История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 1 - Святополк-Мирский (Мирский) Дмитрий Петрович (онлайн книга без TXT) 📗
Григорьевны ему удалось снова встать на ноги и вернуться в Россию
в 1871 г. Годы между запрещением Времени и возвращением в
Россию после четырехлетнего отсутствия были и по количеству и по
значению написанного самыми продуктивными в его жизни. Записки
из подполья, Преступление и наказание, Игрок, Идиот (1869),
Вечный муж (1870) и Бесы (1871) – все относится к этому периоду,
даже план Жития великого грешника, в котором содержится зерно
Братьев Карамазовых.
По возвращении в Петербург не все трудности были преодолены
сразу, но постепенно жить Достоевским стало легче. Публикация
Бесов в форме отдельной книги (изданной за собственный счет, 1873)
принесла успех. В том же году Достоевский стал редактором
еженедельника Гражданин, издаваемого князем В. Мещерским. Это
давало ему твердый доход. В 1876 г. он сам стал издавать Дневник
писателя, который хорошо расходился. Политические идеи
Достоевского теперь больше соответствовали духу времени, и его
влияние стало расти. Он был окружен атмосферой сочувствия и
понимания. Его популярность достигла апогея за год до смерти, когда
появились Братья Карамазовы. Кульминацией была его знаменитая
речь на открытии памятника Пушкину в Москве 8 июня 1880 года.
Речь эта вызвала восторг, подобного которому не было в истории
русской литературы. На следующую зиму он серьезно заболел и в
январе 1881 года умер.
Достоевский – очень сложная фигура, как с исторической, так и с
психологической точки зрения, и необходимо проводить различие не
только между разными периодами его жизни и разными линиями его
мировоззрения, но и разными уровнями его личности. Высочайший,
или, вернее, глубочайший уровень присутствует только в
художественных произведениях последних 17 лет его жизни, начиная
с Записок из подполья. Более низкий, или, вернее, более
поверхностный уровень встречается во всех его произведениях, но в
первую очередь – в журнальных статьях и в художественных
произведениях, написанных до 1864 г. Глубокий, главный
Достоевский – одна из самых значительных и зловещих фигур во
всей истории человеческой мысли, одно из самых дерзких и
разрушительных явлений в сфере высших духовных поисков.
Поверхностный Достоевский – человек своего времени, которого
можно сравнивать, и не всегда в его пользу, со многими другими
романистами и публицистами эпохи Александра II, среди которых
немало соперников, равных ему по уму; этого Достоевского никак не
поставишь выше Герцена, Григорьева или Леонтьева. Другой же,
главный Достоевский, по глубине, сложности и значению своего
духовного опыта во всей русской литературе имеет только двух
соперников – Розанова и, конечно, Толстого, который, кажется, и
появился на свет для того, чтобы стать контрастом Достоевскому.
Сравнение Толстого с Достоевским много лет было для русских и
иностранных критиков любимой темой обсуждения. Много было
сказано об аристократизме одного и плебействе другого; о
люциферовой гордыне одного и христианском смирении другого;
материальности одного и духовности другого. Нужно ли добавлять,
что уже с начала 1900-х годов сравнение всегда кончалось в пользу
Достоевского? Ведь все «модернистское» движение в России
утверждало дух Достоевского в противовес Толстому. Не говоря уже
о разнице социального положения и образования, главная разница
между ними в том, что Толстой пуританин, а Достоевский символист.
Это означает, что для Достоевского все относительные ценности
связаны с абсолютными и приобретают положительное или
отрицательное значение в зависимости от того, как они эти
абсолютные ценности отражают. Для Толстого абсолютное и
относительное – два отдельных мира, и относительное уже есть зло
само по себе. Отсюда презрение Толстого к ничего не значащему
разнообразию человеческой истории, и историческое по сути
мышление Достоевского, которое роднит его с высшими
представителями русской мысли – Чаадаевым, славянофилами,
Герценом, Григорьевым, Леонтьевым и Соловьевым. Достоевский
один из них: его мысль всегда исторична. Даже в самых своих
спиритуалистических формах проблемы, которые его занимают,
обращены не на вечный, недвижный и неизменный закон, а на драму,
которую высшие вселенские силы разыгрывают в человеческой
истории. Все исторические и культурные факты для Достоевского
осмысленны и имеют определенную, положительную или
отрицательную ценность. Отсюда – великая сложность, текучесть,
многосторонность его мысли, по сравнению со строго геометриче -
ским, прямолинейным мышлением Толстого. Толстой (несмотря на
свою чуткость к мельчайшим мелочам жизни) в своей нравственной
философии, как на высоком уровне Исповеди, так и на значительно
более низком уровне своих антиалкогольных и вегетарианских
брошюр – Евклид моральных величин. Достоевский имеет дело с
ускользающими дифференциалами текучих ценностей. Отсюда то,
что Страхов так удачно назвал «чистотой» Толстого и что можно
назвать безусловной «загрязненностью примесями» Достоевского. Он
никогда не имел дела со стабильными единицами, он занимался
текучими процессами, которые нередко оказывались процессами
распада и гниения.
В социально-историческом плане важно отметить, что в то время
как Толстой был аристократом и (единственный из своих
литературных современников) был культурно укоренен во
французской цивилизации и в XVIII-вековой цивилизации русского
дворянства, Достоевский был плебеем и демократом до мозга костей.
Он принадлежал к той же исторической и общественной формации,
что создала Белинского, Некрасова и Григорьева, и отсюда идет,
среди прочего, отсутствие всякой грации, всякого изящества,
внешнего и внутреннего, характерное для всего его творчества,
вместе с отсутствием сдержанности, дисциплины, достоинства и
патологическим избытком застенчивости и неловкости.
Последние, великие романы Достоевского – идеологические
романы. Идея романа неотделима от художественной его концепции,
и идею так же нельзя абстрагировать от рассказываемой истории, как
повествование нельзя оторвать от идеи. Но это неприложимо к его
романам среднего периода (1857–1869), которые во многом скорее
продолжают его раннее творчество (1845–1849), чем предвещают то,
что придет вслед за ними. Глубочайшие бездны его сознания в них
еще не открываются. Но они отличаются, однако, от произведений
сороковых годов тем, например, что в них уже нет влияния Гоголя и
той озабоченности стилем, которая есть в Бедных людях и Двойнике.
Главные произведения этого периода – Село Степанчиково и его
обитатели (1859; в переводе К. Гарнетт – Друг семьи), Униженные и
оскорбленные (1861) и Записки из Мертвого дома (1861–1862).
Униженные и оскорбленные – роман, тесно связанный по стилю и по
тону с французским романтическим «сострадательным» социальным
романом и с поздними, менее юмористическими произведениями
Диккенса. Религия сострадания, часто граничащая с
мелодраматической сентиментальностью, нашла здесь свое
чистейшее выражение, еще не осложненное более глубокими
проблемами последующего периода. Сюжет – сложный и мело-
драматический, в котором уже слышны и задыхающаяся
напряженность, и нервическая натянутость Преступления и
наказания и Идиота. Но тут еще нет добела раскаленных
интеллектуальных страстей последних романов.