Минос, царь Крита (СИ) - Назаренко Татьяна (книги регистрация онлайн бесплатно txt) 📗
Кажется, еще немного, и он начнет метаться по мегарону, заламывая руки, словно деревенская баба, что норовит разжалобить сборщика податей. Что же, я знаю эти уловки.
Вот только душа моя, источенная болезнями, оказалась не крепче трухлявого дерева. Я почувствовал, что снова в груди не остается сил, чтобы спорить с ним и торговаться, что все, чего я сейчас желаю — это махнуть рукой, забраться в палатку на своем корабле и, натянув на голову плащ, лежать, как во дни болезни, подобно душе, испившей воду из Леты. А еще захотелось заткнуть пасть этого хитрого старика, ударить его прямо промеж честных глаз, проникновенно смотрящих в мое сердце. Я невольно стиснул пальцы, боясь, что не справлюсь со своей ненужной и неуместной яростью.
"Прочь, Ате, прочь! Я не дам тебе погубить себя!" — воскликнул я про себя и решил больше не тянуть.
— Перестань, Лаодок, ты не баба, чтобы терзать свои щеки ногтями и вопить в голос! — произнес я, стараясь говорить как можно тише и придавая лицу невозмутимо-приветливое выражение. Но Лаодок впервые за весь разговор посмотрел на меня с опаской и замолчал.
— Если ты не хочешь нести тяготы службы кровью — то заплати мне то, что ты должен за восемь лет. И я не стану обременять тебя снаряжением кораблей!
— О, благая матерь Деметра!!! — прошептал Лаодок.
— Так выбирай, — настаивал я. — Или мы приходим и забираем то, что ты должен нам за восемь лет, или ты снаряжаешь войско — и я, так и быть, прощаю тебе неуплаченную дань.
Лаодок замолчал. Должно быть, прикидывал, от чего ему будет большее разорение. Разумеется от того, что я нагряну к нему с бессчетным множеством кораблей и выгребу все подчистую.
— Хорошо, анакт. Я исполню волю твою, хоть она и будет для меня несказанно тяжким бременем. Клянусь Зевсом Лабрисом, да будет так!
Хорошо… Я, разумеется, оставлю на его острове людей, чтобы они помогли ему снарядить корабли и набрать воинов. Мне не нужны бродяги, посаженные в едва держащиеся на воде рыбачьи лодки.
— Я не сомневался, Лаодок, что ты готов служить верой и правдой своему анакту! — улыбнулся я. — Да благословит Деметра твою землю, и пусть добрые урожаи вновь наполнят твою казну, и сокровищница твоя обогатится новыми вещами.
Я поднял кубок и плеснул на пол.
— Да будет услышана моя молитва олимпийскими богами!
И добавил, улыбаясь поверх расписного канфара:
— Ведь мои молитвы не остаются неуслышанными.
Эгина. (Девятый год восемнадцатого девятилетия правления Миноса, сына Зевса. Созвездие Близнецов)
Едва на небе взошли Плеяды, и море успокоилось, наше огромное войско двинулось к Истму и Аттике. Но прежде чем начать войну, я попытался склонить на свою сторону басилевса Эака с Эгины. У меня была слабая надежда. Не зря же о нем шла слава великого справедливца. Поручив войска заботам Гортина, сына Радаманта, и Главка, я на "Скорпионе", в сопровождении всего двух судов, двинулся к острову Энопии, или Эгине, как повелел называть ее басилевс Эак, сын Зевса.
— Господин мой, что велишь ты подать для облачения? Прикажешь ли достать из ларцов самые роскошные одежды, дабы поразить варваров Энопии великолепием? — спросил Мос Микенец, внимательно оглядывая меня с ног до головы.
— Это не Анафа, где считают, что чем больше золота висит на твоей шее, тем ты достойнее, — грустно усмехнулся я. — И к царю Эаку едет не величайший владыка Ойкумены, а всего лишь убитый горем отец, потерявший своего любимого сына.
Мос внимательно посмотрел на меня.
— Тогда не пристало ли тебе, государь, облачиться в траурные одеяния?
Я покачал головой.
— Не стоит. Прошло уже много месяцев с той поры, как тело Андрогея предано земле, и хоть сердце мое до сих пор плачет об утрате, но все же не подобает выставлять свое горе напоказ. Я и так чувствую себя, словно торговец, который хочет приобрести дорогой товар, продав святыню… Пусть наряд мой будет таким, какой подобает мужу царского рода, но не вызывающе роскошен. Я не хочу злить Эака, напоминая ему о былой власти Кносса над Энопией, но и умалять своего величия не стану.
Эх, если бы явиться сюда, как простой смертный — без охраны, без свиты, не в носилках, украшенных позолоченным лабрисом, и даже не на медноокованной колеснице… Сесть у очага, натянув плащ на голову в знак того, что молю о милости. Увы, не пристало критскому царю так унижать себя. А вернее пути к сердцу Эака я не видел.
— Довольно ли я сказал тебе, мой разумный и искусный Мос, чтобы ты понял, как надлежит убрать меня?
Мос поглядел задумчиво, потом кивнул:
— Да, господин мой, я понял, чего желает твое сердце. И тебе не придется стыдиться, что неискусность раба умалит божественное величие анакта Крита в глазах варваров.
Я покорно отдал себя в его заботливые, крепкие руки. Моему брадобрею не нужны советы, и я мог подумать о предстоящей встрече.
Что же я знал о своем брате, царе Эаке? Многое и ничего. Не так давно, чуть больше десятилетия назад, на Эгине разразился мор. Говорят, волоокая Гера прогневалась на дерзкого царя, давшего острову имя своей матери. Беда, обрушившаяся на праведника Эака, в моих глазах была равна Катаклизму, разорившему Крит. Люди и звери умирали, испив из ставших ядовитыми источников. Мор пощадил немногих, и только царская семья обошлась вовсе без потерь.
Но вскоре остров был заселен снова. Поговаривали, что жители Эгины появились на свет волей Зевса, превратившего в людей муравьев. Я более склонялся к тому, что царь Эак призвал с севера обитателей какой-то скудной гористой страны, прельстив их плодородием своих земель. Я и сам после Катаклизма делал так, чтобы вновь населить опустевшие острова. Хотя, какое мне дело, откуда взялись эти люди? Куда важнее, что о них идет слава отменных воинов, как псы, преданных своему басилевсу. Да и не о них забота — об Эаке.
Я знавал его еще молодым. Скромник, в простых, всегда без единого пятнышка, белых одеяниях. Говорил он тихо, обычно с приветливой улыбкой и никогда не позволял себе резкого слова. Спокойный, неторопливый, очень умеренный и богобоязненный. Наделенный светлым разумом, он никогда не действовал по первому побуждению. Он был неуязвим в своей добродетели, словно Зевс под Эгидой. За всю его жизнь лишь однажды потерпел он неудачу в своих замыслах. Желая овладеть островом, он хотел назвать женой его хозяйку, Эгину. И здесь тихий скромник оказался не менее отважен и решителен, чем я с Бритомартис. Богиня всячески избегала его объятий. Добровольные служители Оссы рассказывали, что она обращалась в разных зверей, и он овладел ею, несмотря на тюлений облик, который она приняла. Не ведаю, правдивы ли эти слухи, но сын от нее был назван Фоком, что значит — тюлень. Бессмертная богиня не пожелала растить сына смертного и велела отнести его Эаку. Отец любил его более двух старших сыновей от смертной женщины Эндеиды, и верные люди мне доносили, что ревность их к единокровному брату безмерна.
Мог ли я рассчитывать на помощь этого доблестного и многомудрого мужа? Чем ближе подходил мой корабль к острову, тем большее уныние я ощущал. Эак выше всего ставил благо своего царства, а потому, сколь ни было бы праведно мое дело, мы были враги — и в ту пору, когда он покорно выплачивал Криту дань, и, тем более, сейчас.
— Посмотри в зеркало, мой богоравный господин, и ответь, угадал ли я твои желания? — прервал мои размышления Мос. Я взял бронзовый диск.
На сей раз брадобрей уложил волосы на ахейский манер, почти не подвивая, и они свободно спадали на плечи из под древнего серебряного обруча, украшенного большими синими камнями. И ожерелье с лазуритовыми вставками такое же старинное. Оно не было траурным, и в то же время, синие и голубые цвета напоминали о скорби. Мос не стал подкрашивать меня, отчего запавшие глаза, словно подернутые пеплом, особенно выделялись на исхудавшем, постаревшем за эти полгода лице.
— Вот пришел человек — лицо его мрачно, птице бури он лицом подобен, — произнес я по-касситски, вспомнив песню Итти-Нергала.
