Тринадцать полнолуний - Рок Эра (чтение книг TXT) 📗
За весь рассказ Генри первый раз повернулся к Юлиану. Доктор, уставившись в одну точку перед собой, не видел взгляда Генри. Глаза Юлиана были широко распахнуты и в них отражался огонь камина. Не говоря ни слова, доктор посмотрел на ученика и развёл руками.
— Вот и я не мог представит его до сегодняшней ночи, — Генри опять повернулся к камину и продолжал, — но теперь я не забуду его, возможно, никогда. Я стоял и смотрел вниз до тех пор, пока не почувствовал спиной, что та масса людей, от которой я так стремительно оторвался, уже близко. От неё не исходила агрессия и я почувствовал, что хочу опять слится с ней, быть частью этого целого. Отголоских смешанных эмоций, которые я испытал в самом начале, стали опять проявлять себя и я испугался. Но испугался не обычным человеческим страхом, а каким-то особенным, невероятным по объёму, содержанию и качеству. Что самое странное, мне расхотелось сливаться с людской массой. Но идти вперёд, я тоже не мог, потому что продолжения моста не было видно. Я метался по краю, не видя выхода из этого положения. Разрывалась на части моя душа, помоему, она вообще хотела вырваться из тела и умчаться ввысь, в небо, которое лишь угадывалось по памяти земной жизни. Поняв её волнение, я повернулся и двинулся навстречу приближающейся массе людей, но, к своему ужасу, заметил, что и в том направлении мост так же исчез. До того противоположного края можно было допрыгнуть, но, удивительно, совсем не хотелось делать этого. Что-то, какое-то незнакомое чувство заставило меня оглянуться назад, где был провал с безысходностью. Там, от самого края, прячась за дымкой, появившейся ниоткуда, появилась тонкая досточка. Она была мерцающее-призрачная, едва видимая, похожая скорее на плотный сгусток серебристого света, чем на твёрдую, хотя и шаткую переправу. Забрезжила надежда — это путь на ту сторону. Я был уверен, что смогу пройти по этому лучу к невидимому продолжению моста. Мне стало радостно, чувствовал, это именно то, что мне нужно. Словно осуществиться моя давняя мечта — узнать что там, за далью, скрытой расстоянием моста, которая манила меня так, что спирало дыхание и сердце было готово вырваться из груди от переполнявшего его счастья. И я бросился к этой мечте, на душе было легко, как никогда. Но не потому, что меня ничего не волновало, а потому, что после всего пережитого, тех смешанных эмоций, что были в начале пути, наступила тишина, в которой было ощущение великого покоя. Я так и не понял, что произошло за доли секунды. Луч был, вот он, я прекрасно его видел. Можно сказать, он звал меня, звал, не как живое существо, а как энергетическое начало начал. Своим, хотя и мерцающеепризрачной, но всё-таки, убедительным существованием, он предлагал мне идти по нему. Начал мерцать ярче, слившись в цельный поток света. Нужно было сделать один маленький прыжок, скорее широкий шаг. И я шагнул, шагнул уверенно, без страха и сомнений, чётко видя луч перед собой. Одна нога почти вступила на него, мне даже показалось, что я ощутил его плотность. Но не знаю, совершенно не понимаю, что случилось. Я не мог промахнуться, не мог не рассчитать расстояние. Да, скорее всего, так и было, я не ошибся и тем неменее. Но дальше произошло что-то странное, я не поверил этому лучу, засомневался в его искренности. Словно услышав, почувствовав мои сомнения, он поблек, но был всё-таки виден. Но ещё более удивительным было то, что совсем близко от него появился другой луч, какой-то более основательный, более надёжный зрительно. Во мне назрело непреодолимое желание перебраться на ту сторону, меня словно магнитом тянуло в ту даль, которая находилась в конце моста. И я сделал шаг на тот луч, который появился позже и казался таким надёжным. Мне удалось сделать всего несколько шагов и я упал, сорвался с этого твёрдого, основательного луча, в котором был абсолютно уверен. Я полетел вниз, стремительно, до боли в лёгких от нехватки воздуха. Сердце билось где-то в горле, возле основания языка, перекрывая горло, не давая вздохнуть. Падение казалось бесконечным, наверно, за такое время можно приодолеть огромное расстояние, я даже закрыл глаза, надеясь, что так будет проще, не так страшно. Я даже представил, как разобьюсь там, внизу, в бездне, которая теперь засасывала меня. Но этого не произошло, падение прекратилось и сразу наступило полное безразличие. Я не знал, жив или нет, есть ли продолжение падению или всё кончилось. Полная прострация и равнодушие. Не было ни мыслей, ни сожалений, ни отчаяния. Пусто-та. Я открыл глаза просто по привычке, потому что веки сами открылись по причине, известной только им, по какой-то внутренней памяти. Каково было моё удивление, когда оказалось я не провалился в преисподнюю, не пробил земной шар насквозь, а был всего в нескольких метрах под тем местом, откуда сорвался. Ещё более удивительным, скорее поразительным было то, что я видел весь мост, словно он был стеклянным. Я видел, что масса людей так же идёт по нему, и нет никакого провала, разлома полотна моста, словно разлом был сделан только для меня. И тут на меня навалилось такое отчаяние, обида за свою ошибку, что хотелось завыть, как зверю. И я начал ползти, потом вскачил на ноги и стал карабкаться по какой-то отвесной земляной стене, подпирающей мост. Земля осыпалась под руками, я скатывался и опять карабкался. Но злость на самого себя была моим двигателем, моим сподвижником и я вскарабкался к мосту, вступил на него. Но не в том месте, откуда упал, в где-то в середине людского потока, возможно, даже в самом начале, незнаю. Только опять монотонное шарканье миллионов пар ног стало отдаваться во мне эхом. Учитель, как вы думаете, когда я совершу ошибку, сделаю неправильный выбор? А впрочем, можете не отвечать.
Генри повернулся и посмотрел на Юлиана. Доктор молчал, на его лице отражались душевная борьба и глубокая печаль. «Боюсь, мой мальчик, слишком поздно, хотя я смею надеятся на лучший исход» подумал Юлиан и только хотел открыть рот, чтобы ответить, но Генри встал и, присев на корточки, взял руки доктора в свои и заглянул тому в глаза.
— Не подбирайте слова, мой добрый старый друг, не мучайтесь, — Генри сжал руки Юлиана и улыбнулся, — глупо думать о конце, если он всё равно неизбежен. Надо жить каждый день так, как-будто он последний и завтра уже не будет.
Шорох женского платья показался невероятно громким, мужчины повернулись к дверям. В кабинет вошла Виола, она была необычайно хороша сегодня, но не только великолепное платье и прекрасно уложенные волосы придавали её облику очарование. Любая женщина с обычными чертами лица становится просто богиней красоты, когда она счастлива. А что говорить о тех, кому господь дал обаяние от природы? Счастливые глаза женщины говорят сами за себя. Генри смотрел на жену с нежностью и любовью, пытаясь скрыть тоску в своих глазах. Он не мог себе позволить омрачить её восторженнорадостное настроение и попытался улыбнуться как можно веселее.
— Ты великолепна, — Генри подошёл и поцеловал жене руку, — я готов. Юлиан, поедемте с нами, сегодня знаменательный день в моей жизни и я хочу, что бы в это день рядом со мной были самые близкие люди.
Юлиан, поднимаясь с кресла, чувствовал, ноги будто свинцом налились. «Это конец, я прекрасно всё понимаю. Но когда? Когда ждать удара?! Что предпринять?! Господи, никаких предчувствий, даже намёка нет!! Я в ужасе!» разрывался мозг Юлиана. Сгорбившись, словно древний старик, он смотрел на Генри и Виолу, таких счастливых, прекрасных и едва сдерживал звериный стон отчаяния, готовый вырваться изнутри.
— Поедемте, карета уже готова, — Виола лучезарно улыбалась и с любовью смотрела на обоих, — сегодня такой чудесный день, Генри будут вручать орден, ведь он самый настоящий герой и заслуживает награды. Мой герой. — Любимая, самая главная награда для меня — это то счастье, которое я испытал в этой жизни, благодаря тебе, — Генри поцеловал Виолу в щёку, трепетно, нежно.
Юлиан боялся потерять сознание, так ему стало плохо. Перед глазами поплыли круги, ноги перестали слушаться, сердце билось где-то в горле. Прикрыв глаза, он сделал глубокий вздох и, хватаясь руками за воздух, начал падать навзничь. Генри бросился к нему, подхватил, усадил в кресло.
