Беседы с Майей Никулиной: 15 вечеров - Казарин Юрий Викторович (лучшие книги читать онлайн .TXT) 📗

рение, мы его сразу приняли). Это очень хорошо. И второе: гении пра-

вы. Достоевский прав: эта наша всеотзывчивость – это правда. Не знаю,

в какой мере она цела, сейчас, кажется, сейчас мы ее теряем… Но то,

что мы пришли на землю, где жили угры, башкиры и так далее, и все это

вдышали как свое – это здорово интересно! В этом отношении Аркаим –

памятник замечательный. Мы стали как бы центром, штабом таким…

В то время челябинские борцы под руководством Геннадия Борисовича

Здановича тоже не бездействовали. Когда я познакомилась со Зданови-

чем,  тоже  самоотверженный  человек,  но  его  просто  запинали  не  знаю

как… Когда мы в это дело с нашей академией встроились, стало ясно, что

они  героически  начали  борьбу  совершенно  бесперспективную,  потому

что деньги были освоены, плотина была построена… И они начали от-

крывать Аркаим. И вот они находят этот Аркаим. Его можно понять. Его

никто не хотел услышать. Но тут произошло невероятное событие: мало

того,  что  подключились  студенты,  местный  народ,  далекий  от  архео-

астрономии, от передвижения ариев по земле, они стали писать письма,

совершенно потрясающие. Мы выполнили важную работу. Это все очень

трудно. Когда я написала семи нашим ведущим археологам письма в выс-

шей степени почтительные: мне не нужно от вас заключение (я понимаю,

что памятник только что открыт), но в двух словах – ваше отношение или

самая  краткая  оценка  для  того,  чтобы…  ну  люди-то  изо  всех  борются,

стараются… Никто ни звука. При этом я не частное лицо, мы же это си-

дючи в академии. Никто ни слова. С одной стороны, я могу их понять, по-

156

скольку никто не желает прослыть в науке авантюристом и спекулянтом,

и прежде чем делать какое-то заключение, они должны иметь какое-то

основание считать так, а не иначе. Но, с другой стороны, вот Мэри Бойс,

я вам говорила, сказала, что надо искать следы ариев к востоку от Волги,

в сухих степях – уже этого одного достаточно… Но ни один человек.

И когда мы поняли, что спасение утопающих – дело рук самих уто-

пающих, мы решили эту огромную народную инициативу организовать.

На письмо, которое у нас было, нельзя было не ответить. Но, к нашему

счастью, Геннадий Андреевич – человек великодушный, умный, с мощ-

ным кругозором… Таких людей очень мало. Обычно если человек про-

фессор (я тебя не имею в виду) или тем более академик… если, например,

академик биологии или математики, он считает, что он академик вообще

и знания его предельны. А Геннадий Андреевич мог спокойно сказать:

«Вы разбираетесь в этом лучше, чем я». Это просто невероятно, но он

это может. Была масса планов, как его (памятник) обиходить. Но это не-

дешево обходится. Но нам не жалко денег только на выборы, у нас есть

деньги только на выборы. Это недешево, но это правда памятник очень

интересный. Думали, оставить это так, один кусок – под стеклянный ку-

пол, второй – полная реконструкция, как оно было, смотровые площадки,

там огонь горит… В общем, эта практика в мире существует. И сейчас

народу туда много едет, тогда вообще туда народ валом валил. Но этот

памятник нельзя терять еще вот почему: это ни один был Аркаим, это

была мощная цивилизация, страна городов. На сегодняшний день больше

сорока городищ. Действительно, там, на Южном Урале, Северный Казах-

стан, до Тобола дела вершились большие. Оставлять без внимания это

просто не надо.

Я всю жизнь замечаю, что археология в плане идеологического вос-

питания имеет огромное значение. Люди любят чудеса. А тут – вот чуде-

са, где уж большее чудо найти. Археология вот чем хороша: человек, не

зная никакой подоплеки, никаких исторических фактов, впечатлен тем,

что это из вечности вытащено, этот объект. Это впечатление производит.

Он давно закопан, но я вообще детям говорю в школе, что надежда вся

на  них.  Вырастете, почувствуете, что  это  ваша земля, и  вы  ее хозяева:

пойдете  –  и  сделаете.  Все  это  осталось:  стеклянный  купол,  смотровые

площадки… И ваши внуки будут ходить и смотреть. Еще не поздно. Про-

лежал столько тысяч лет, пролежит еще. Да тут еще в связи с тем, что это

было такое время: была международная конференция археологов (очень

интересно, кстати), было оживление…

Поначалу после капиталистической революции (терпеть не могу ка-

питализм и демократию. Никак не могу понять одного: как можно счи-

157

тать устройство мира на деньгах хорошим? Это полное падение. Ну, пол-

ное. Ниже падать нельзя. Деньги  (презрительно), ну, я не знаю… Слава,

героизм… Ну, почитать хоть XVIII век… Исключительно поучительно.

Там речь шла о славе, о служении отечеству… Но если б это было глав-

ным мерилом… Нет, главное мерило – деньги! Вот это просто ужасно.

Надо немедленно признать, что это очень плохое устройство жизни, а нас

заставляют верить в то, что это хорошо…

Но тогда было какое-то оживление, еще благодаря тому, что Геннадий

Андреевич – человек очень широкий, контактный, все это приветствует.

Газета у нас была занята хорошими делами, а ушла я оттуда только по-

тому, что Валентин Петрович стал меня звать в «Урал». Я сказала: «Зна-

ете, Валентин Петрович, говорю вам совершенно честно, как на Страш-

ном суде, подойдите к Геннадию Андреевичу, если Геннадий Андреевич

скажет, что он не против, тогда я уйду». Что касается художественного

журнала, то это мне ближе, чем наука. Художественная жизнь при всей

своей сложности, мучительности, трагичности где-то чище. Поскольку

там работают одинокие охотники. Вот мои материалы, сама своей душе

плачу, сама синим пламенем горю… Чем связан человек, который пишет?

Редактору не понравится? Да плевать я на тебя хотел! И не так ты мне и

нужен, потому что у меня всегда есть прекрасный выход: написал гени-

альное произведение, положил его в стол и умер… Это мой одинокий,

одиночный труд, за который я сама отвечаю исключительно своей душе.

Если я сволочь (а это видно, если я сволочь), корыстный (ну, это видно),

нужно быть зверски талантливым человеком… Вот Гончаров. Жуткий ха-

рактер был у человека… Тем не менее романы его читаешь, и почти нигде

тебя не скребет эта мысль, что что-то тут не чисто. «Обломов» вообще

жемчужная вещь. Поразительно. А если вспомнить все эти его обиды на

Тургенева, что он крадет у него сюжеты… Рядом с ним люди маялись и

мучились, потому что его ни с кем нельзя было примирить, ничего нельзя

доказать. А читаешь – вроде ничего. А еще в науке ведь в какой-то мере

коллективный  труд,  бюджет,  программа  –  очень  сложно.  Я  бы  никогда

не пошла в науку по этим самым причинам. В науке мне нравилось (вот

я – Галилео Галилей), когда наука была как художественное творчество.

Я включила свой телескоп, одна гляжу на звезды, одна своей головой ри-

скую и говорю, что земля вертится. А нынешняя наука совсем не то.

Ю. К.: Ну а гуманитарная сфера?.. Есть же Бахтин, Лотман… Они

были вне школы, вне чего-либо…

М. Н.: Вот мне тут очень понравился математик, которому некогда

за миллионом съездить, дабы не отвлекаться. Но сейчас, когда книга о по-

158

эзии должна быть развлекательной, ну я понять не могу этого… Главная

задача автора – снять с читателя любую возможность работать и думать.

Что касается «Урала»… Мне тогда казалось, и сейчас кажется, «Урал»

никогда  не  был  принципиально  хуже  читаемым  журналом.  По  уровню

поэзии  он  не  уступал  просто  никогда.  Вот  взять  60-е  годы:  там  были

 Евтушенко, Вознесенский, Рождественский, их тогда в журналах привет-

ствовали. У нас не приветствовали, но у нас люди писали совершенно на