Тринадцать полнолуний - Рок Эра (чтение книг TXT) 📗
— О, создатель, ну, так не ошибитесь в самой первой главе, — взмолился Юлиан, — послушайтесь тех, кто уже написал целые тома!
— Первый раз за всю свою жизнь я не понимаю вас, — Генри встал и заходил по комнате, — объясните наконец, что вас тревожит.
Юлиан, тряхнул головой, сцепил руки в замок, он толком не знал, но смутные подозрения копошились в его душе уже несколько дней. «Как сказать ему, ведь я почти расшифровал написанное в книге Шалтира, осталось всего чуть-чуть и я буду знать финал».
— Я очень волнуюсь, мой мальчик, моё предчувствие не даёт спать спокойно. Я не знаю ни даты, ни места, но волнение моей души таково — тучи сгустились.
Генри подошёл к окну, молчал, обдумывая слова учителя. Потом вернулся к камину, сел в кресло и заговорил:
— Говорят, в мире нет силы, которая может разжать железную хватку смерти с горла человека, дорогой учитель. Но мы-то с вами знаем, такая сила есть. Нам дано право обратиться к ней за помощью, а вот захочет ли она нам помогать, это другой вопрос. На всё, что происходит в мире, есть свои причины, которые неведомы нам. Возможно, и сейчас имеется определённая причина и я хотел бы выяснить её. В каком бы положении или ситуации мы не находились, самое главное, чтобы нас не покидала надежда. Мы не выбираем, где нам родиться, но мы можем выбрать где нам жить и умереть.
— Человек самоотверженно отдаётся двум страстям — глупости и любопытству, но ведь это обычные люди, а вы должны обдумывать каждый свой шаг. Когда человек, испытавший или хотя бы успевший повидать много горя в жизни, перестаёт бояться — на языке судьбы это называется «плохое бесстрашие» и во многих случаях такая жизнь прерывается. Вы даже не успели и толику того, что может выпасть на долю человека, а уже пытаетесь стать глупо бесстрашным.
— Вот я и подумал, закрыв себя защитной стеной, я никогда не узнаю, что за ней. Всё плохое принято называть судьбой, а всё хорошее — удачей. Давайте, мой добрый друг, призовём энергию удачи и покончим со страхами перед неизвестным. Я верю, неизбежное можно отвести, если не будешь его панически боятся.
Юлиан смотрел на своего ученика, который открылся сегодня с новой стороны. «Он так уверен в своих силах. Может, он прав, а я всё ещё считаю его желторотым юнцом? Кто знает, что созрело в его голове за это время».
Вошедшая Виола застала дорогих её сердцу мужчин в странном молчании. Она не слышала их разговора, но поняла, что он не был обычным для них. Видимо, они говорили о чём-то очень важном и вряд ли сошлись во мнениях, что тем более было странным. «Они всегда оставались довольными от своих бесед. Что же произошло сегодня?» удивилась Виола.
— Господа, я хочу пригласить вас к столу, обед накрыт, — тихо сказала она.
Юлиан, очнувшись от своих мыслей, стал что-то невнятно говорить о том, что ему-де некогда, много важных дел и откланялся, чем очень удивил Виолу. Доктор любил обедать у них, ведь кухарка дома Яровских готовила обеды лучше, чем во многих, известных своими изысканными кухнями, домах города. На том и расстались. Юлиан отправился домой, лелея надежду, что успеет расшифровать писание, как можно быстрее и вовремя. А Генри, сказав супруге что придёт через минуту, остался один, со своими мыслями. Видя тревогу в глазах Юлиана, он так и не решился рассказать учителю о сне, приснившимся ему накануне. Сначала он хотел разобраться сам, что за странное видение посетило его этой ночью.
Юлиан приехал в дом Генри за час до церемонии. Он был в страшном сметении, так и не удалось расшифровать ни одной главы из книги Шалтира. Словно заколдованные, строки не поддавались. Юлиан метался по своему кабинету из угла в угол и взывал ко всем святым, орал в небо, грозя кулаками этому бесчувственному космосу: «ну пощадите меня! Неужели я заслужил такое горе?! Мне плевать на мой статус, ради чего я буду жить дальше? Ведь я чувствую беду, чувствую, как дикий зверь и не могу найти спасения! За что? Почему вы так холодно жестоки?!». Но Вселенная молчала, став ещё более далёкой и безучастной к страданиям старого учёного. Не сомкнув глаз ни на минуту в эту ночь, измученный, он отправился к своему ученику, в надежде, может провидение дало знак хотя бы ему.
— Месье Генри в своём кабинете, — сообщил ему дворецкий, принимая плащ доктора.
Полутёмный кабинет, освещённый лишь пламенем камина, скрывал Генри, сидящего в кресле. Юлиан тихо подошёл к нему и заглянул через спинку. Лицо Генри, на которое падал отблеск тлеющих углей, было бледным, как никогда.
— Мальчик мой, вы нездоровы? — Юлиан поразился необычайной бледности и слезящимся глазам своего ученика, — что с вами?
Генри не отвечал. Он, не мигая смотрел на угли и, казалось, не слышал никого. Юлиан тихо сел в соседнее кресло, чувствуя, как ослабели его ноги. Его действия всколыхнули воздух и, подёрнувшиеся пеплом, угли вспыхнули чуть ярче, что вывело Генри из странного оцепенения. Он повернулся, встретился с доктором глазами и опять отвёл взгляд, уставившись на язычки пламени.
— Смотрите, дорогой дядя Юлиан, всего несколько минут назад здесь были чудесные сухие дрова, они так приятно пахли, — голос Генри был глухим и тихим, — а когда-то, эти дрова были великолепными деревьями, полными жизненных соков. Своими вершинами они уходили в небо, стараясь достать до облаков. Рождали ветки и листья весной, сбрасывали их осенью и засыпали зимой. Думаю, им казалось, ничто не может изменить ход их жизни. Но так не бывает. Холодное железо в руках обычного человека. Он был для них просто соседом под общей небесной крышей, а теперь, несколькими взмахами бесчувственного металла разрушил их бытие. И вот, эти величавые исполины уже превратились в кучку пепла, которое завтра развеет ветер. Короток век всех живущих, но так ли это страшно?
Юлиан молчал, его поразила последняя фраза Генри. «Я был прав? Ему дали знак?» спрашивал себя доктор.
— Молодой человек, вы пугаете меня таким мрачным настроением, что произошло?
— Я видел странный сон, но мне кажется, я не спал, — Генри говорил, не отрывая взгляда от камина, — огромный каменный мост, уходящий за линию горизонта. Нескончаемый поток людей, словно полноводная река по руслу, тёк по этому мосту туда, вдаль. Я был среди них, был составляющей каплей этого потока. Черты лиц людей были размытыми, но разность в возрасте угадывалась. Я чувствовал под ногами твердь моста, чувствовал энергию, исходящую от людей и ощущал себя единым целым с этой массой. Вы представляете, абсолютное безмолвие, только звук шагов, монотонное шарканье миллионов ног отдавалось во мне, в каждой частичке моего тела. Самое странное, у меня полностью отсутствовали всякие эмоции, но это было только несколько мгновений. И тут началось, на меня обрушился шквал человеческих страстей, я стал чувствовать одновременно всё: любовь и ненависть, физическую и душевную боль, страх и бесшабашную отвагу, злобу и трепетную нежность, отчаяние и великое счастье. Я был готов заорать, заплакать, засмеяться. Эти чувства теснились во мне, готовые разорвать плоть на множество мельчайших частей. Ещё чуть-чуть и меня просто нестанет. Но вдруг, даже сам не заметил, как оказался впереди, я не прибавлял шаг, тем более, не толкался плечами, чтобы вырваться из людского скопища. И тем неменее, очутился далеко от всех. Во мне всё успокоилось, я стал чудовищно безразличным ко всему. Я шёл, шёл один по широченному мосту и не знал, когда дойду до его конца. Но так же я незнал, нужно ли мне идти в эту даль. Я просто шёл без рассуждений и раздумий, но как ни странно, не чувствовал себя одиноким. А потом, я устал от этого бессмысленного равномерного движения и побежал. В ушах засвистел ветер, в котором слышались голоса, даже обрывки фраз, но смысл слов я не мог уловить из-за сумашедшей скорости, которую набрал. И тут, мост кончился. Вернее не мост, а его безупречно ровное полотно. Прямо по середине, под моими ногами появился зияющий провал. Мгновение отделяло меня от падения в него. Лишь чудом я задержался на самом краю разлома. И хотя он не был бездонным, но дохнул на меня безысходностью. Вы можете представить, как пахнет безысходность?
