Колыбельная для брата (журнальная версия, ил. Е. Медведева) - Крапивин Владислав Петрович

Кирилл встал.

— С ним случилась простуда, — отчетливо сказал он, разглядывая улыбающуюся рожу скелета за стеклом.

— Очень удачно, — недоверчиво произнесла Ева Петровна. — Это правда, надеюсь?

Кирилл посмотрел в ее табачные глаза.

— Нет, конечно, — ответил он. — Я никогда не говорю правды. Вчера я врал, что не брал кошелек, сегодня придумал про Чиркова.

— Вчера ты сам был виноват. Вел себя просто чудовищно… Если бы не твое вчерашнее поведение, я могла бы, пожалуй, извиниться перед тобой…

— Не надо, я переживу, — сказал Кирилл.

Ева Петровна кивнула.

— Я тоже думаю, что переживешь. Кроме того, твоя попытка скрыть вину Чиркова делает тебя фактически его сообщником.

— Каким сообщником? — удивился Кирилл.

— Обыкновенным! Сообщником в краже кошелька.

— В котором не было никакой стипендии, а было всего четыре рубля, — сказал Кирилл, — Ох и нажились мы!..

Опять кто-то тихо свистнул. А длинный Климов спросил:

— Откуда ты знаешь?

— От хозяйки кошелька, — сказал, не оборачиваясь, Кирилл.

Теперь кабинет биологии наполнился перешептываниями, негромкими вопросами и возгласами.

— Это не имеет никакого значения! — воскликнула Ева Петровна, — Кража остается кра жей! Сорок рублей или четыре — что это меняет для нас?

— Для Чиркова меняет, — сказал Кирилл, — Если бы он знал, что в кошельке нет стипендии, он не нырял бы за ним в холодную воду. И сегодня я не вызывал бы ему врача.

— Куда нырял? — громко спросил Димка Сушко и гоготнул.

— Пускай Кирилл все объяснит, — потребовал Валерка Самойлов. — Ничего не понять.

Кирилл повернулся к нему.

— Вот именно, что не понять. А чтобы понять, надо разобраться. А разбираться разве охота?

Ева Петровна посмотрела на часы.

— Разбираться будем после уроков на классном часе, а сейчас займемся биологией. Кстати, пусть Векшин идет к доске и с той же энергией, с какой он защищал Чиркова, расскажет домашнее задание.

— Не пойду я к доске, потому что не учил.

— Векшин — два, — сообщила Ева Петровна и открыла классный журнал.

— Правильно, — сказал Кирилл. — Сперва отобрать, портфель с учебниками, а потом — два. А как я должен был учить?

Ева Петровна придержала занесенную ручку.

— Во-первых, я портфель не отбирала. Во-вторых, Черепанова отнесла его тебе домой.

— Слишком поздно отнесла, у меня уже другие дела были, — скучным голосом сказал Кирилл.

— Очевидно, более важные, чем уроки…

— Достаточно важные, — сказал Кирилл. Урок он мог ответить; он помнил тему. Но он понимал также, что двойку ему ставить нельзя, не по правилам. Кроме того, отвечать у доски, будто ничего не случилось, было тошно.

— Если ты, Векшин, считаешь, что оценка несправедлива, можешь обратиться к завучу, — сообщила Ева Петровна. — А пока попрошу дневник.

— Пожалуйста, — сказал Кирилл и понес дневник учительнице. Двойка сейчас его не волновала. Он по-прежнему ощущал холодную, спокойную злость.

Ева Петровна вывела оценку и, подумав секунду, начертала на полях:

«Демонстративно отказался отвечать урок пререкался с учителем».

— После слова «урок» нужна запятая, — сказал Кирилл.

Ева Петровна поставила запятую и утомленно произнесла:

— А теперь пусть Векшин покинет кабинет. Я понимаю, что нарушаю закон о всеобуче, про который вчера напоминал Климов, но вести урок при Векшине я сейчас не могу. Пусть Векшин жалуется хоть в министерство.

— Не буду, — сказал Кирилл. — Пусть министерство работает спокойно.

Кирилл собрал портфель и с облегчением ушел из кабинета. Стал в коридоре у окна.

В голове была путаница. Все опять шло наперекосяк. В чем-то он был прав, а где-то поддался досаде и сам полез на скандал… Где, в чем? Как вообще разрубить этот клубок, замотавшийся со вчерашнего дня?

Во дворе на спортивной площадке третьеклассники гоняли мяч. Между столбами баскетбольных щитов стояли вратари: с одной стороны мальчишка в желтой майке и громадной кепке, с другой — девочка с растрепанными косами, в зеленом тренировочном костюме. Над пестрой кипящей толпой невозмутимо возвышался молодой физрук Георгий Константинович.

Разноцветные команды сгрудились у мяча, и наконец получилась вдохновенно орущая куча. Вратари не выдержали и бросились в свалку. Георгий Константинович начал обрадованно дуть в судейский свисток.

Кирилл улыбнулся: когда-нибудь и Антошка будет так же гонять мяч…

Послышались тяжелые шаги. По коридору, чуть колышась, двигалась директорша Анна Викторовна. Кирилл вздохнул и приготовился к продолжению неприятностей.

— Здрасте, — обреченно сказал он, когда Анна Викторовна приблизилась.

Она кивнула и остановилась.

— Если не ошибаюсь, опять Векшин…

«Опять», — сердито усмехнулся про себя Кирилл и промолчал.

— Почему не на уроке?

— Выставили, — сказал Кирилл.

— Похвальная откровенность. А за что?

Кирилл вынул дневник, открыл сегодняшнюю страницу и молча протянул Анне Викторовне.

Она ваяла, прочитала. И вдруг спросила просто, совсем не по-директорски:

— А что случилось-то?

— Портфель вечера отобрали, а там учебник был. Я выучить не успел.

Она вздохнула.

— Если постараться, можно было бы найти выход, а?

— Можно, — равнодушно оказал Кирилл. — Но зачем отбирать портфели?

— То есть это дело принципа?

Кирилл пожал плечами.

Она для чего-то повертела дневник в руках и отдала Кириллу. Солидно, хотя и негромко произнесла:

— Ненужный, совсем ненужный конфликт. Зачем этот накал, Векшин?

— Какой накал?

Анна Викторовна помолчала.

— Хорошо, — вдруг сказала она. — Пожалуй, я попрошу Еву Петровну ликвидировать эту двойку. А ты потом выучишь урок и ответишь.

Кирилл удивился. Но, удивившись, он остался спокойным.

— Ответить я могу и сейчас. Разве в двойке дело?

— А в чем же?

— Вообще… во всем.

— Как же понять это «вообще»?

— Это трудно оказать словами, — проговорил Кирилл, глядя на третьеклассников во дворе. — Ну, этот хор, портфели… все остальное. Когда обвиняют, не разобравшись… Когда взрослый обязательно прав, а ученик обязательно виноват…

— Ты неправ, Векшин, — сказала Анна Викторовна.

— Ну, вот видите…

Она вдруг засмеялась:

— Да нет, ты в данном случае неправ. Учителя тоже ошибаются, кто же с этим спорит.

— Когда ошибаемся мы, попадает нам, — сказал Кирилл. — Когда ошибаются учителя, все равно попадает нам. Как вчера.

— А ты посоветуй, как жить без таких ошибок, — предложила Анна Викторовна. — Ты можешь?

Кирилл посмотрел на нее и не понял: шутит она или всерьез?

— Не могу, — сказал он. — Да и бесполезно.

— Почему бесполезно?

— Во-первых, вы не послушаете… А во-вторых, что советовать? Если и посоветую Александру Викентьевичу быть добрее, он же все равно не станет.

— Добрее… Он настойчив, он добивается от вас знаний и дисциплины. Иногда даже против вашей воли. А вам кажется, что он суров. Вы, как маленькие дети, которые обижаются на медсестру со шприцем… А ты слышал такие стихи: «Добро должно быть с кулаками»?..

— Слышал, — сказал Кирилл. — Но здесь же школа, а не секция бокса.

Анна Викггоровна долго и задумчиво смотрела с высоты могучего роста на нестриженую голову Кирилла. Он опять отвернулся и стал глядеть во двор. «Сейчас скажет: почему не остригся?» — подумал он.

Анна Викторовна сказала:

— Ступай на урок. Я предупрежу Еву Петровну.

— Ой, пожалуйста, не надо! — взмолился Кирилл.

Она почему-то шумно вздохнула.

— Ну, как знаешь, Векшин… Только не думай, что все учителя ужасно несправедливые люди.

— Я и не думаю, — искренне сказал Кирилл.

— Кстати… как это вы меня зовете? «Мадам Генеральша»?

— «Мать-Генеральша» — без выражения сказал Кирилл. — Но это не мы, а старшеклассники. Да они не со зла…

— Надеюсь, — отозвалась Анна Викторовна и тяжело двинулась по коридору.