Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект - Корман Яков Ильич
Во время моего “диссидентства” Евтушенко очень старался подорвать мою репутацию и ухудшить мое и без того тяжелое и опасное положение, говоря, например, интересовавшимся моей судьбой иностранцам, что я плохой писатель, плохой человек, живу хорошо и их беспокойства не стою» [3119].
А генерал КГБ Евгений Питовранов прямо рассказал о том, что был куратором Евтушенко. Беседу с Питоврановым опубликовал журналист Евгений Жирнов: «Формально он прекращал отношения с агентами. Приглашал их на встречи и там сообщал, что писать всё подряд и обо всех больше не нужно: “Если узнаете что-то, что может повредить государству и партии, вы ведь нам и так сообщите?”. Однако на самом деле он делал всех этих людей своей личной агентурой — формально не связанными никакими обязательствами доверенными лицами.
А чтобы встречаться с ним было не зазорно, сам стал приходить на встречи с писателями, на собрания творческого актива. Он показывал мне книги с автографами, полученные после таких встреч. Самым примечательным было такое посвящение: “Страшнее, чем принять врага за друга,
Принять поспешно друга за врага. Питовранову от Евтушенко”» [3120].
***
Что же касается Высоцкого, то встреч с Евтушенко у него было довольно много — как в Театре на Таганке, так и за его пределами.
В дневниках Ольги Ширяевой читаем: «07.10.66. Не нашла, какой был спектакль, но приходил на него Евтушенко. Они потом прилюдно обнимались с В.В. и так в обнимку ушли к метро. Скорее всего, В.В. играл в этом спектакле»» [3121].
О другой встрече рассказал экс-декан естественно-географического факультета БГПИ (Благовещенского государственного педагогического института) Владимир Се-бин. Встреча эта состоялась в начале февраля 1968 года в Ленинграде, где Себин учился в аспирантуре и жил в общежитии: «Через неделю мой сосед по комнате объявил, что к нему придут Евгений Евтушенко и Булат Окуджава. Он пишет работу на их литературном материале, условился с ними о встрече и просит, чтобы я на время их общения минут шестьдесят где-нибудь погулял… Прихожу через час с четвертью, а вахтерша, молодая такая, удивляется: “Вот дает эта комната № 18! То Евтушенко с Окуджавой к вам пришли, то Высоцкий!”…Прибежал в 18-ю наш комсорг: “Уважаемые литераторы, артисты! Спуститесь, пожалуйста, в Ленинскую комнату на часок. Всё общежитие желает вас послушать!”. Евтушенко наизусть отрывок из поэмы “Братская ГЭС” читал. В общаге гитару нашли: первым Окуджава пел, потом Высоцкий. После концерта вернулись к нам в комнату, я за коньяком сбегал. Встреча очень интересной была. Самым молчаливым был Булат Окуджава. Высоцкий с Евтушенко спорили друг с другом, иногда даже чересчур в острой форме. Но не разругались. Видно, что все-таки с уважением относились друг к другу… Высоцкий много пел» [3122].
В своих интервью и воспоминаниях Евтушенко нередко рассказывал о том, что именно он познакомил Высоцкого и Влади. Формально так оно и было, но у Владимира Семеновича остались от того вечера не самые приятные воспоминания. Слово — Михаилу Шемякину: «Евтушенко мне говорил: “Ты знаешь, это же я устроил счастье Володе Высоцкому с Мариной Влади”. При случае.» спросил у Володи, так ли это? Он буквально позеленел от злости: “Да, уж этого я никогда не забуду. Была какая-то вечеринка на квартире в Москве. Пою. Мне уже сказали, что здесь Марина и потом меня с ней познакомят. Евтушенко: ‘Мариночка, вот, как я тебе и обещал, певец сегодняшний. Простой русский парень Володя Высоцкий. Погляди на него — на сцене-то он гигант, а как посмотришь вблизи — такой маленький, плюгавенький’. Я покрылся пятнами”. Слава Богу, Марине Высоцкий сразу понравился. Она на него запала в тот же вечер» [3123].
Однако Марина Влади в своих воспоминаниях пишет, что ее знакомство с Высоцким состоялось в Театре на Таганке после того, как она увидела его на сцене в роли Хлопуши. Это подтверждает и директор театра Николай Дупак, хотя ошибочно называет другой спектакль: «Знаете, ведь и познакомились-то Володя с Мариной после спектакля “Жизнь Галилея” в моем кабинете, а не в знаменитом Любимовском» [3124] [3125] [3126].
Если же говорить об отношении Евтушенко к поэзии Высоцкого, то оно было в высшей степени скептическим. Сотрудник Отдела культуры советского посольства во Франции Валерий Матисов рассказал о таком эпизоде: «Однажды на одном из публичных выступлений спросили Евтушенко, что он думает о Высоцком. И вот что он ответил. Цитирую почти слово в слово: “Как артист — так себе; как певец — вызывает улыбку, да и как поэт — посредственный. Но все вместе дает личность яркую”»2!
Вот еще два похожих свидетельства Евгения Евтушенко: «У меня было определенное мнение по поводу стихов Высоцкого, и я ему это говорил. Может быть, это мнение ошибочное, но я считал, что его стихи должны существовать вместе с музыкой, что на бумаге они проигрывают. Во всяком случае, так я считал. Я, действительно, не бегал, а Вознесенский всё время бегал по редакциям с его стихами. У меня была другая точка зрения на этот счет, я старался помочь ему выпустить пластинку, старался устроить ему выступление, когда можно было, и так далее»22; «Мы оба делали всё, что могли, и Вознесенский в этом смысле делал больше, чем я. Но ни я, ни Вознесенский не были главными редакторами, и последнее слово было не за нами. Именно я ходатайствовал, чтобы Высоцкий, не напечатавший еще ни одной строки, выступил вместе с профессиональными поэтами в Париже. А сопротивление было довольно сильное» [3127] [3128].
Позднее, в своих воспоминаниях, Евтушенко напишет: «…столько, как Андрей, никто не обивал пороги издательств, хотя, увы, безуспешно. Да и я каждый раз натыкался на стену. Так, после письма с ходатайством о большой пластинке Высоцкого меня вызвал В.Ф. Шауро, зав. отделом культуры ЦК той самой партии, аббревиатуру которой не могла без смущения выговорить Марина Влади. По ходу долгой изнурительной беседы он решил передохнуть и, к моему изумлению, поставил песню Высоцкого: “У братских могил нет заплаканных вдов — Сюда ходят люди покрепче. На братских могилах не ставят крестов… Но разве от этого легче?!”. Мне даже показалось, что глаза собеседника увлажнились. Или это он хотел показать, что в глубине души тоже знает цену Высоцкому. И я обрадовался:
— Вот и выпустите наконец большую, настоящую пластинку. Для всех.
Но Шауро вздохнул и посуровел:
- “Я волком бы выгрыз бюрократизм” — лучше Маяковского не скажешь. Но не сразу Москва строилась. Надо проявлять выдержку и Высоцкому, и вам, — и возобновилась усыпляющая проповедь не спешить и советоваться, чтобы избежать необдуманных шагов»**.
Позднее Евтушенко так описал свою встречу с Шауро: «Он мне говорит: “Вы думаете, что я враг Высоцкого? Да что вы, Евгений Александрович!”. Он принес какой-то маленький плеер, поставил мне песню Высоцкого. У него выступили на глазах слезы. И он сказал: “Вот видите, как мне нравится! Но, Евгений Александрович, еще не дозрел наш народ до этого”. Я знаете, когда ушел от него? Я пришел к нему утром в 9 часов и ушел в 9 вечера. Мы сидели, разговаривали, оба голодали. — Не уговорили вы его, что дозрел народ до Высоцкого? — Нет» [3129] [3130] [3131] [3132].
