Темные времена (СИ) - Виноградова Мария Владимировна "Laurewen" (читать книги полностью без сокращений txt) 📗
Исэйас, бледный, растрепанный, с длинной царапиной на щеке, оставленной гибкой веточкой кустарника, сквозь который он продирался, вывернувшись из крепкой хватки баггейна, стоял совсем рядом с ним и расширенными от ужаса глазами наблюдал за Хесом. Этот полный страха взгляд на мгновение отрезвил охотника, но спустя лишь миг ярость вспыхнула в нем с новой силой.
– Действительно, довольно, – он улыбнулся, оскалившись, словно бешеный волк.
И сжал пальцы, выдавливая дыхание из своего беспомощного противника. Безжизненное тело осело на землю безобразной грудой, даже не похожей на тело некогда живого существа.
Хес поднес руку к глазам, сжал кулак и повернулся к застывшему мальчишке, онемевшему, неверящим взглядом шарящему по мертвому медноволосому. Склонил голову набок, разглядывая послушника отстраненно, чуть любопытно, но с какой‑то хищной алчностью.
– Я вижу твою душу, – промурлыкал он и в одно движение оказался рядом. – Они называют меня Ловцом Душ именно из‑за этого. Я могу забрать ее у тебя, и она придаст мне достаточно сил, чтобы разметать останки Князя в серую пыль. Хочешь, я окажу тебе такую честь?
– Хватит, – повторил мальчишка, твердо взглянул в полыхающие безумием глаза и внезапно отвесил пощечину не ожидавшему такого фейри.
Хес отшатнулся, недоуменно прижимая ладонь к горящей щеке, и глаза стали стремительно меняться, наполняясь лунным серебром. Вспыхнули ужасом, метнулись к безжизненному телу противника… И охотник завалился назад, теряя сознание – прямо в объятия неслышно возникшего за спиной баггейна.
* * *
Лежать было тепло и удобно. Ноющее тело, словно побитый пес, жалко стонало и отказывалось повиноваться – все члены, казалось, налились свинцовой тяжестью. В голове гудело, воспоминаний о произошедшем почти не было, только редкие обрывки образов и звуков мелькали перед закрытыми глазами.
– … замерзнет, – голос доносился словно издалека, приглушенный и немного испуганный.
– Я уже все одеяла тебе отдал! – возмущение, скользившее в тоне собеседника, едва не заставило его ухмыльнуться.
– Но он холодный! – говоривший легко коснулся его лба, и на мгновение ему захотелось отшатнуться.
Как же он не любил, когда кто‑то касался его. Чужие руки для него были похожи на лапы паука и оставляли после себя мерзкие ощущения, липкие, словно тенета насекомого – фейри всегда были слишком совершенными, чтобы их любить. Люди могли их только вожделеть – или ненавидеть. Яростно и неприкрыто.
Но в этот раз желание отстраниться мелькнуло и исчезло. Касание не несло в себе угрозы, наоборот, рука была теплой, осторожной, и чувствовалось, что ее обладатель искренне обеспокоен состоянием Хеса.
Глаза ему удалось открыть с неизвестно какой по счету попытки, и он сразу же пожалел об опрометчивом решении – свет от костра резанул по глазам, от чего те сразу же заслезились.
– Он вон уже очнулся, – Ролло склонился над завозившимся Хесом и внимательно его разглядывал. – Ты, болезный, больше ни на кого бросаться не будешь?
Из‑под одеяла выстрелила рука, вцепилась баггейну в воротник и хорошенько встряхнула.
– Хес, – укоризненно проговорил оборотень, аккуратно разжимая пальцы, сомкнувшиеся на отвороте рубахи, – я тебя сейчас обратно в забытье отправлю. Ты такой тихий, когда спишь клыками к стенке, что я даже начинаю верить в то, что передо мной совершенно невинное существо.
Ответом ему было насмешливое фырканье.
Храбрится, стервец. А в глазах виден самый настоящий ужас – видимо, вспомнил, что едва не сотворил.
Хесу было действительно страшно. От того, что сорвался, что не смог контролировать безумие, тлеющее в душе у каждого Неблагого, едва не совершил непоправимого. Нет, ему не впервой убивать людей – к этому он привык и был равнодушен к крови, некогда обагривший его клинок по самую рукоять. Люди – несовершенные создания, но есть в них что‑то, что привлекало его всегда. Может, это был столь короткий отпущенный им срок, за который они успевали куда больше, нежели бессмертные фейри, может, способность ярко любить и столь же неистово ненавидеть, может, та самая душа, о которой говорил архиепископ. Он давно уже отчаялся понять, зачем в тот раз встал на пути у Князя, перечеркивая свою жизнь ради ничтожных судеб двух смертных.
Он пытался стать одним из них, пытался осознать все то, что они делают и, главное, для чего, но потерпел сокрушительное поражение. Притворяться похожим на человека просто, люди слепы, не видят дальше собственного носа, но стать таким же, как и они – задача из непосильных. Но только в этом он видел свое спасение – проклятие было наложено на его сущность фейри, и если бы ему удалось изменить себя настолько, что чарам не осталось бы ничего, кроме как разжать свою хватку… Глупо было надеяться на это, искренне верить и с замиранием сердца прислушиваться к себе – сегодня все, что он так тщательно загонял внутрь, вспыхнуло и вырвалось наружу смертью.
И Исэйас едва не погиб, хотя и не понимает этого. В его глазах охотник не видел ни тени страха или отвращения – только беспокойство и глубокое сочувствие. Именно из‑за этого Хесу и хотелось взвыть в голос, выплеснуть боль, но ночные концерты на луну – прерогатива оборотней и вурдалаков. Вон и Ролло как‑то странно на него поглядывает – Хес был готов поклясться, что все, происходящее у него в мыслях, отражается на его лице, и уж кто‑то, а друг всегда сможет понять, что у охотника на уме.
Послушник возился возле костра, погромыхивал походным котелком, что‑то сдавленно шипел себе под нос. Это было настолько забавно, что Хес не выдержал и с трудом приподнялся, ощущая ломоту в костях: хоть Ролло и Исэйас не заметили, но Юфем не раз задел его, поломал кости, вывихнул суставы, и теперь тело неторопливо регенерировало само себя. До утра придет в норму, и охотник перестанет кривиться при каждом движении.
Мальчишка, наконец, справился с чуть погнутой ручкой походной посуды, зачерпнул оттуда и протянул Хесу, который уселся на лежанке, подтянув под себя ноги и по уши закутавшись в пожертвованные одеяла, кружку с горячим отваром. Охотник осторожно взял ее в руки и подозрительно принюхался: а вдруг Исэйас просто хорошо притворяется и сейчас решил отравить фейри, чтоб не было подобных инцидентов в будущем? Впрочем, Хес подозревал, что кулинарные опыты послушника просто сами по себе срабатывают не хуже специально изготовленного яда.
Пар, поднимающийся от горячей жидкости, пах горьковатой зимней травой и размолотым корешком, в простонародье называемом бесогоном за успокаивающее действие. Хес чуял что‑то еще и не мог понять, что именно, но опасений приятный пряный запах не вызывал, поэтому он сделал осторожный глоток. На вкус отвар оказался более противным, чем можно было бы предполагать по запаху, но Хес переборол гримасу, едва не скользнувшую по лицу. Мальчишку обижать не хотелось.
– Кто это был? – как бы невзначай спросил послушник, косясь на Хеса из‑под челки.
На ответ он не надеялся, но напряженное молчание и недомолвки, что окружали охотника плотным кольцом, его раздражали. Послушник был уверен в том, что если уж они идут к одной цели, то тайн, которые могли бы стоить спутникам жизни, у мужчины быть не должно. И сегодняшнее происшествие только лишнее доказательство тому. Исэйас до конца не понял, о чем говорил напавший на них фейри, но стало ясно одно: Хес когда‑то натворил дел, за что сейчас и расплачивался. И любопытство настойчиво требовало хоть малую часть информации о том, что некогда произошло – все‑таки черноволосый мужчина не был обычным. Его нельзя было назвать фейри из‑за странного отношения к людям, но нельзя было назвать и человеком – из‑за его сущности, совершенно противоречивой и непонятной.
Исэйас даже вздрогнул, когда в полной тишине глухо прозвучал голос Хеса.
– Смотри, попадет тебе, Вечерняя Звезда, – она рассмеялась и шутливо ткнула его раскрытой ладонью в плечо.
