Минос, царь Крита (СИ) - Назаренко Татьяна (книги регистрация онлайн бесплатно txt) 📗
Эак тем временем взял в руки скипетр, чинно огладил русую бородку, и в зале тотчас смолк гул голосов. В наступившей тишине басилевс Эгины поворотился ко мне и негромко, размеренно произнес:
— Венценосный мой брат! Мне ведома беда, что постигла тебя. И, полагаю, она привела тебя ко мне во дворец. Уши мои открыты для твоих речей.
— Я хотел бы, чтобы не только уши справедливейшего из смертных, но и сердце его растворилось навстречу моим словам, — прямо отозвался я, принимая из рук его жезл.
Эак скромно склонил голову:
— Обо мне идет добрая слава, но, думаю, я все же уступаю тебе в справедливости, анакт Крита, равно как и в мудрости — тебе и твоему брату Радаманту.
Я сдержанно улыбнулся:
— Скромность пристала мудрецу и герою, потому что дела их говорят громче похвальбы. И сегодня, я надеюсь, ты явишь свою справедливость и рассудительность. Я приплыл на Эгину, потому что надеюсь найти слово Дике в твоем дворце. Тем более, тебе ведомо, какое злодеяние свершилось в Афинах.
Эак кивнул, подтверждая мои слова:
— Весть об ужасном убийстве достигла и моего острова. Слышал я и о том, что зависть побудила Эгея совершить деяние, противное богам. Хотя мне неведомо, насколько верны эти слухи. Ведь и о тебе, анакт Крита, богоравный Минос, безголовая Осса разносит немало пустых сплетен. И я не склонен верить всему, что болтают злоязыкие люди, желая очернить достойного мужа. Не прими мои слова в осуждение. Облик твой являет знаки горя, куда более красноречивые, чем речи. Едва встретился я с тобой взглядом, о, многославный анакт, как понял, что дни не умерили боль, живущую в твоей душе. Разум твой омрачен утратой, и потому тебе простительно верить недоброй молве. Но откуда известно, что именно афиняне пролили кровь царевича Андрогея?
Эгей умело перехватил нить моей речи и лишил меня всех доводов, которые я намеревался привести.
— Когда свершается бесчестное убийство, то не удивительно, что злодей пытается скрыть содеянное. Но тебе, мудрый и справедливый Эак, наверно, не раз приходилось узнавать утаенное.
— Да, это так, — кивнул Эак, спокойно оглаживая свою аккуратную бороду.
— И с чего ты начинал, прежде чем найти виновного?
— Я искал, кому выгодно преступление, — спокойно отозвался Эак. — И так, я полагаю, поступает любой мудрый правитель, вершащий суд. Но отчего ты решил, что смерть Андрогея нужна Эгею?
— Всем ведомо. Он перестал платить мне дань, но хотел бы вовсе избавиться от меня. Эгей давно бы нанес мне удар, если бы не знал, что на море я превращу в щепки его корабли. На суше же он может льстить себе надеждой, что способен помериться силами с Критом.
— Если и так? Неужели желание уязвить тебя и помериться с тобой силами одолеет в сердце басилевса Эгея страх перед богами? Андрогей был гостем Эгея, а разве гость не посланник богов? — рассудительно произнес Эак. Я почувствовал, что в груди у меня закипает ярость.
— Он уже не был гостем в то время, когда произошло убийство, — заметил я. Теламон издал какой-то неопределенный, негромкий возглас, похоже, соглашаясь со мной. Выразил он свое одобрение очень тихо, но я услышал. И Эак тоже. Повернулся и строго глянул на сына. Тот вспыхнул и потупился.
— Он был убит в горах, на землях, принадлежащих фиванцам, — продолжил я. — Можно было бы списать эту смерть на царя Эдипа, или на разбойников. Только вот я не склонен обвинять ни фиванцев, ни тех, кто, подобно вонючим псам, рыщет по горным дорогам. Первому было невыгодно убивать Андрогея, вторым — не одолеть стаю львов.
Эак изобразил сомнение на своем благообразном лице:
— Может быть, благодаря твоему мудрому правлению, на Крите уже забыли, сколь опасны грабители на безлюдных дорогах, но на побережьи — нет. Просто ты хочешь обвинить афинян во что бы то ни стало, — возразил он.
— Столь же страстно, сколь ты — обелить их в моих глазах, — ядовито заметил я. — Не значит ли это, что твои мирмидонцы тоже причастны к этому злодеянию?
Мне удалось задеть Эака.
— Я клянусь отцом нашим, Зевсом, что ни один из тех, кто служит мне, не причастен к смерти твоего доблестного сына! — воскликнул он, вскидывая руку к небесам.
— Второй твоей клятвы для меня будет достаточно, чтобы я поверил в невиновность Эгея и Ниса, — заметил я.
Эак едва заметно скривился, покачал головой.
— Я знаю, какие приказы отдавал я и мои дети. Тем более, они были на Эгине в то недоброе время. Но стал бы ты связывать себя клятвой, если бы не был уверен в каждом своем слове?
— Значит, в твоем доме допускают, что убийцей МОЖЕТ ОКАЗАТЬСЯ афинский басилевс или его брат Нис? — заметил я.
— Это мне неведомо, — спокойно ответил Эак и посмотрел на меня прозрачно-голубыми глазами.
— Но мне ведомо, — сказал я твердо. — И потому древние законы взывают: кровь требует отмщения. Я должен воздать убийце. Ты поступил бы иначе, мудрый и справедливый Эак Зиноид?
— По счастью, меня миновала такая беда, — отозвался Эак, возводя глаза горе и простирая руки к небесам. — Да не пошлют мне Олимпийцы такого испытания. Но будь так, долг родичей отомстить за пролитую кровь. И ты намерен выполнить его.
— Да, я буду мстить убийцам, — стараясь сохранять спокойный тон, сказал я. — Но Афины сильны. И я прибыл, Эак, чтобы просить тебя стать в этой войне на мою сторону. Подтверди свою славу справедливца! Помоги тому, кто прав!
Эак чуть заметно улыбнулся. Или мне это показалось?
— Может быть, власть анакта Крита столь сильна, что его слово весит больше, чем слова всех его гепетов, что собираются во дворце для совета, — спокойно сказал Эак, — но на Эгине не так. Пусть скажут лучшие и благороднейшие мужи из мирмидонян, и я поступлю по слову их.
Я вынужден был подчиниться и передал жезл Теламону. Тот встал и уверенно начал:
— Мудрый и богоравный отец мой! Позволь сказать мне слово и, если речь моя окажется против твоего разумения, не гневайся на меня. Я полагаю, что хитрый критянин, — он бросил на меня дерзкий взгляд, — печется не только о мести за сына. Я не верю, что Афинам нужна эта война. Зато она нужна Миносу. Ибо его держава понесла немалый урон, когда многие славные басилевсы перестали платить ему дань. И он с радостью обвинил бы Афины в каких угодно грехах, чтобы иметь повод начать войну против них. Разве не сыновья Пандиона первыми вышли из-под руки Миноса? Разве не мечтает критянин вновь подчинить Аттику своей власти? Разве, если мы поможем ему, не придется нам снова взваливать на свои плечи бремя унизительной дани? Нет!
И он передал жезл брату. Юный Пелей встал, и, несколько смущаясь, произнес коротко:
— С Афинами у нас договор, мы обязались помогать им. Нет!
— С Афинами у нас договор, — подтвердил следующий из говоривших. — А скорбь по утраченному без времени сыну, пусть и непритворная, для царя хороший повод, чтобы всех нас снова подчинить своей руке! Нет.
Жезл переходил от одного гепета к другому. Их речи мало отличались от слов Теламона и Пелея. Дерзость, с которой держались все в совете, меня изумила. Они говорили так, словно были уверены в моем поражении. Эак молча выслушивал. Судя по всему, его сердце радовалось этим речам, хотя он и не показывал этого. Наконец, жезл вернулся к нему.
Эак повернулся ко мне:
— Ты молил меня о помощи, благородный Минос, сын Зевса, анакт Крита. Увы, если бы это было в моих силах! Никто в совете не склонил свое сердце на твои речи. И хоть я испытываю сострадание к тебе, мой мудрый брат, но не стану идти против своего народа и против договоров, которые заключал, скрепляя их клятвой богам.
Что же, я проиграл. Теперь мне ничего не оставалось делать, кроме как удалиться с этого проклятого острова, понурив голову.
Но я не собирался уйти, не оставив за собой последнего слова. Взял жезл, обвел совет недобрым взглядом, усмехнулся.
— Что же, благородный Эак Зиноид. Благодарю тебя на том, что ответ твой был короток и ясен. Не стоит идти против своего народа. Твои гепеты говорили дерзко и отважно. Словно вонючие гиены, тявкающие на старого льва. Но откуда им знать, что лев не способен растерзать их? Похоже, ты уже празднуешь победу Афин. А не поспешил ли? Вы надеетесь на мощные стены? Но неужели ты не ведаешь, что гнев богов не удержат никакие преграды? Тебе ли не знать об их могуществе? Тогда услышь и мой ответ!