Дождь в полынной пустоши. Книга 2 (СИ) - Федорцов Игорь Владимирович (книги онлайн полностью TXT) 📗
− И сколько видела?
− Немного. Луттов и Наэр, − стушевалась Кэйталин, догадываясь о предстоящем фиаско.
− Где это? — не шутка и не издевка от Лаурэ. Объясняться не следовало. Вопрос исключал объяснения. Они лишь усугубят и без того затруднительное положение. Но Кэйталин, все же, рискнула.
− В Шлюссе.
ˮСейчас её поставят на место,ˮ − правильно почувствовал Колин настрой младшей Бюккюс.
− Где это? — повторяет Эция окончательно смутить девушку.
Эсм-рыцарю стыдно. За свою провинциальность. Она никогда не избавиться от нее. Ей не забудут. Ладно не забудут. Не упустят напомнить и попрекнуть.
− Но теперь вы здесь, − утешают Колина и Кэйталин, подразумевая наступление значительных перемен в их жизнях. Эсм-рыцарь готова согласится, саин барон как всегда не столь безоговорочно доверчив, кому бы то ни было, верить на слово. И оказался прав. — Людям свойственно испрашивать лучшей судьбы и доли. — Их фактически обвинили в попрошайничестве.
Лаурэ чмокнула вина − твое здоровье, мальчик!
ˮСтарая блядь!ˮ − засчитал Колин победу Бюккюс.
С ним частично согласились, но и обиделись. Не такая уж и старая.
− И где ты себя видишь? В столице, не оставлял, воронаˮ девушку.
− В служении эсм Сатеник, − поспешила реабилитироваться Кэйталин. Думала, поможет.
ˮКак же она продала свою знаменитую историю про осаду и оборону?ˮ — вспомнил Колин незатейливое повествование, обретения рыцарского пояска.
− Да-да, конечно, − согласились с ней. Чего еще ожидать от простушки. − А ты барон?
Ответ дан исходя из обращения по титулу.
− В зависимости, что от меня потребуется. Меч, ум или преданность.
− Мечи ныне весьма дороги, − соглашаясь, закивала Лаурэ, и открыто намекнула на грядущую весеннюю кампанию. — А через каких-то полгода будут еще дороже.
− Я бы поставил на преданность, − высказал Колин свое виденье служения. Если старухи от короны, толика неуверенности оставалась, он только выиграет. А если нет, либо отступятся, либо повысят сумму заполучить, барона Хирлофаˮ. Прочие варианты унгрийцу не столь интересны. Что же до вольных баронств… надо лишь все хорошенько обдумать. Не все дороги ведут в Анхальт.ˮ
− И как её узнать? − сомневается Эция выбору Колина. Не видит причин сделать ему такой выбор.
Он ей поможет. С причинами как раз все в полном порядке.
− Обычно по белому табарду с пурпурными фестонами.
Бюккюс достаточно осведомлены в геральдических тонкостях старины. Упомянутый покров древние воители за правое дело носили поверх золотых доспехов. Насколько оно окажется правым, спорить и спорить. Зависит от занимаемой стороны. С проигравшими или с победителями. С золотом на доспехах, много проще. Должно быть!
Но сказано ли достаточно, понять унгрийца верно? И надобно ли торопиться его понимать? Не повременить ли? Сбить позолоту и юношеский гонор.
− Очевидно, ваш король забыл об этом, раз Унгрия часть Эгля и с твоих слов совсем не благоденствует, − повторилась Эция, доконать унгрийца. Юнцы очень болезненно реагируют на упоминания о поражениях и неудачах предков. Колин обиду перенес спокойно, не покраснел и бардовыми пятнами негодования не покрылся.
− Он забыл первую заповедь, − не оправдывал, а обвинял унгриец. − Монарх первый среди равных. И нигде не сказано, что он лучший среди них.
− И вот ты здесь и готов по первому зову оказать королю добрую услугу? — плетет словесную паутину Лаурэ.
− Я готов служить. За услугами это в бордель, − грубоват, но не дерзок Колин, не обстрить разговор до срока. Речь-то пошла о важных вещах.
− Вам мало быть бароном, — у Лаурэ наработанное умение не спрашивать и не утверждать. Отлично сбивает с толку, провоцирует чувствовать себя виноватым и объясняться.
− Меня смущает остаться им всю дальнейшую жизнь, − признался еще недавний новик. Раз его собирались прикупить, или приманить, надо без стеснения торговаться. Сейчас. Потом будет поздно и дешево.
− Что еще смущает?
− Скорее вызывает некоторое недоумение. Когда в Унгрии объявляли поход, каждый считал святым долгом встать под королевский стяг. И никого не оскорбляло приспустить свой вымпел с гербом. Унгрийцы по крови люди короны, а уж потом все остальное. Пфальцы, ландграфы, маркграфы, бароны и шатилены. В Эгле такого нет.
Колин умышленно не объявил, какой именно короны. Большой, наследной или малой. Чьей же он стороны применительно к Эглю? Короля, инфанта или гранды? Это на случай, если Бюккюс все-таки не из королевского, лупанарияˮ Золотое Подворье.
− И поэтому ты приглашен в Крак? — подгадала поддеть Эция.
ˮЧем отбрешешься?ˮ − так и светилось на морщинистом челе умной старухи.
Среди нескончаемых наставлений тринитария прозвучало и такое.
− Помни, первое место, где тебя захотят прикончить, не подворотня и не темная улица, а застолье. Одно неправильное движение ложкой или вилкой, а тем более языком и ты труп. Не буквально, но и с этим не затянут.
Пьяница, в который раз оказался прав. Должно от этого Колину до сердечной истомы, восхотелось швырнуть хлебную корку в тарелку неуживчивой старухи. Бросок, шлепок, брызги, ошеломленный взгляд — сбить с Бюккюс желание грызться, возвышать себя над остальными. Короче, ссадить с потолка под стол!
− Саин приглашен к инфанту? — повернула Лаурэ нос к гранде.
Сатеник следовало без промедлений, хоть как-то, отреагировать на неудобный вопрос. Но она изучала огромную вазу с фруктами, погруженная в посторонние для застолья мысли. Она не витала в облаках среди воздушных замков, все достаточно приземлено и неприглядно. Ананас с жухлой метелкой листьев на макушке будил нездоровые фантазии. Ей виделись на щетинистом плоде глаза, нос, перекошенный рот с гнилыми зубами. Мерзко ей не было, а хотелось рассмотреть поближе, коснуться холодных губ, пощекотать в ноздрях.
− В Крак? Зачем? − расхрабрились спросить Гаус и Лоу. Сегодня они как братья-близнецы. Не видеть бы ни того ни другого. Но такого счастья унгрийцу от них ждать, не дождаться.
Взгляд Эции пытлив и остр. Его чувствуешь направленным в сердце стилетом. У Лаурэ мягче. Сродни шелковой веревке, обвивающей шею. Под кадык. Мастерство, как и знания, приходит с годами.
− Саин Даан действовал своей волей, − объяснил Колин непримечательное событие и свою непричастность к нему. − Мой оммаж баронессе Аранко на тот момент, не аннулировали, и она изъявила согласие на мое присутствие в Краке. Маленькая хитрунья мечтает попасть на Рождественские Катания. Свести близкое знакомство с персоной королевской крови, пришлось бы кстати. Похлопотать с приглашением. Со стороны эсм Сатеник, по поводу моего нахождения у её брата, никаких возражений не последовало.
ˮЛовко! Ловко!ˮ — восторгалась Лаурэ басней унгрийца.
ˮБред! Сати и инфант! Это даже не кошка с собакой.ˮ − мелькает на лице Эции.
Все кто есть за столом, включая ангелочков на чайных чашках и плошках с вареньем и мармеладом, устремили пытливые взоры на бледную гранду. Что скажет она?
− Мы обговорили это с саином Поллаком, − ответила Сатеник, избегая каких-либо деталей обсуждения, чем заслужила недовольство сестриц Бюккюс.
− Не связан ли твой визит с поединком с Габором аф Гусмаром? — подогрела Лаурэ любопытство стола. Безнаказанно портить кровь солеру, а тем более инфанту, еще никому не удавалось. А гранде, эдакий скользкий намек — с твоим браком с альбиносом еще не все очевидно.
− Не думаю, − бравирует унгриец на показ.
Он схлопотал бы тысячу пощечин от Лаурэ за наглое вранье и еще больше от Эции, за невозмутимую при этом рожу.
− Для того кто одолел мэтра Жюдо, — льет яд младшая Бюккюс. — Роскошь думать.
− Так оно и есть! — охотно согласился с ней Колин.
ˮСукин сын!ˮ − возмущена Лаурэ нахальством унгрийца, угадывая, мальчик собрался воевать.
− Мы наслышаны о ваших дарованиях, − скрипит Эция. — Но по всему, скромность среди них отсутствует.
− Зачем ему скромничать? Вся столица поражена недугом подражать унгрийскому. Базар стал тимче, рубашка — содрэ, кошель — соррэ, п*зда — оурат, −− выдала Лаурэ не смущаясь ни эсм-рыцаря, ни гранды, ни всех остальных. Кто они, ей смущаться? − Зои, наша племянница, теперь каждое утро требует на завтрак бэланкет и бограхани, зовет меня аммэ, таскает хусбант и пазиб. Унгрийские диковинки востребованы. А Торис, племянник, желает учителя меча непременно из Эсбро. Другие ему, видите ли, не подойдут! — не явный намек вызвал нешуточное оживление. У тех, кто его расслышал.