Тринадцать полнолуний - Рок Эра (чтение книг TXT) 📗
— Я буду с тобой, чтобы не случилось. Ведь мы подруги, самые лучшие подруги, правда?
Виола посмотрела Камилле в глаза и закивала головой:
— Спасибо тебе.
Вот и тогда, когда Виола ушла в дом Генри, из всех светских девиц одна Камилла навещала её. А когда начались роды, она не отходила от роженицы, стараясь всячески приободрить ту.
— Посмотри, какой он крошечный, — ахала Камилла, — какая прелесть! Он чудо, просто чудо! Как прекрасно, боже, я тоже хочу такого малыша.
— Ну, в чём же дело? Ведь тебе проще, вы поженились со Станиславом и, кажется, живёте душа в душу. Видимо, слова Виолы застали подругу врасплох. Камилла смутилась, потом засуетилась, пряча от подруги глаза, в которых собирались слёзы. Давняя исповедь Виолы открыла шлюзы изболевшейся души Камиллы и она, сев на край кровати подруги, теребя кружевной платок, тихо сказала:
— Это только кажется, вот именно, только кажется. Боюсь, наш брак был ошибкой. Скорее всего, мы не любили друг друга никогда, это была просто симпатия.
— Боже мой, дорогая, ты не ошибаешься? — Виола присела на кровати и взяла подругу за руку, — что происходит? Почему ты пришла к такому выводу.
Камилла смахнула слезу, улыбнулась и, пожав руку Виолы, постаралась придать своему голосу бодрости:
— Не обращай внимания, возможно, я действительно ошибаюсь и всё не так уж плохо. Давай лучше поговорим о тебе, я слышала, Генри вот-вот вернётся.
Виола посмотрела на подругу и, стыдясь своей радости, смущённо ответила:
— Да, мы получили известие, их корабль уже на подходе.
— Я так рада за тебя, так рада, ты заслужила своё счастье, — Камилла поцеловала подругу в щёку, — мне пора, я и так засиделась неприлично долго, тебе надо отдохнуть и восстановить силы. Ты должна быть самой обаятельной.
Держа в руках приглашение на церемонию вручения наград за отвагу, проявленную в Индии, которое состоиться в доме отца Камиллы, Виола вспомнила тот разговор. Камилла больше не поднимала эту тему и Виола надеялась, что у подруги всё наладилось. На фоне собственной счастливой жизни, ей хотелось чтобы и все были счастливы. Она любит и любима самым лучшим мужчиной в мире, ребёнок, этот чудный малыш, маленькое солнышко. Ему всего девять месяцев, а он уже топает своими крохотными ножками, что-то лопочет. Он не ползал, а сразу стал делать первые шаги, держась за края своей кроватки. Улыбался, показывая два первых зубика. Узнавал всех домочатцев и родственников, тянул ручки ко всем, без разбора и куксился, когда его не брали на руки. Генри души нечаял в малыше и старался чаще бывать с ним. Юлиан, улучив свободную от работы минутку, тоже спешил к крестнику и нянчился с ним, как настоящий любящий дедушка. Ребёнок отвечал всем взаимностью, пытался выговорить их имена. Всё было замечательно, что ещё можно желать, рядом любимый, чудный ребёнок, мать стала относиться к ней с теплотой, хотя и держала на расстоянии. Но предпосылки того, что скоро её сердце оттает целиком, уже проявлялись. А что касается отца, так тот вообще ни разу не затронул тему безрассудства и приличий. Он просто обожал внука и к молодым супругам Яровским относился с отеческой любовью.
Светское общество, в котором поступок Виолы был темой для обсуждения долгое время, теперь, наперебой, старались затащить чету Яровских к себе. Виола, сначала долго смущалась, была похожа на робкую птичку, краснела при каждом взгляде, обращённом в её сторону. Но потом, приобрела уверенность, распрямила спину, будто расправила поникшие крылья и была готова взлететь высоко в небо, чтобы петь о своей любви. Злые языки устали обсуждать эту пару и теперь Виоле нравилось появлятся в обществе со своим красавцеммужем.
И вот сейчас, это приглашение на церемонию, выписанное на чету Яровских, пришлось кстати. Семейная суматоха не давала ей возможности пообщаться с Камиллой, да и та что-то редко показывалась у неё. «Вот и поболтаем» думала Виола, примеряя новое, сшитое как раз недавно, платье. Роды нисколько не испоритили её фигурку, она была всё такой же стройной. Разглядывая себя в зеркале, она осталась довольна.
В гостиной сидели Генри и Юлиан. Доктор заглянул на минутку, перекинуться со своим учеником несколькими научными наблюдениями и понянчится с крестником. Генри сообщил ему о приглашении. Услышав, что праздик назначен на следующей недели, Юлиан вдруг нахмурился:
— Как жаль, а я хотел пригласить вас к себе, чтобы показать интересный научный опыт. Как раз к этому дню в растворе, приготовленным мною, закончится реакция и в запасе останется только 6 часов для его использования. По истечении этого срока он придёт в негодность и тогда придётся готовить его снова. Значит, следующий опыт можно будет провести только через три месяца.
— Дорогой Юлиан, я очень сожалею, но для Виолы это так важно, вы же знаете, что она пережила, пока была одна в этом жестоком мире. Наша любовь была нашим преступлением, а теперь она стала нашим подвигом, — Генри улыбнулся и пожал доктору руку.
— Да-да, конечно, как я вас понимаю, — Юлиан покачал головой, — но, голубчик, тогда хочу предложить следующее. Вы получите награду и отправитесь ко мне, что вам эти танцульки, разве столь важно покрутится под музыку. Я уверяю, мой научный опыт поразит вас больше, чем любезности и слащавые речи тех, кто совсем недавно поливал вас грязью.
— Что с того, я не осуждаю их, — Генри улыбнулся, — они не могут быть нам судьями, кто знает, что они скрывают в своих душах. Но моя милая девочка просто светится, когда ей говорят о том, как она прекрасно выглядит. Она должна отдыхать, что поделаешь, мы родились в то время, когда приёмы и балы — единственно развлечение и способ общения с другими.
— Но вы-то? Вы мужчина, офицер, — внутреннее напряжение слышалось в голосе Юлиана.
— Дорогой мой учитель, ну, не обижайтесь, не сердитесь на меня, — Генри протянул Юлиану бокал с вином, и снизил голос до шопота, — прошу вас, я очень уважаю ваш труд, хотя так мало понимаю в науке вообще. Не сомневаюсь, это весьма увлекательно. Хочу признаться, я обожаю танцевать с Виолой, там будет много моих сокурсников, хотелось бы услышать, что произошло с ними после окончания училища. Слышал, что многие из них тоже заслужили награды, но где и как? После выпуска судьба раскидала нас в разные стороны света. Представляете, мы все ещё так молоды, а уже отличились перед отечеством. Награды даются неспроста. Вот скажите мне, учитель, почему теперь такие молодые получают их за доблесть, проявленную в боях. Неужели войн стало больше или раньше награждали меньше?
Юлиан смотрел на своего ученика и первый раз не знал, что ему ответить. Действительно, хотя и раньше войны вспыхивали то тут, то там, но это касалось других. Какие-то другие государства втягивались в эти битвы, но мир действительно изменился, теперь все хотят занять главное место и ведут борьбу за это.
— О, мой милый мальчик, это так, — Юлиан покачал головой, — а если бы вы только могли увидеть, что будет твориться в будущем, это просто страшно. Мальчики, молоденькие мальчики будут носить столько наград, сколько нынешним генералам и не снилось. А сколько мальчиков погибнет из-за чьей-то глупости, чьей-то алчной и жестокости, бездарного полководчества. Страшно, страшно.
Генри видел, как погруснели глаза Юлиана, как он опустил плечи и словно состралися.
— Ну, вот видите, вы расстроили меня, — доктор отпил глоток вина.
— Простите, вот я и хочу собраться с друзьями и обсудить, что происходит с миром. Мы должны объедениться и начать менять всё наше общество, чтобы не было этих глупых смертей.
— Друг мой, начните с себя, — Юлиан сбросил с лица печальную маску и оно опять стало сердито-встревоженным, — поберегите себя в первую очередь.
— Но ведь я не могу закрыться в четырёх стенах и прятаться от всего мира! Если вы что-то знаете, значит скажите мне прямо. Тот, кто видит зло и молчит, становиться его соучастником.
— Ну, хорошо, — начал Юлиан после небольшой паузы, — если я скажу, что зло снова начинает атаку и вам не следует испытывать судьбу, это даст вам повод для размышления? — Конечно, но нельзя же жить под вечным гнётом этих мыслей? — Генри был раздосадован недомолвками доктора, — если я стану прятаться от них, они подумают, что я их боюсь. Но я не хочу, не желаю их бояться, пусть они обходят меня стороной. Ведь точка ещё не поставлена, скорее наоборот, я только начал писать книгу своей судьбы.
