Иначе — смерть! - Булгакова Инна (хороший книги онлайн бесплатно TXT) 📗
— За это — не можете. На кладбище я была вчера, а неделю назад ни о чем не догадывалась.
— Вы не догадывались о смерти своего любовника? Сколько ж у вас их, простите, было?
— Один.
— Оригинально, — он наконец сел за стол. — Рассказывайте. И если можно — по делу.
— Второго апреля я познакомилась с Сашей.
— То есть с Аликом?
— С Александром. С Сашей. Его фамилия мне была неизвестна.
— Значит, вы крутили с женатым человеком, не ознакомившись даже с его паспортными данными?
— Я не знала даже, что он женат.
— Черт знает что!
— Да, черт знал.
— Как вы с ним познакомились?
— В метро.
— Он к вам пристал или вы к нему?
— Не надо. Он заговорил. В тот день мне исполнилось тридцать лет.
— Ну, понятно, все эти женские комплексы.
— Да.
— И он не дал вам хотя бы свой телефон?
— Я его ни о чем не просила.
— Сколько гордости при нашей бедности!
— Мне нравится, Николай Иванович, ваше отношение к подсудимой.
— А вы отдаете себе отчет, что из-за ваших штучек на мне висят три убийства? Ладно, извините. Но о чем-нибудь на ваших свиданиях вы говорили?
— У нас было всего четыре свидания. Один раз он остался у меня на ночь. Он говорил, что ухаживает за больными стариками-родителями.
— Хорош гусь!
— Да сосед его подтвердил, он ухаживал… только, конечно, не тогда, давно. Нет, он был человек с совестью и страдал, я чувствовала, но не понимала.
— И из-за этих страданий он отравился?
— А Агния?
Произнесенное вслух имя умершей как бы сняло злой задор. После молчания Мирошников спросил сдержанно:
— Кто мог знать о вашей связи?
— Я никому не рассказывала. Уверена: он тоже.
— Ну, догадывался? Прежде всего я имею в виду ваших учеников, ведь кого-то из них обвинил Глеб Воронов.
— Мог догадаться Мирон Ильич. Однажды он столкнулся у меня с Сашей.
— Что значит «столкнулся»?
— Я открыла на звонок дверь, Саша меня обнял на пороге. Тут из кабинета вышел Мирон.
— То есть он видел ваши объятья?
— Да.
— Ну и?
— Молча ушел, урок как раз кончился.
— А потом вы с Туркиным на эту тему говорили?
— Нет. Но Мирон намекал. Ну… что я окружена мужчинами.
— Вы окружены?
— Да что вы! Я одинокий человек.
— М-да.
— Кстати, Мирон вместе с Сашей учился в Бауманском, мог его знать.
— Проверим. Сейчас меня больше интересует Алексей Палицын… хотя обыски ни у того, ни у другого ничего не дали.
— Алексей Кириллович у меня в то время не занимался. Пришел третьего сентября — в один день с Глебом.
— Интересное совпадение. У этого человека слишком много совпадений… Он ведь ваш сосед?
— Да. Поселился в доме с аптекой в феврале, по его словам.
— Хозяйка подтверждает. Боевой офицер, то есть способен на все, понимаете? Но вы его не помните? До сентября не встречали?
— У меня плохая память на лица и даты.
— Да уж! Не узнать любовника по фотографиям!
— Они сильно изуродованы. А Глеб мне все время кого-то напоминал… общим обликом, движениями, поворотом лица. Но меня так внезапно бросили, что я… хотела забыть и забыла.
— Придется вспомнить. Итак, в последний раз вы видели Алика, то есть Сашу, в день его смерти. Ну, хоть что-нибудь вспомнили?
— Все! Он пришел в седьмом часу, я как раз поставила «Маленькую ночную серенаду» Моцарта. И хотела выключить. Но он попросил: не надо, мне все равно скоро уходить, возникло срочное дело. И когда я на кухне заправляла салат, зазвонил телефон. Я крикнула: «Возьми трубку, сейчас подойду!» Через минуту вошла в кабинет, он кого-то слушал по телефону и сказал: «Это мне, по работе». Я вернулась на кухню и из прихожей случайно услышала, как он произнес два слова. «Аптечная, 6».
— Получается, он кому-то назначил свидание в Герасимове? И ничего вам не объяснил?
— Нет. Я не спросила. Просто извинился, что дал мой телефон.
— Кому?
— Не знаю. Я поняла, что кому-то на работе. Он не стал ужинать и очень скоро ушел.
— Вы не заметили, у него была с собой бутылка «Наполеона»?
— Не было. Он вообще не пил.
— В рот не брал?
— Не могу сказать так определенно. Мы с ним не пили. Он заметил как-то вскользь, что не понимает в этом прелести… В общем, не разбирается.
— То есть он не различил бы запах миндаля в алкоголе?
— Я об этом уже думала. Мне кажется, если человек ни разу не пробовал «Наполеон»… я бы, например… ну, пахнет миндалем.
— Вы знаете этот запах?
— Знаю. Он у меня смешивается с запахом трупа.
— Запомните на всю жизнь.
— А у Глеба в комнате есть книга о ядах…
— Да, да, мы обнаружили.
— Но в день смерти у него болела голова от сильного насморка. Он чихал и сморкался, — Катя помолчала, опустив голову. — Он оставил у меня в аптечке цианистый калий в черном сосуде, о котором упомянул в записке, — она вынула из сумочки сосудик.
— Осторожно! — закричал Мирошников. — Отпечатки! Вот, кладите на лист бумаги. Конечно, все стерто. Как вы могли умолчать об этом?
— Я обнаружила яд после того допроса, а вы закрыли дело.
— Откуда вы знаете, что здесь яд?
— Растворила в воде… крошечку. И понюхала.
— Придется провести у вас обыск.
— Пожалуйста.
Мирошников пристально смотрел на черный сосуд.
— Что вы делали, когда от вас ушел Александр Воронов?
Катя улыбнулась с горечью.
— После того как я увидела его лицо на кресте, я в мельчайших подробностях восстановила в памяти вечер двенадцатого апреля.
— Кажется, у вас нет памяти.
— Есть — но другая! — возразила Катя горячо. — Ощущения, слова, атмосфера, каждое движение, душевный порыв… я наказана памятью. — И, помолчав, продолжала сдержанно: — Я должна рассказать вам о своих алиби. Вечером двенадцатого апреля и тринадцатого сентября мне звонил из Питера Вадим Адашев, с которым вы познакомились в воскресенье.
— Разве он живет в Питере?
— Он был там в командировке, а потом на конференции лингвистов. Понимаете, ну, как бы традиция: в один вечер он звонит своей матери, в другой — мне. То есть через день. Куда б ни уезжал. Он мой самый близкий друг, с детства. Надеюсь, междугородные переговоры нетрудно проверить. Я разговаривала с ним примерно в то время, когда произошли оба преступления.
— Проверим сегодня же.
— Ну, насчет двадцатого сентября вам известно, очную ставку вы провели, и милиционер подтвердил…
— Подтвердил. Но он не видел, как вы садились на московскую электричку.
— Я пошла через мост!
— Вы могли вернуться… и со следующей станции могли вернуться. Алиби сомнительное, — Мирошников вздохнул. — Пока что, Екатерина Павловна, я вас не подозреваю в отравлениях. Но — для меня совершенно неожиданно — вы оказались в центре событий чрезвычайных.
— Для меня это также оказалось неожиданностью.
— Ну-ну. В последний вечер вас что-нибудь насторожило в поведении Александра Воронова?
— Он был очень взволнован.
— До или после звонка?
— После звонка он почти сразу ушел. Но не звонок сорвал его с места: про срочное дело он сказал раньше. Я представляю так. Пообещав жене, Саша собирался на дачу за ящиком. Кто-то позвонил и попросил о встрече. И он назначил ее, дав адрес: Аптечная, 6. Глеб, вероятно, следил за отцом, выследил его в моем доме и отправился за ним в Герасимово. Адрес сыну сообщать незачем — по-моему, это звонил убийца.
— Мы, конечно, проверим сотрудников НИИ, в котором работал Воронов, подумаю, спустя полгода это мало что даст.
— А я вообще не уверена, что звонили с его работы. Мне тогда не показалось странным, что он дал кому-то мой телефон, я подумала: срочное дело, сейчас, вечером, на работе. Но ведь он отправлялся на дачу. И меньше всего Саша был заинтересован, чтоб кто-то узнал про меня. Мне запомнилась его реакция, когда он держал трубку: изумление, смущение, жадный интерес.
— А не страх, не гнев, не неприязнь?
