Минос, царь Крита (СИ) - Назаренко Татьяна (книги регистрация онлайн бесплатно txt) 📗
— Меня считают каким-то чудовищем! — не скрывая раздражения, бросил я. — Вот моя воля. Пусть нерадивые воины, не уберегшие Андрогея, остаются у тебя на Миконосе и служат тебе лучше, чем служили моему сыну.
— Изгнание? — уточнил Радамант.
— Изгнание. Так и передай им: я не желаю видеть их лиц. Разве только они расскажут мне, как погиб Андрогей. Но ведь, я понял, живых свидетелей не осталось? Кто-нибудь осмотрел раны воинов? Их расстреляли из луков?
Радамант отрицательно покачал головой:
— Они убиты мечами и копьями. Воин Прокл, сын Антиноя, что доставил трупы в Элевсин, говорил, что, судя по ранам, нанесенным убитым, битва была отчаянной. Я привез его с собой, если хочешь, расспроси…
— Пока не надо, — отмахнулся я. — Думаю, он не скажет мне ничего нового. Да и что повторять? И так ясно… Я не могу простить смерть своего сына, даже если бы и хотел ее простить.
Конечно, эту смерть подстроил Эгей Афинский. Потомок змееногого Эрихтония, царь города мудрой Афины, он и сам мудр, словно древний змей, и хитер, как лисица. Он не самый могущественный и богатый царь среди всех этих ахейцев, мирмидонцев, лакедемонян, аргивийцев и прочих варваров. Но он — великий царь по духу. Мне ли не видеть этого?!
Я помолчал, потом уронил обреченно:
— Это война…
— Да, это война. Которая нам не выгодна… — подтвердил Радамант, понявший ход моих мыслей.
Мы снова замолчали. Мысли мои неслись дальше и были безрадостны. После того, как бык Посейдона опустошил самые плодородные земли Крита, держава моя стала напоминать пересохшую пресную лепешку, что крошится под пальцами, а я сам себе — бедняка, что в дождливую зиму пытается укрыться слишком коротким плащом: натянет его на голову — мерзнут ноги, укутает ноги — холодно плечам. Едва вести о чудовищном быке достигли ушей афинского царя, Аттика снова перестала платить мне дань. Я опять лишился возвращенного с таким трудом серебра, что текло из рудников Лавриона, основанных мной еще до Катаклизма. Следом за городом Паллады отпали Энопия-Эгина, Олиарос, Дидимы, Тенос, Андрос, Гиарос. Отказался платить дань Сифнос — и я лишился второго источника серебра, что поступало в мою казну. Без оливкового масла из Пепарета тоже было нелегко обойтись, особенно сейчас, когда бык пожег плодородную долину Тефрина. Отпала Астипалея, даже басилевс Анафы, который всегда страшился моего гнева, перестал, ссылаясь на неурожаи, посылать дань, хотя, в отличие от других смутьянов, постарался уверить меня в своей преданности.
Так свора собак, напав на медведя, одолевает зверя куда более могучего, чем каждая из них. А еще мои сыновья и гепеты порываются проучить мятежников! Я потратил немало сил, чтобы остудить их горячие головы. Мне хотелось, чтобы мятежники начали первые. Если они соберут корабли, то на море Криту пока нет соперников, и я смогу разбить их. Но что значат мои быстроходные суда против стен варварских городов? И вот Эгей нашел способ вынудить меня начать войну.
Я перевел взгляд на Радаманта:
— Сейчас мне больше хочется услышать твое слово, мой богоравный брат, любимец Афины. Ты мудр и рассудителен, Радамант. Ответь, мое пронзенное горем сердце говорит то же, что и твой светлый разум, ясный даже тогда, когда сердце твое скрушено? Кто, по-твоему, виноват в смерти Андрогея?
Радамант задумчиво посмотрел на меня, пожевал мясистыми губами, размышляя.
— Я не знаю бесспорного ответа, Минос. Потому позволю себе обременить тебя своими размышлениями. Смерть Андрогея не нужна фиванцам. Хотя в Афинах поговаривают, что виновен Эдип, но…
— С чего ему искать ссоры с Критом, если Фивы и Кносс жили в мире и согласии? — перебил я брата. — Фиванцы никогда не платили мне дани. Мало того, фиванские цари были в родстве со мной. Эдип, впрочем, нет… Но все равно — зачем ему навлекать на себя мой гнев, едва сев на трон?
— Именно так, мой брат, — заметил Радамант.
— Кого еще винит афинский царь Эгей?
— Царь Эгей и не винит фиванцев. По крайней мере, в открытую. Он говорит, что в горах Аттики и Беотии немало разбойников.
Я фыркнул от негодования:
— Поверь, я сам отбирал тех, кто будет сопровождать моего сына. Они не зря ели мясо на пирах. Это были воины, из которых каждый стоил двоих.
— Ты хочешь сказать, что для того, чтобы сладить с таким отрядом, требовались опытные и хорошо обученные воины? — уточнил Радамант.
— Да, мой богоравный брат, именно это я и говорю!!! — сквозь сжатые зубы процедил я и в бессильной ярости стукнул по столу кулаком. — И это были воины Эгея!
Радамант накрыл мою руку широкой короткопалой ладонью, произнес подчеркнуто спокойно:
— У меня нет ничего, что доказывало бы вину Эгея из Афин. Но большей пользы, чем ему, эта смерть никому не приносит. Осса трубит, что Андрогей вызвал зависть Эгея тем, что победил всех в состязаниях во время Панафиней. А еще, что во время состязаний Андрогей слишком уж сблизился с Клейтом Паллантидом. Племянник Эгея — отважный и доблестный юноша. Эгей же боится своего брата Палланта. Но даже и не будь этого, смерть Андрогея выгодна Афинам. Если бы я хотел отпасть от тебя и обезопасить свое царство на веки вечные, я вряд ли смог бы придумать более надежный способ вынудить тебя начать войну подле их неприступных стен.
— Одно чрево выносило нас! — грустно усмехнулся я. — Я сказал себе в сердце своем то же, что и ты… Но теперь будет война, и да проглотят меня бездны Тартара, если я не отомщу за кровь Андрогея! Ты — со мной?
Брат задумчиво уставился себе под ноги, временами надувая щеки и выпуская воздух сквозь неплотно сжатые губы. Сколько раз в детстве мать бранила его за это, но когда Радамант был сильно обеспокоен или решал трудную задачу, то забывался и начинал пыхтеть, словно раненый кит. Я старался не смотреть на брата. Трудный у него выбор. Мое царство обессилено, и ему не выгодно, следуя голосу крови, становиться на сторону обреченного на поражение.
— Не время предаваться отчаянию, мой богоравный брат, — прервал мои невеселые мысли Радамант. — Тот, кто идет в бой, зная, что проиграет — не победит. Я сейчас счел, кто сможет пойти за тобой, скиптродержец.
Я вспыхнул от стыда за свои недавние мысли. Радамант, должно быть, сделал вид, что ничего не заметил, и невозмутимо продолжал:
— Брат мой, ты можешь быть уверен, я дам тебе корабли и воинов, дабы убийца моего племянника мог поплатиться за пролитую кровь. Полагаю, что смогу выставить три десятка и пять судов, и на каждом будет более, чем полсотни воинов. Сам я стар для потех Ареса, но корабли можно доверить сыну моему Гортину, который славен своей мудростью и отвагой. Гортин тоже выставит не менее двух десятков судов. Второй мой сын, Ритий, может быть, не силен кораблями, но воины его многочисленны и отважны!
— Спасибо, брат мой, — произнес я, тронутый его сочувствием до дна моего сердца. — Значит, у меня есть еще два союзника. Крит один поставит не менее полутора сотен судов.
Радамант с готовностью кивнул.
— Как только тело твоего сына упокоится в земле, я сам поплыву на все окрестные острова, дабы склонить их на твою сторону. Не заботься ни о Серифе, ни о Китносе, ни о Кимволе, ни о Наксосе.
Я невесело усмехнулся:
— Те, кого назвал ты, верны нам беспрекословно. А что ты думаешь, те земли, которые зашатались — можем ли мы привлечь на свою сторону их воинов?
Радамант поднял на меня взгляд:
— Ты говоришь о Теносе и Андросе? Долгие годы они были под моей властью, и я попробую снова привести их под твою руку.
— Попробуй, — отозвался я, совсем не уверенный в том, что старания Радаманта увенчаются успехом. Мне казалось, я говорю спокойно.
Но брат понял, что у меня на душе, взял меня за руку, посмотрел в глаза и ободряюще произнес:
— На твоей стороне — сила справедливости, Минос. И я верю — боги не оставят тебя.
— Что есть справедливость, Радамант? То, что полезно богам? Но разве знаем мы их замыслы? Или то, что полезно твоему царству? Но тогда на месте этих царьков я бы не склонился к твоим уговорам. Или то, что есть добро? Но мы не дети, чтобы полагать, что есть только черное и белое! Чем яростнее споры о правоте, тем больше прав каждый из спорщиков!!! И больше неправ!