Семена Распада. Том I (СИ) - Никольский Олег (читать книги бесплатно полностью без регистрации сокращений .txt) 📗
Белый Пьер призвал народ к восстанию против знати, возлагая вину за беды государства не столько на покойника де Онира, сколько на попустительствующих ему абэ. На зов шута откликнулись, и под его увенчанными бубенцами знамёнами взбешённая толпа дошла до Высокого Дома.
Держатели престола ответили беспощадно, гвардейцам было приказано убивать каждого, кто выступит против законной власти. За одну ночь столица превратилась в склеп. Увенчанную шутовским колпаком голову вдохновителя бунта насадили на пику. Однако это не остановило народного гнева, повсюду продолжали вспыхивать очаги восстаний: саабэ-землепашцы поднимали вилы против хозяев, слуги бросали яд им в вино, конюхи седлали господских лошадей и пускались в вольный разбой на большую дорогу…
Совет Высокого Дома в спешном порядке короновал нового Лазурного Князя, которым стал Жерар де Онир, приходившийся родным дядей покойному Этьену. Новый правитель уже тогда был стар и слаб здоровьем, но обладал достаточной решительностью. За короткий срок ему удалось установить в государстве относительный порядок, жесточайшими мерами, но добиться мира. На этот раз настоящего.
Скомороший Бунт захлебнулся кровью, но многострадальный Миллен столкнулся с новой бедой — повальным беженством. Люди тысячами срывались с насиженных мест, боясь попасть под карающую десницу владетельного гнева. Одни находили приют в необжитых диких краях на северных и западных окраинах страны, другие бежали в Шохей, Норин и Амонию, надеясь на милость соседей.
Некоторые из окраинных эниров привечали беженцев на своей земле, среди таких бескорыстных благодетелей особенно выделялся Симон де Итель, отец Вьюрка.
В окружённой острыми клыками скал долине Эн`Итель нашли приют несколько сотен отверженных и несчастных, и каждому милосердный Симон стремился найти работу сообразно умениям и талантам.
Сильные и выносливые мужчины в большинстве становились лесорубами, охотниками, каменщиками и плотниками, некоторые шли в кузнецы или молотобойцы, попадались умельцы стрельники, стекольщики и многие другие. Многие женщины трудились с ними наравне, но кроме того некоторые становились доярками в селениях, повитухами, швеями и прачками.
Симон чтил Драконий Путь, а потому считал, что к каждому человеку нужно относиться с уважением, однако некоторым он оказывал всё же большую милость, чем другим. Будучи большим любителем искусства, он с огромным удовольствием привечал представителей сословия цейсэ: художников, певцов, резчиков по дереву, акробатов и многих других. Все они становились гостями в родовом особняке де Ителя, получая щедрую плату за плоды своего труда.
Отец часто брал Эжена на смотры беженцев, уча сына собственным примером. Шестнадцатилетний Вьюрок относился к нему с большим почтением, не смея допустить даже мысли о непослушании. Более того, он полностью разделял отцовские взгляды, и с большим любопытством беседовал с приходившими к ним в поисках защиты людьми.
Один из дней запомнился Эжену на всю жизнь. Тогда лил сильный дождь, и де Ители принимали просителей не во дворе, как обычно, а в малом пиршественном зале. Отец сидел во главе стола на простом деревянном стуле, сын стоял рядом, держась за резную спинку, у дверей замерли стражники в округлых шлемах, впускавшие беженцев строго по одному.
Первым вошёл согбенный косноязычный старик, с трясущимися руками в пятнах въевшейся краски. На просьбу рассказать о себе он прошамкал, что его зовут Жак, и он родом из деревни Седые Козлы, что во владении Эн`Карим, а ремеслом его является изготовление деревянных игрушек.
«Мы будем рады приветствовать тебя в Эн`Итель, Жак! Надеюсь, ты не сочтёшь трудным изготовить парочку кукол для моей дочери?» — как всегда вежливо и мягко улыбаясь, спросил Симон.
«Конечно, владетель!» — проговорил тот и, согнувшись в поклоне, попятился к выходу.
За ним потянулись другие: безземельный вайлэ-калека, потерявший ногу во время подавления бунта, двое братьев здоровяков, оба охотники, толстая недавно овдовевшая женщина с двумя орущими детьми на руках, беглый конюх, четыре побитых жизнью землепашца и пьяный музыкант.
Утомившись, Симон попросил Эжена самому принять оставшихся посетителей, Вьюрок безропотно согласившись, занял отцовское место. Он уже без особого восторга распределил нескольких беженцев, стараясь не выказывать усталости или раздражения.
Последним в малый зал вошёл невысокий и худой юноша. Несмотря на истощённость, бледное лицо беженца казалось миловидным, а волосы отливали благородной рыжиной.
«Кто он такой?» — удивлённо подумал Эжен, а мальчишка между тем приблизился на расстояние достаточное, чтобы можно было разглядеть его мечтательные карие глаза.
Беженец замер в неуверенности, чувствовалось, что он не знает, как обратиться к сидящему перед ним абэ.
— Как твоё имя? — спросил Эжен, решив не мучить необычного гостя ожиданием.
— Поль, — ответил тот, голос у него оказался под стать внешности, мягкий, но с деланной хрипотцой, будто его обладатель хотел казаться старше и мужественнее, чем есть на самом деле.
— Поль, значит… Сколько тебе? — продолжил расспрашивать Эжен, скрестив пальцы на груди. Со стороны де Итель казался как никогда похожим на своего отца.
— Семнадцать, — юноша чуть замялся, будто решая сказать правду или соврать.
— Ты выглядишь моложе, Поль. Откуда ты?
— Из Зёрен, владетель, это деревенька в Эн`Марни, — ответил беженец, назвав соседнее владение.
— Я не владетель, эти земли принадлежат моему отцу, — заметил Вьюрок, вставая со стула. — Я знаю твоё имя и будет несправедливо, если не скажу тебе своего. Позволь представиться: я Эжен де Итель!
Он протянул свою длань для рукопожатия, но юноша воззрился на руку Вьюрка чуть ли не с ужасом.
— Пожалуйста… не надо… у меня… болезнь кожи… не прикасайтесь! — проговорил Поль отстраняясь, сын энира удивлённо заморгал.
— Я никогда не слышал о такой болезни, она заразна?
— Нет. Это просто… прикосновения для меня болезненны… простите…
— Ничего, Поль, успокойся! — попросил смущённо Эжен, возвращаясь обратно за стол, и спросил, желая унять неловкость. — Чем ты занимаешься? Знаешь какое-нибудь ремесло?
— Я художник, — ответил юноша.
— Даже так? И что же рисуешь?
— Свои видения… — неуверенно пробормотал он.
— Видения? — Вьюрку показалось, что он ослышался. — Как это?
— Я… не вижу снов, точнее вижу, но не запоминаю, это сложно разъяснить… но порой видения приходят ко мне наяву, мне не нужно даже закрывать глаза, я просто представляю… и… рисую то, что вижу, — голос Поля дрожал и срывался, видно было, что ему очень трудно даются объяснения.
— Да уж, удивил! Ты можешь показать мне свои рисунки, Поль?
— Конечно, только их забрал стражник.
— Не беспокойся, я прикажу вернуть их!
Эжен окликнул гвардейца, тот, быстро смекнув чего от него хотят, притащил потёртую походную сумку на длинном ремне. Поль, приняв ношу из рук стража, поспешил удостовериться, что всё на месте, после чего впервые за всё это время улыбнулся.
«Какая милая улыбка, словно девичья…», — пронеслась в голове Эжена странная мысль, но он, встряхнувшись, отбросил её.
— Показывай!
— Вот… — юноша протянул холст, свёрнутый в трубку и обмотанный для надёжности верёвкой. Эжен осторожно с благоговением развязал её.
На картине была запечатлена черноволосая девушка, совершенно обнажённая она лежала на белом снегу, и кровь из перерезанных вен на руках стекала алыми ручьями. Ошарашенный Вьюрок не сразу заметил, что карминовые потоки складываются в надпись на Serch Terea: Meal — aet eni! Eni — aet cion !*
*Жизнь — это любовь! Любовь — это смерть!
