Иначе — смерть! - Булгакова Инна (хороший книги онлайн бесплатно TXT) 📗
— Нет, нет, он же выпил с убийцей на даче. Он — непьющий. Именно смущение, словно его застали врасплох.
— Жена?
— Близким не нужен адрес. Вообще наши свидания были очень нервны. Теперь, после знакомства с Глебом и Ириной Васильевной, я все поняла.
— То есть он колебался и выбирал между семьей и…
— Не выбирал, он их любил. А я… так, — Катя замолчала.
— Как?
— Ну, увлекся на минуту.
— И за это его отравили?.. Что ж вы молчите? Умеете возбуждать такие страсти — отвечайте.
— Отвечу. Поверить в такую патологию почти невозможно, но… события в сентябре доказали, что Саша был убит, что убийца заметает следы. Вы согласны?
— Приходится соглашаться.
— Стало быть, он не писал предсмертной записки.
— Записку написал он — это установлено.
— Но не предсмертную. Стало быть, он обращался не к жене.
— Ну, понятно, от жены запиской не отделаешься. Значит, к вам?
— Возможно.
— Или к Агнии Студницкой?
— Если б это было так!
— Поверьте, я бы тоже испытал облегчение. Она убила его из ревности, сына — как свидетеля, ее обвинившего, и покончила с собой, — Мирошников поморщился. — Но нам пока что не удалось установить факт знакомства Студницкой со старшим Вороновым.
— Вряд ли и удастся. Саша был отнюдь не ловелас и не ходок.
— Он вас обманул.
— Но и переживал! Чтоб вести одновременно несколько романов, нужна другая психология.
— И все-таки, как вы слышали от Палицына, она поехала за Глебом в Герасимово. Хотя этому свидетелю я бы особо доверять не стал.
— Не знаю. Здоровое любопытство, она как-то пошутила по-английски, — Катя вздохнула. — Адрес могли слышать все… возможно, ее что-то насторожило, заинтересовало на той проклятой вечеринке. В общем, она была захвачена тайной.
— И ее никто не заметил в Герасимове, никто! Такая броская, эффектная женщина… Мы, конечно, не всех успели охватить, но… Поистине «жуткое место», — констатировал Мирошников. — Жуткая цепочка вырисовывается: что-то видел Глеб — и погиб, что-то видела Агния — и погибла, что-то видели вы… имейте в виду.
— Николай Иванович, надо всего лишь отыскать того, кто украл ключи.
— Всего лишь! Подозрительных следов, посторонних отпечатков пальцев в квартире Вороновых нет: ваши, соседей и хозяев.
— Убийце известен адрес квартиры — выходит, он знал Вороновых раньше?
— Не обязательно. Если он вырвал листок из записной книжки Александра — там на первой странице и адрес, и телефон. Ну, мог поинтересоваться, кого убил.
— А что говорит больная?
— А! — Мирошников махнул рукой. — Может, она ключи потеряла, а на столе возле убитой лежал, например, дубликат.
— Она говорит, что потеряла?
— Ну нет! Твердит: украл убийца. Крался в кустах, когда она с девочкой, бывшей одноклассницей Глеба, разговаривала.
— А одноклассница что-нибудь такое заметила?
— Абсолютно ничего! Наша больная и вообще-то дама с фантазиями, по апрелю помню, а уж когда психиатр над душой… Ладно хоть Сарабатова ее опознала по фотографии.
— Хиромантка?
— И якобы помнит: двенадцатого апреля. Созвездия, видите ли… Эти чертовы гнезда надо выжигать, но теперича у нас — тьма свободы!.. Все. Из-за ваших признаний мы просрочили все сроки. Меня ждут. Позвоню, когда понадобитесь.
В коридоре, залитом синеватым, режущим глаза светом действительно ждали: Алексей и Мирон.
Знакомый сумасшедший
Пережив долгий и подробный профессиональный обыск, Катя лежала у себя на диване, невидяще уставясь на мокрые стекла. Звуки «Маленькой ночной серенады» с яркой чувственностью возвращали в тот весенний вечер, к завязке преступления. Обе записки не предсмертные и, возможно, обе адресованы мне. В таком случае слова «все объяснит запечатанная тайна мертвых» и «я убедился сегодня, увидев запечатанную тайну мертвых» обретают не абстрактно-посмертный, а конкретный, однако до сих пор непонятый мною смысл.
Катя сняла с полки над диваном томик Даля. «Печать — ручная, разного вида вещица с вырезанным на ней письмом, вензелем, знаками, гербом… отпечаток, оттиск на сургуче, на воске или чернилами… Переносное значение — печать времени, запустения, отвержения… миропомазание — печать дара Духа Святого… печать Антихриста… Соломонова… книгопечатание… пресса…»
«Все объяснит запечатанная…» обе записки не запечатаны… «тайна мертвых… черный сосуд с ядом!» Но он также не запечатан, просто завинчивается колпачок, как у авторучки, и наклеена крошечная этикетка с красной латынью: KCN.
«Я убедился сегодня, увидев…» Катя машинально встала — дверца с красным крестом в прихожей. «Да ведь пусто, все увезли. Что я хотела? Что я видела?.. Не было тут никаких тайн, не было ничего запечатанного. И все же как таинственно перекликаются мертвые голоса в записках.
«Начните с себя» — Мирон. «Вам мешает фатальная неуверенность в себе» — психиатр. «Умеете возбуждать такие страсти — отвечайте» — следователь. «Старое овальное зеркало на комоде отразило ее бледное лицо с зелеными, русалочьими глазами, в которых отразился страх». И в ком-то я возбудила столь смертоубийственную страсть? Не может быть!
Ему известен мой телефон, известно, что Александр остался у меня на ночь (всего одна ночь!), известно про наш с ним последний вечер в пятницу? Не может быть, у меня нет знакомых сумасшедших! Год назад после очередного фиаско, неудавшейся любви, я ушла с работы, разорвала прежние связи — которых и было-то кот наплакал, — чтобы начать «новую жизнь». И как удачно я ее начала… Главное — не поддаваться жалости самой к себе».
Близость, проверенная всей жизнью, осталась с Адашевыми. Катя тяжело задумалась. «Нет, невозможно! Никаких таких «страстей», братский, так сказать, барьер, Вадим никогда не интересовался и не знал о моих «приключениях». Господи, да о чем я! Всю первую половину апреля и в сентябре он был в Питере и сидел дома с женой, когда отравили Агнию. Не в нем дело, не в нем… А в ком?
Алексей и Мирон дома не сидели — сумели они сегодня доказать следователю свои алиби? Алексея весной я не знала, но что-то странное в нем есть, что отзывается во мне чувством темным и нехорошим… «соблазном»… Катя подошла к окну: напротив, через неширокую Петровскую, дом с аптекой, окно над вывеской с крестом — так близко, что при электрическом освещении наверняка можно наблюдать происходящее у меня в кабинете. И незнакомый человек, совершенно посторонний, наблюдал за мною с Сашей? Абсурд! Да кто в здравом уме… речь идет о сумасшедшем, здравый человек не способен на столь изощренные убийства.
Итак, некто знал, что Саша находится у меня, и позвонил ему. Они договариваются о встрече в Герасимове… А вдруг ему действительно звонил коллега, и весь этот ужас не имеет ко мне отношения?.. А Глеб, который пришел в мой дом и погиб? А Агния? Не обманывайся.
Итак, они встречаются на даче, и Саша пишет записку. Надо признать правду: за десять дней нашего знакомства его скрытное (теперь можно даже сказать: трусливое) поведение меня настораживало. Он любил своих, несомненно, и ему достаточно было толчка — вот этой встречи, например, — чтоб от меня отказаться. И записку он согласился написать при условии, конечно, что мне ее передадут. «Ты поймешь, что дальше тянуть нет смысла». Как я пойму, коль не знаю о его семье? Если мне кто-то объяснит. «Все объяснит запечатанная тайна мертвых». Заколдованный круг! И совершенно не понятен мотив: ведь он отказывается от меня — за что платить жизнью? Значит, я ни при чем — просто жуткое совпадение — и могу вздохнуть свободно», — «А Глеб? А Агния?» — прозвучало погребальным рефреном, что сопровождал ее с той минуты, как подошла она к окну и увидела мертвую.
Прозвенел входной звонок, и пришла Дуня.
— Не хотела по телефону говорить, мама на стреме. Екатерина Павловна, меня опять требуют к следователю.
— Агния погибла.
— На даче? — спросила Дуня обреченно.
— Да.
— Отравлена?
