Беседы с Майей Никулиной: 15 вечеров - Казарин Юрий Викторович (лучшие книги читать онлайн .TXT) 📗

их, так называемой культурности – это очень относительные ценности.

В Лувре народ есть всегда, но вы не думайте, что все так любят красоту –

это иностранцы. Придите в прекрасные дивные музеи, скажем, в музей

ремесел – товарищи, там нет никого! К тому же их постоянная расчетли-

вость: выгодно-невыгодно. Я в свое время получала абсолютные гроши,

я не знаю, что для меня выгодно и что для меня не выгодно. Ибо бабка

моя всегда говорила так: вот если ты мучаешься, что купить – кольцо или

сапоги – конечно, кольцо! Потому что, если ты будешь носить кольцо,

ноги уже не замерзнут. И я считаю, что это совершенно правильно. Вот

я так всегда всю жизнь и покупала.

Ю. К.: В «Науке Урала» ты, получается, сколько лет отработала?

М. Н.: В «Науке Урала» 5 лет. Там была хорошая работа – Аркаим,

это действительно очень интересно. К тому же подо мной были все эти

гуманитарные  науки.  Были  интересные  события.  Исторически  очень

насыщенные  времена,  все  эти  археологические  конференции  –  я  везде

была. А потом с участием Геннадия Андреевича события, конечно, очень

изменились. Геннадий Андреевич, конечно, человек очень широкомысля-

щий, таких людей очень мало.

А  поскольку  Валентин  Петрович  Лукьянин  зазвал  меня  в  «Урал»,

я ему сказала: «Валентин Петрович, вот вам телефон Геннадия Андрее-

вича, звоните ему. И я поступлю так, как скажет Геннадий Андреевич».

А Геннадий Анд реевич, как человек умный, сказал: «Я прекрасно пони-

маю, что для вас художественная литература гораздо ближе, чем журна-

листика».

363

Ю. К.: В 90-м году ты перешла в «Урал».

М. Н.: Да. Мне уже было 50 лет, когда я работала всего лишь на од-

ной работе. Всю жизнь я работала на трех, на четырех. Притом этих ре-

цензий – Боже, ты мой! – я не знаю: тысячи.

Ю. К.: Это ты открыла литературную страницу там?

М. Н.: Да. Надо сказать, что и газета в то время была интересная и

хорошая. И, кстати, газета научная гораздо лучше, чем общественно-по-

литическая, ибо над ней никаких, я не говорю гнета, правил нет. И у нас

там достаточно симпатичные люди собрались: каждый занимался своим

делом. Там интересные события мне достались – это была неплохая ра-

бота. И это была первая единственная. И, когда я приходила домой (семья

моя была Маша и Гриша), обычно я выкладывала на стол другую работу,

а  тут  я  в  первые  дни  вообще  не  знала  что  делать.  Потому  что  работа-

ла я так: когда в детской библиотеке, у меня не было ни одной субботы,

ни одного воскресенья. Я приходила на работу на час раньше и уходила

на час позже. Потом я в субботу-воскресенье дублировала свой каталог,

который делала для детской библиотеки. То есть у меня никаких суббот-

воскресений  не  было.  А  что  касается  ночей,  то  я  же  без  конца  писала

рецензии. Я с ними ходила без конца. Я садилась в самолет, открывала

папку и начинала углубленно их писать. Вот такая была моя жизнь.

Е. Д.: А когда Вы в первый раз побывали в Севастополе?

М. Н.: Это был 1957 год. Потом я в Севастополе бывала каждый год

и даже не по разу. И поэтому жизнь моя всегда была тут и там, тут и там.

Ну что ж, русский человек, он безбашенный придурок! Тогда в СССР би-

леты – слава Богу – были подъемные, это сейчас неподъемные.

Ю. К.: А из «Урала» ты уже ушла…

М. Н.: А  из  «Урала»…  Я,  еще  работая  в  «Урале»,  уже  работала

в школе частично. Но в «Урале» уже, надо сказать, были такие времена…

Если честно говорить, то там сидели до конца я и Николай Мережников.

Но, с другой стороны, можно понять. Я никого – избави Бог – не сужу.

Зарплат не давали, гонораров не давали, журнал выходил не каждый ме-

сяц. Был уже такой развал! Опробованный коллектив авторов распался.

Но надо сказать, что журнал держался до последнего номера. Мы все со-

блюдали,  все  тщательно  проверяли,  редакторские  правки  –  все  мы  это

делали. И до последнего номера он был хорош. Я вообще очень уважаю

Валентина  Петровича,  склоняюсь  перед  его  героическим  терпением.

А когда стало понятно, что не будет ничего…

Ю. К.: То  есть  он  спасает  журнал,  выбивает  деньги.  Такой  был

подвиг.

364

М. Н.: А  он  вообще  человек  был  очень  героический,  порядочный,

который никогда не будет говорить об этом, кому-то рассказывать, брать

себе в заслугу – никогда не будет. Он в высшей степени порядочный, до-

стойный человек. Я никогда не слышала от него всяких заспинных раз-

говоров, хотя в литературе это не редкость, вот просто никогда. Надо ска-

зать, что мы с ним две книги сделали. Он очень добрый человек. Он очень

семейный человек. Человек очень надежный. Хороший человек.

Ю. К.: То есть ты где-то с 98-го года ушла.

М. Н.: Да где-то с 97-го.

Ю. К.: Миша, мой сын, пошел где-то с 98-го, значит, ты в 98-м ушла.

М. Н.: Потому что, сколько можно работать. Работать столько нель-

зя – это неприлично.

Ю. К.: Нет, ну, если ты хочешь работать, то зачем уходить.

М. Н.: Нет, я хочу как раз не работать. Я всегда прекрасно понимала,

что я могу работать где угодно, делать что угодно. Но, понимаешь, я всю

жизнь работала настолько много – но это же ужасно! Потому что зарплата

моя в библиотеке была где-то 75. И, наконец, 120 – это был предел. Мне

же этого хватало для того, чтобы моя семья была сытая на уровне хлеб,

сахар, картошка.

Если  говорить  о  магическо-мистической  стороне  моей  жизни,  то

это интересно. А если о реально-бытовом раскладе, то я всю жизнь была

с  семьей, которая болела и умирала. Это была моя главная работа, забота

и занятость.

Я человек достаточно сумасшедший. Чем отличаюсь, я тебе скажу:

полным отсутствием честолюбия, тщеславия и даже какого-то самолю-

бия, это плохо. Это не есть хорошо. Чего нет, того нет. Но с другой сторо-

ны, я только Богу благодарна, потому что та судьба, которая мне выпала,

если бы у меня еще и тщеславие было – что бы со мной было!

Ю. К.: Вот мы и побеседовали с тобой… Ровно три месяца. Думаю…

Нет, уверен, что это не конец, не финал. Спасибо тебе, Майя. И прости,

если я сделал или сболтнул что-то не так. Спасибо и вам, девочки: тебе,

Лена [Шаронова], тебе, Лена [Дуреко]. Без вас нам было бы здесь темно,

неуютно и голодно. Знаю, что это 50 часов прошли для нас не напрасно.

Майя Петровна не даст соврать, что, когда говорят друзья, – даже ангел

прислушивается. А он здесь есть. Тот самый, который обитал здесь при

Бажове.

Поэт майя никулина103

Поэзия  –  явление  повсеместное,  постоянное,  вечное.  Она  присут-

ствует в потаенном виде во всем и во всех. Поэзия – сущность природная,

космическая; красота не больна востребованностью: водопад знает, что

он величественно красив, мощен, звучен; минерал понимает, что прекра-

сен и обладает огромным запасом геологической памяти; лес совершенен

своей совокупностью разных пород деревьев, рек, озер, гор, долин и про-

пастей; животное осознает свою силу и красоту (лось, медведь, волк!).

В этом мире, на земле, все – поэзия. И все обладает своим языком. Языки

природы, эстетика природы, ее этика – вещи абсолютно божественные.

Человек совместил в себе все виды природной силы, красоты и духа. Че-

ловек учится языкам природы, потому что он познает себя и мир и по-

тому что он хочет запомнить себя в этом мире, на своей земле под своим

небом. Человек щедр. И он становится толмачом природы, переводчиком

и соединителем всех (или многих, или немногих, или некоторых) языков