лучше бы я розмарин жевалˮ.
По-семейному тихий нелюдный зальчик. Пахнет картошкой с мясом, чесноком и пирожками с капустой. Колин сразу, без приглядок и прикидок, подсел к Стейнбеку. Не тянуть договориться. Или не договориться.
− Меня упреждали, ушлый ты паренек, − проронил канальщик, обкусывал здоровый мясной мосол. − Только подъезды твои не к чему и не о чем.
− Ты сейчас про что?
− Передо мной держать породу не надо, я сам из породистых, − ухмыльнулся Стейнбек. В межзубье набилось жилок и хлебных крошек. Вид — весь рот сгнил.
ˮМожет сразу в рожу?ˮ — не терпелось Колину максимально быстро получить ясность, не ошибся ли он с выбором. Не взяться ли за Тоффера? Уж больно не хотелось тратить время, подбирая отмычки к рефлектирующей душе беглого баронета. Зачем? Когда существует ключ, который подходит ко всем дверям. И это не золото. Золото как раз не ко всем подходит. Таран. Этот да. Подходит. Не с первой, так со второй попытки.
Стейнбек продолжал вгрызаться в мосол. Смешно вытягивал шею, обнажал зубы. Азартно хрумкал хрящи, с причмоком посасывал мозг. Урчал по-собачьи. Дескать, лучше бы меня не трогали. Кому лучше?
Сытно отрыгнув, канальщик поцыкал порченным зубом, глотнул вина и… продолжил есть, открыто демонстрируя крайнею не заинтересованность ни во встрече, ни в разговоре. Как не рисовался присутствия за столом унгрийца не вытерпел.
− Говори, чего надоть, а то кусок в глотке застревает.
− Скажу, не поперхнешься? — Колин не уступил желанию двинуть канальщика в вымазанное жиром лицо.
− Эка новость. На Китца хвост задрать и меня в то впрячь.
− А впряжешься?
− Не парень, под такое ищи дураков в других местностях.
− Безнадежно?
− Точно так. Даже для такого шустрого как ты.
− Совсем-совсем?
Колин не мог определить, что в их разговоре примечательно Стейнбеку. То, что с ним говорят о смене власти у канальщиков, или видят в нем приемника эту власть взять.
ˮИли с общением беда. Не с кем бедняге словцом перемолвиться. Не перед кем блеснуть душевным совершенством и золотым характером,ˮ − находил унгриец иные грани несговорчивости оппонента.
− Не ты первый до такого додумался, − с удовольствием разъяснял Стейнбек. − А ничего не изменилось. Всех кто пытался, уже черви доели. У Китца в поминальнике отдельно записаны. Знаешь на скольких страницах? Я как-то подглядел. На четырех! Не хочу новую открывать. Так что ступай-ка по-хорошему. Пока.
− Так и я по-хорошему. И тоже пока.
− Видывал и угрожальщиков. Поумней тебя люди. Не наглостью, умом брали. Теперь у Святого Лавра за оградой. Класть некуда. В тесноте в общем. Денег может предложишь? Так напрасно. Волки подачек не берут.
− Кто сказал?
− Я и сказал, − Стейнбек впился в мосол.
− Сразу не берут, а приучат на раз-два. Знаешь как? Бьют. Палкой. День и ночь. Шерсть клочьями летит. Шкура лоскутьями слазит. Лупят, пока животное не начинает прятаться от собственного имени. Имя дают обязательно. После приходит хозяин, поит и кормит с руки. Самые лютые держаться месяц.
− Я еще лютей! — похвалился Стейнбек. А что за похвальбой? Мягкотелость пригретого дурака.
− Вся беда хвостатого, в не понимании человеческой речи. По-хорошему ни в какую. Обязательно надо скалиться. Укусить. Крови попробовать.
− Во-во. Крови.
− Я же говорю….
Через стол, жесткий таранный удар в грудину выбил из Стейнбека дух, парализовал. Мосол выпал из руки, грохнулся в чашку. Брызги в сторону и на одежду. Чашка на куски. Юшка на штаны, с них в сапоги.
− Глотай-глотай, − похлопал унгриец по щеке побагровевшего канальщика.
Стейнбек засипел, покраснел от удушья, задергал кадыком, протолкнуть застрявший кусок.
− Хочешь Китцу спеть, спой, — Колин вызывающе ощерился и придвинулся ближе, почти лицом к лицу к Стейнбеку. — Сам ты кто? Никто! Все что имеешь, кем-то дадено. Не на совсем, в долг. Кроме собачьей службы и гордиться нечем. А за мной дядя, без малого двести тысяч серебром. Кому веры больше, если Китцу напоешь? Поверит, не поверит, а задвинет от греха подальше. Вдруг поддашься. И из доли и из ближников задвинет. Насовсем.
Колин поднялся.
− Зря с тобой время убил, − добро хлебнул из кружки канальщика и смачно сплюнул вино обратно. — Или у тебя другие соображения есть? Поделись, если что.
Из шинка унгриец, окружным путем, отправился в Серебряный дворец. Совет назначили на вечер. И до того времени успеет нанести несколько необходимых визитов.